Ноктулос
Шрифт:
Она вытаскивает из сумки топорик.
Беспокоит её лишь один вопрос: что извергнется из этой мрази, когда она его вскроет, как консервную банку?
– Не боишься?
– спрашивает он.
– И почему же? Ты слепа, дитя? Посмотри на меня. Посмотри и утрать всякую надежду.
Его череп, словно на шарнирах, может по желанию двигаться, меняться и скручиваться в любую сторону.
Рты превращаются в глаза.
Из глаз высовываются чёрные острые языки.
Из каждой расширившейся поры начинают
Редкие волосы превращаются в извивающихся змей, скрюченные руки - в кроваво-алых пауков.
Его лицо расплывается в мерзкой ухмылке, и он сплёвывает на Фреду сгусток сгнившей эктоплазмы.
– А теперь боишься?
– спрашивают её десятки ноющих голосов.
Фреда качает головой и делает неуверенный шаг вперёд; пол вздрагивает и качается под её ногами.
Она погружает топор в его живот.
Дождём проливается коричневая патока.
Крик, достигший звёзд.
Распахиваются десятки круглых жёлтых глаз, и из них льются слёзы - мерзкие лепестки сгнивших цветков, плывущих в наэлектризованном воздухе.
Ослабевший, потерявший жизненные силы Ноктулос отшатывается назад.
– Мне нужно твоё тепло, Фреда, - умоляет он царапающим, сухим голосом.
– Очень нужно. Посмотри на меня. Я так выгляжу, потому что внутри я опустошён, холоден и одинок. Я не рождён. Я пребываю в забвении. И жду, когда же смогу родиться. Мне нужны твои эмоции. Ты моя последняя надежда.
Но Фреде это не интересно.
Ноктулос напоминает ей жалкого, отвратительного, испорченного, упрямого ребёнка.
Она начинает рубить, колоть и рвать.
Он разваливается, как мягкие сгнившие брёвна; сворачивается, как гусеница, пытаясь защитить свое мягкое белое подбрюшье; лопается с визгом, как воздушный шар, извергая чёрный дождь перегноя; взрывается миллионом чёрных спор и пушинок.
Его пузо - кошмарный зоопарк из лязгающих челюстей, распарывающих когтей и изогнутых стальных крюков.
Но вскоре всё это становится лишь воспоминанием.
Он превращается в озеро растёкшейся чёрно-белой жидкости, как в фильмах жанра нуар 50-х годов.
Сладковато-кислой, воняющей и шипящей.
И, наконец, Фреда ощущает порыв тепла, надежды и жара; оболочка Ноктулоса лопается, высвобождая все эмоции и чувства, которые он вытягивал из этого мира.
От наплыва эмоций у Фреды начинает кружиться голова.
Она погружается в поток ощущений.
Как рождение новых звёзд.
Как фейерверки.
Как наступающий вслед за промозглой ночью яркий солнечный день.
Фреда счастлива. Счастлива. Счастлива!
* * *
Кошмар внутри кошмара.
Фреда просыпается и чувствует протыкающие кожу акупунктурные иглы.
Где она? Где? Где?!
Мир белого снега и перьев из подушек.
Слепящий свет.
Кружащийся, закручивающийся.
Неподвижность. Голоса вдалеке.
– Ноктулос, - шепчет она.
– Ноктулос, Ноктулос, Ноктулос...
И тут она понимает: это больница.
Они притащили её сюда после битвы, в которой она спасла всё человечество.
Но почему её руки и ноги удерживают кожаные ремни?
Почему ей не позволяют двигаться?
Она всё понимает: он снова победил.
Её привели сюда.
И здесь её будут удерживать.
А эти иглы... О да, этими иглами они будут лишать её человечности, будут вытягивать её эмоции прямо через внутривенный катетер.
Голоса.
Металлические голоса.
Не человеческие.
Белые фигуры марионеток останавливаются у её кровати.
– Но почему?
– спрашивает один из голосов.
– Почему женщина, выглядящая абсолютно нормальной, станет отправляться в зеркальный лабиринт и кромсать топором двух людей, которых она даже не знает? Какого хрена творится в её голове?!
– Как и в головах всех остальных...
– Но она не выглядит сумасшедшей! Смотри, сейчас, когда она спит, то вообще безобидна и невинна. Да ещё и библиотекарь. Я хочу выяснить, что происходит в её голове.
– Там один мусор и тьма, вот и всё. Просто подожди. Подожди, пока проработаешь здесь столько, сколько я. И увидишь, что за дерьмо наша работа. Давай, помоги её развязать.
– А если она проснётся?
– Не проснётся. Они все спят, по меньшей мере, до следующего утра.
"Да, - думает Фреда, - пусть они думают, что я сплю. Да, да, да..."
– Так, а теперь помоги мне её поднять. М-да, а она тяжелее, чем выглядит.
Откуда-то доносится дикий вопль, эхом отдающийся в угрюмом полумраке.
– Да что там с этим новичком в соседней палате?
– С крикуном? Говорит, что он одержим. Рассказывает, что что-то высасывает его чувства, крадёт их.
– А разве эта девушка не рассказывает то же самое? Что кто-то украл...
– Не обращай внимания. Они все сумасшедшие. Только начнёшь их слушать - и будешь, как и они, везде видеть тайные заговоры.
Фреда резко открывает глаза.
Она жива.
Она мешок извивающихся, жалящих, дерущихся гадюк.
Она погружает свои пальцы в глазницы первого мужчины и тянет, тянет, тянет на себя, пока кость с кожным лоскутом не отрывается.
Да, да, да! Она была права!
Внутри нет ни крови, ни мышц, ни подкожно-жировой клетчатки. Только колёсики, шестерёнки, смазка и провода.
Её пальцы пачкаются в смазке.
Ярко-красной.
А в соседней комнате раздаётся высокий, злобный смех из какой-то чёрной канализационной реальности.