Noir
Шрифт:
Если бы это не случилось нынче ночью, то на моей карьере в «Континентале» можно ставить жирный крест. Об этом позаботится если не Сенешаль, точивший на меня зуб после провала с ажаном, так мадам-дипломат уж точно. Сторонний специалист, проваливший дело с треском, оскорбивший ветерана войны, — тут и убийством Дюрана запретят заниматься. И не то чтобы все мои недруги были совсем неправы.
До сих пор стыдно за кавалерийский наскок на ажана с обожжёнными руками. Ведь можно было всё проделать тоньше и, главное, умнее — предложить ему закурить, и поинтересоваться, зачем носит перчатки. Тут бы всё само собой и вскрылось, но я поддался охотничьему азарту и ринулся
Часовой нашёлся на своём посту — он лежал на пороге особняка. Левая сторона головы его почернела от крови. Удар в висок, такой же, каким прикончили шофёра первого секретаря и едва не отправили на тот свет его самого. Астриец снова подпустил убийцу смертельно близко. Если в случае с автомобилем всё понятно, злоумышленник просто выскочил из ближайшей подворотни, то почему часовой совершил столь чудовищную оплошность, которая стоила ему жизни, я не понимал. Это только подтверждало мою версию с ажаном, но, выходит, я ошибался насчёт его личности. Что ж, скоро проверю.
Двери особняка не были заперты, а в просторной прихожей обнаружился ещё один покойник — личный слуга военного атташе лежал на лестнице лицом вниз. По ковровой дорожке растекалось чёрное в ночной тьме пятно крови. Злоумышленник в прямом смысле шёл по трупам. Он не особо скрывал своё присутствие, довольно громко шуруя на втором этаже, в спальне атташе. Стараясь не шуметь, я поднялся по лестнице, обойдя мёртвого слугу. На ходу вынул из кобуры пистолет и для верности взвёл курок. Автоматический пистолет «Мастерссон-Нолт» четвёртой модели выстрелил бы и без этого, однако на фронте я привык доверять только оружию с взведённым курком. Так мне спокойнее.
Дверь в спальню оказалась приоткрыта, злоумышленник явно никого не опасался, из щели в коридор падала длинная полоса света. Шторы на окнах в комнате достаточно плотные, чтобы свет просочился на улицу, так что убийца орудовал, включив электрическое освещение. Я подошёл к двери, осторожно отворил её — створка скользнула на отлично смазанных петлях, и шагнул в спальню покойного военного атташе. У злополучного комода сидел на полу ажан, отвечавший за этот квартал, сменивший форму на поношенный костюм в синюю полоску. Он быстрыми, экономными движениями сгребал весело позвякивающие золотом мешочки в большую сумку.
— Не переутомился, флик? — усмехнулся я. — Может, помочь?
Ажан вскинулся, глянул на меня волком. Однако не растерялся при виде нацеленного на него пистолета. Он отпустил ворот мешка, медленно поднялся, опуская руки и освобождая намотанную вокруг правой ладони цепочку со свинцовым грузилом. Вот чем он убивал — неприятное оружие, вроде небольшое, в рукаве спрятать можно, а грузик легко раскалывает самые крепкие черепа. Иные умельцы на фронте даже каски пробивали такими. В ближнем же бою цепь даёт возможность придушить врага и перехватить его руку со штыком или тесаком.
— Не шали, приятель, — покачал головой я. — Брось цепочку, руки за голову и на колени. Или я прострелю тебе правую руку, а потом обе ноги, чтобы никуда не делся, пока я по телефону жандармов вызову.
И тут я снова просчитался, хотя всё было у меня перед глазами. Слишком уверено чувствовал себя особняке ажан, слишком нарочито медленно встал и привлёк к себе всё моё внимание. Ошибку я осознал, лишь когда горло моё захлестнула удавка с узлами, уверенно расположившимися справа и слева от кадыка. Я инстинктивно дёрнул левой рукой, пытаясь
Ажан не стал рисковать бить меня в висок свинчаткой — велика была опасность задеть стоявшего прямо за моей спиной сообщника. Он сунул левую руку в карман пиджака, вытащил литой кастет и быстро приладил его на пальцы правой. Этого времени мне хватило, чтобы немного прийти в себя и начать действовать.
Я оттолкнулся ногами от пола, всем весом навалившись на сообщника ажана. Тот попятился назад, давление удавки ослабло, и в лёгкие мои тонкой струйкой потёк воздух. Но я не стал зацикливаться на этом, а изо всех сил врезал левым локтем в бок душившему меня ублюдку. В ответ не без удовлетворения услышал глубокий вдох и стон боли. И тут на меня налетел ажан, целя кастетом в лицо. Я дёрнулся в сторону, увлекая за собой не успевшего опомниться сообщника убийцы, и мы оба завалились на ковёр. Сообщник снова застонал, когда я обрушился на него всем телом, удавка соскользнула с моего горла. Ажан ринулся на меня, пытаясь ударить, но я скатился с его сообщника и от души пнул убийцу в колено. Он скривился от боли, однако сразу ответил ударом ноги. Целил в пах, но я успел закрыться бедром. Убийца попытался снова врезать мне, я улучил момент, когда он занёс ногу для удара, и просто толкнул его в опорную. Ажан не удержал равновесие и как подкошенный рухнул на ковёр. Я же, не поднимаясь, рванулся к лежавшему у двери в спальню покойного атташе пистолету.
Пальцы левой руки сомкнулись на знакомой рукоятке, однако снова вмешался сообщник убийцы. На мою ладонь опустился каблук, вдавливая её в пол. Я застонал от боли и поднял взгляд. Так я впервые увидел сообщника ажана — им оказалась женщина со спокойным лицом и ледяным взглядом. Та самая, кто с ненавистью смотрел на особняк астрийского атташе. Та, из-за кого я спрашивал повара и слугу о дамочках, до которых, как оказалось, дипломат был весьма охоч. Та, кого я выкинул из головы после неудачи с одним из ажанов. В эту секунду у меня в голове всё сложилось воедино.
Она открыла дверь ажану среди ночи, не привлекая внимания. Она проводила его в спальню атташе. Вместе они связали астрийца и выпытывали из него секрет ключа от комода. Этим утром ажан подслушивал нас под дверью, и вместе с любопытным приятелем, которого, может быть, и сам пригласил для отвода глаз, услышал о том, у кого хранится ключ. А ночью часовой подпустил к себе женщину на такое расстояние, на какое никогда не подпустил бы мужчину. Несмотря на войну и мстящих вдов, мы, мужчины, до сих пор считаем женщин слабым полом и позволяем себе расслабиться в их присутствии. К концу украшенной узлами удавки, которую держала сообщница убийцы, крепился такой же кусок свинца, как на цепочке ажана. Именно она прикончила часового, не ожидавшего такого подвоха. Ажану, тем более в штатском, тот бы никогда не позволил подойти на расстояние удара.
Я перекатился на спину, чтобы видеть обоих врагов. Ажан поднимался на ноги, заметно кривясь от боли. Всё-таки дважды получить по ним — не самое приятное дело. Его сообщница стояла надо мной, намеренно вдавливая каблук в мою руку, чтобы причинить боль. Она смотрела на меня не как на человека — так смотрит мясник на ещё живую свинью, которую надо разделать. Часто, очень часто мне довелось видеть такие глаза на фронте.
— Кончай его, — велела ажану женщина, — а после собирай золото — и валим.