Ноль часов по московскому времени. Новелла I
Шрифт:
О преступлениях в этой сфере я позже еще расскажу.
— При таком папаше, Дима, профессионалы преступного мира ребенка бы пальцем не тронули, более того, наверняка они сейчас его тоже ищут.
— Ты хочешь сказать, мальчика похитила мелкая уголовная шваль?
— Вот именно.
Отталкивал я от себя такой вариант… как самый опасный — не было хуже в то время бросившейся в криминал шпаны. Но и участие криминальных профессионалов, именно в этой связи, могло сработать во вред — убьют, подонки, мальчика при первом испуге. В Москве уже насчитывалось около двух тысяч преступных
Однако, — спросите вы, — как связать такое количество негодяев в народе с его аскетно-идеалистическим типом?
А кто говорил, что тип этот ангелический или сколько-нибудь к тому тяготеющий? Тут только некоторая схожесть образов, но не смыслов, и о них скажем позже.
Я уже нашел в карманах куртки визитку генерала.
…
Голос в трубке назвался с военной четкостью.
Я тоже назвался.
Прозвучало, что генерал рад меня слышать. Ему не всё удобно говорить по телефону, но главное: что курирующий зам. его проинформировал и он вполне согласен с завтрашним планом.
Я, аккуратно подбирая слова, сформулировал примерно так, что других действий предпринимать не надо, поставив ударение на слове «других».
Ответ услышал не сразу… потом голос кашлянул и сообщил, что нет, не следует волноваться, и с появившейся теплотой — что очень на меня лично надеется.
Толку от разговора я не почувствовал никакого, а только неловкость от той пассивной роли, которую завтра буду играть и на которую совсем нет причин как-то надеяться.
Проснулся следующим утром за сорок минут до сигнала будильника, будто от чужого толчка, и уже через несколько секунд понял, почему оно вышло к лучшему.
Сон всплыл, с тягостными от него ощущениями и с физическим в голове дискомфортом.
Будто я, вроде, где-то на местности… Да, сижу в неглубоком рву… а надо мной стоит, наклонившись, Михалыч… но он только лицом Михалыч, а на самом деле — тот генерал… дает мне важное указание: здесь танк скоро пойдет, и если пройдет — какая-то большая всем «крышка», надежда лишь исключительно на меня, чтоб, значит, танк этот поджог… дает мне тяжелую бутылку с горючей смесью… понимаю важность задания всем нутром, только… легко сделалось руке, и не бутылка это, а обычная зажигалка, спросить пытаюсь — как так? а генерал-Михалыч показывает, что, дескать, правильно всё и исчезает… деваться мне некуда, во рву тесно и ничего не видно, я дергаться начинаю — боевое положение находить… вдруг холод по всему телу… и просыпаюсь.
А! одеяло-то я с себя скинул, к встрече с танком приготовляясь.
Фу ты, жлобы из московской мэрии топят плохо, так и простудиться недолго.
Противное ощущение грозящего танка до конца не исчезло.
С ним и с зябкостью в теле, отправился на работу.
И в машине самочувствие не улучшилось, когда отправились
В машине, на этот раз, нашей милицейской.
Поджидая няньку у ворот дома, показательно из нее вышли в форменной одежде.
Если наблюдают, видеть должны — мы действуем мирно и по их плану.
Скоро появилась она.
Девушка правильно одета по холодной погоде — неизвестно, сколько ей по кладбищу гулять: теплый, типа горнолыжного спортивный костюм, кроссовки на толстой подошве; а на нас не очень-то теплые шинели, и нам тоже неизвестно сколько гулять, ее дожидаясь… стоп! Лешка спрашивает о чем-то — и сбил меня в самый момент, когда та непонятная мысль стала понятной, но, как рыба с крючка, скользнула и сорвалась! Досада…
— Что, Леша, что?!
Он удивленно смотрит:
— Ты дверку плохо захлопнул… поехали?
— Поехали.
Девушка на заднем сиденье, мы впереди.
Я сообщаю по рации, что выехали на шоссе.
Лешина задача сейчас — аккуратно вести машину и поглядывать в боковое зеркальце, а главный наблюдатель — я. Очень не исключено, что преступники начнут нас контролировать во время движения, поэтому надо смотреть назад в зеркальце, и если какое-то авто начнет навязчиво там торчать, сообщить его признаки.
От поворота на шоссе до окружной, могу поручиться, нас точно «не ведут», Леша едет чуть тише общего потока, и сзади просто невозможно «висеть» незаметно.
Уже собираюсь доложить по рации, что всё в норме, но вдруг слышу торопливый голос Михалыча: «Внимание, всем, внимание…» — дальше прозвучали кодовые слова, сообщавшие, что «кавказ» тоже выехал на шоссе. Леша вздрагивает… и таким же способом узнаем про двух человек в их машине.
Леша бросает многозначительный взгляд, но обсуждать мы не можем, потому что в салоне, все-таки, чужой человек.
Этот «чужой» — я смотрю на нее в зеркальце — встрепенулся на прозвучавшую почти что абракадабру и хотел, но постеснялся закончить вопрос:
— Шо це…
Мы выезжаем на окружную, отсюда минут пять всего до поворота на кладбище. Теперь мне не надо следить за дорогой, сообщаю по рации, что у нас всё нормально, и повторяю инструкцию девушке:
— Не волноваться, вы для них не объект. Но не рассматривать лицо или лица. Мальчика с ними сразу не будет. Могут, и скорее всего, забрав деньги, минут пятнадцать «помариновать». Потом либо укажут, куда пройти за мальчиком, либо — где он находится за пределами кладбища, такой вариант реальней. В любом случае спокойно возвращаться на главную аллею к нам.
Передаю ей целлофановый прозрачный пакет, в нем меньший черного цвета с денежной пачкой — тоже для их наблюдателей, и не сомневаюсь почти, что на кладбище они будут.
Вон уже поворот.
Но до него сообщение: «кавказ» едет вслед за нами.
На вопросительный Лешин взгляд я просто пожимаю плечами.
Не могут же они вести ребенка? Его не было в доме, а если бы прятали на участке, собака наверняка бы нашла.
Подъезжаем.
Я поглядываю на припаркованные вдоль дороги машины — не исключено, ребенок в одной из них.