Нокаут
Шрифт:
Толстяк вместо ответа протянул компаньону стакан.
— Выпьем, — предложил он. — За успех предприятия.
Чокнулись. Крякнули. Закусили. Повторили.
Винокуров погладил каштановые, отливающие бронзой волосы и, чуть прищурив заблестевшие глаза, объявил:
— Урок первый. Метод. Мой метод прост, как умывальник. Все дело в том, как пользоваться им… я имею в виду не умывальник, а метод. Нужен талант. Гениальный художник и мазила — оба пишут кистью…
Прежде всего, студент, учитесь изучать людей, находить в их характере все нужное… всякие там пережитки прошлого в сознании, обывательщину и прочее. Чрезмерная доброта, доверчивость, трусость, амбиция, заносчивость — все пригодится. Главное, — незаметно,
Начальник штаба побагровел и промычал нечто невнятное.
— Вот видите, — продолжал Винокуров, жуя куриное крылышко. — Я питаю к вам сыновьи чувства, хочу обеспечить старость, хотя (не скрою), не будь вы мне необходимы, наше совместное путешествие вряд ли бы имело место… Однако мы отвлеклись. На свете немало дураков, мой вечный студиоз, утверждающих, будто в стране социализма люди недоверчивы, подозрительны и скрытны. Чушь это! Люди добрые, общительные, хорошие, деликатные, с широкой, нараспашку душой. Всякие там холеные французы, итальянцы и прочие европейцы с их внешней воспитанностью и в подметки не годится иному грубияну и матерщиннику. Плохо, конечно, что он любит «загнуть многоэтажие». Но, в сущности, человек этот — хороший человек, душу отдаст за друга, товарища, а то и вовсе незнакомого. Это вам не прилизанный субъект с титулом и званьем, который даже яду не может подсыпать без извинения.
Душевные здесь люди. А вы, гражданин студиоз, и пользуйтесь моментом. Зазевался товарищ, ослабил бдительность — лезьте в душу. Глубже, глубже. С одним сорвется дело, с другим. А там, глядишь, появился успех.
Винокуров, чуть захмелевший, стиснул кулак и блеснул, будто ножом полоснул, холодными своими глазами на Льва Яковлевича. По спине Сопако пробежали мурашки. Он провел неверной рукой по загривку, вытирая испарину. Что-то подсказывало ему: учеба предстоит нелегкая. «Кто он, этот человек? — думал Сопако, со страхом рассматривая коричневые сандалеты Винокурова. — Жуликов на своем веку мне пришлось повидать дай боже. Но этот… спеленал душу, связал по рукам и ногам! Он, пожалуй, кого угодно выкинет в окошко».
И, как бы прочитав трусливые мысли Льва Яковлевича, Винокуров процедил, скривив в улыбке резко очерченные губы:
— Насчет окошка не сомневайтесь. И вообще, нам следует познакомиться поближе. Настает время выпить на брудершафт.
Глава VI. Антиподы ведут беседу
Пожилые, скромно одетые люди пили на террасе утренний кофе. В чистом поднебесье неистовствовали птичьи ватаги. Пряный запах эвкалиптов волновал душу, звал вдаль, туда, где могучими и причудливыми стражами застыли над обрывами глубоких каньонов пирамиды вулканических скал.
Старички, однако, хотя и щурились на солнышко, но не собирались бежать вдаль, резвиться на лужайках. Они вели вполголоса неторопливый разговор.
— Этот парень, наш «Викинг» — подлинный художник, дорогой Энди. Великий мастер моральной, идеологической диверсии. Сотни газет во многих странах нынче трубят о загадочной гибели французского туриста в Советском Союзе.
Старик Дейв полистал альбом с газетными вырезками и начал не без удовольствия цитировать:
«Лучше бы Коти поехал в дебри Африки или попытался разобрать атомную бомбу!..»
Гм, броский заголовок.
«…Как заявил представитель государственного департамента, трагическая кончина французского туриста Пьера Коти является наглядным доказательством правильности той политики сдержанности, осторожности
«Мадемуазель Луиза Фуше узнала почерк Коти и представила в качестве доказательства одну из записок погибшего, содержание которой, однако, попросила журналистов не предавать огласке. М-ль Фуше осыпала поцелуями письмо покойного, полученное по дипломатическим каналам из Москвы и воскликнула, обливаясь слезами: «О! Это его рука. Его убили! Ведь Пьер так пылок, а письмо написано в очень сдержанных тонах: «Прощайте!» — и все. Его заставили писать. Он был пылок! Так пылок! Это может подтвердить консьержка Жанна Габю».
Дейв отхлебнул кофе и, заглянув вновь в альбом, довольно просиял:
— А вот лучшее, что создано по этому поводу. Всего три строки, но они стоят целого номера. Слушайте, Энди:
«Если бы Коти действительно собирался покончить самоубийством, он, без сомнения, не забыл бы распорядиться своим часовым магазином».
Приятели весело расхохотались.
— «Викинг» — молодчина, — поддержал Энди. — Молод, силен как гризли, находчив, храбр, инициативен. И ко всему — идейный враг коммунистов. Вы знаете, в Венгрии его буквально держали за пиджак. За ним установили наблюдение. Пришлось скрыться в аптеке. Выйти — равносильно самоубийству. Что же делает наш малютка Фрэнк? Он подходит танцующей походкой к провизору и вежливо спрашивает, ковыряя в носу: «Простите, есть у вас телефон-автомат?» — «Нет», — отвечает провизор. «Это неважно, я могу подождать, — заявляет серьезно Фрэнк, — благодарение богу, у меня есть терпение. Давайте поцелуемся!»
Через десять минут он уже выезжал в «скорой помощи» из опасной зоны, а затем, оглушив санитаров, выпрыгнул на полном ходу из машины и скрылся.
— Блестящая предприимчивость — улыбнулся Дейв. — Задаст теперь Стенли хлопот «свободным полетом» нашим подопечным. Это не какой-нибудь безработный скэб [1] или перемещенный слюнтяй. Одеваешь его, учишь, кормишь, поишь, обеспечиваешь техническими средствами, А он перебрался через границу и тут же у первого прохожего расспрашивает, как найти ближайшего милиционера!.. Есть, конечно, и среди них стоящие парни… Да только у многих из них существенный недостаток — тяготеют к уголовщине.
1
Скэб — штрейкбрехер.
Неожиданно Энди прыснул смешком и поперхнулся кофе. Дейв удивленно воззрился на старинного приятеля.
— Не обращайте внимания, — выдохнул Энди, вытирая платком губы. — Просто мне вспомнились строчки, которые, которые… ну, как это: «Если бы Коти действительно собирался покончить самоубийством, он, без сомнения, не забыл бы распорядиться своим часовым магазином». Нет довода убедительней и правдивей. Я лично в этакой ситуации не забыл бы о завещании. А вы, старик Дейв?
На террасе раздался мелкий рассыпчатый хохоток. Пожилые, скромно одетые люди веселились.
— Нам вовсе не до смеха, капитан… Впрочем, сказано действительно здорово. Бьет в цель. Какой собственник не распорядится перед кончиной своим имуществом? Коти этого не сделал. Следовательно, его… Сукин сын, писака!
Ни старик Дейв, ни Энди не отреагировали на эти слова, хотя они несколько диссонировали их веселому настроению и были произнесены вовсе не в порядке поощрения безвестного журналиста. Да и при всем желании Дейв и Энди не могли оценить реплики, брошенной именно в тот момент, когда они рассыпались мелким довольным хохотком.