Ноль часов по московскому времени. Новелла I

Норк Алекс

Здесь, в этом процессе обнаружилось много знакомого и поучительного. Так, обнаружилось, как беспомощна наша власть, наша полиция, когда она начинает раскрывать такое сложное преступление. Ведь наши городовые взяты от сохи. Что это — тонкие сыщики, следопыты, которые умеют читать по следам? Здесь вам рассказывали о первых приемах сыска в этом деле. Подозрение пало на Луку Приходько (отчим Андрея). Сыскная полиция вызывает Приходько и всех его родных и держит его под арестом с утра до вечера. Когда он защищается, ему грозят и требуют, чтобы он сознался. Когда другие его оправдывают, им говорят: вы подкуплены, вы за это ответите. Вот отвратительная картина приемов нашего сыска. Когда я слушал этих свидетелей, я думал: да, это правда, это наша действительность, это наша матушка Русь. И так всегда поступают в сыскных отделениях. Я очень рад, что и прокурор вознегодовал, что он запротоколил это показание свидетелей, что и он возмущался насилием над личностью, над человеческим достоинством, над свободою.

Здесь

самое время остановиться для комментариев.

Первое. Обратите внимание, как точно и абсолютно убедительно адвокат разъясняет присяжным их роль, положение между защитой и обвинением. Это не общие слова об «объективности», что бубнят сейчас в России (когда присяжные к суду вообще допускаются), нет — это исчерпывающая юридическая и психологическая установка, которую, слово в слово, нужно включать в современные учебники для юристов.

Второе, что привлекает внимание. Беззаконные следственные приемы (хотя и без бутылок людям в задний проход) являлись социально-историческим атавизмом уже в те времена, сыгравшим, среди прочих пренебрежений к человеку, злосчастную роль в революции и гражданской войне. Человек, воспринимающий унижение в качестве нормы, не видит ничего неестественного в применении того же самого при изменившихся уже в его пользу обстоятельствах. Но революции в конце 1918-19 гг. произошли в Германии и на территориях Австро-Венгрии, а годом позже в Италии, однако чего-то близкого к нашему массовому братоубийству и издевательствам там рядом не было. Причина простая: элементарная правовая защита граждан работала у них уже как минимум в течение трех поколений, а собственные защищенные права побуждают воспринимать ценностью «права вообще». И наконец: даже проживающие среди нормальных людей собаки обижаются на вдруг случившуюся к ним несправедливость, забитые — ни на что не обижаются, но разве не мерзавцы поступают с ними таким образом?

Однако есть еще и очень важное третье. А именно: «и прокурор вознегодовал … он запротоколил это показание свидетелей … и он возмущался насилием над личностью, над человеческим достоинством, над свободою». Вот так, «запротоколил» означает начало расследований прокуратурой незаконных методов следствия. И тем не менее — скоро гражданская война в самых бесчеловечных формах. Для примера: в американской гражданской войне 1861-65 гг. Севера-Юга погибло 600 тыс. человек — было за что потом сводить счеты. Но командующего южанами генерала Ли после поражения отправили, без всякой мести, в свое имение. Однако в нашем святоотечестве месть и злоба остаются социальными инструментами первой необходимости, а представить сейчас российского прокурора, возмущенного «методами следствия», слишком трудно. Так в какой же мы сейчас исторической точке относительно себя самих — позади дореволюционной России? И что кроет себя за ближайшим историческим поворотом?.. Слишком частный пример для таких волнующих обобщений — кто-то хочет сказать? Ну-ну.

* * *

Продолжение речи.

В дело правосудия замешалась газетная суета, загадочным убийством занялись в своих интересах газетчики и репортеры… и — этого конечно, отрицать мы не станем — кроме газетных работников делом Бейлиса заинтересовались евреи.

Еще бы! Как евреям не заинтересоваться, гг. судьи, когда обвинение ставится так, как оно было поставлено? Евреи, говорит обвинение, убивают христианских детей; пусть это делают изуверы, но они все-таки это делают, на основании веры, на основании книг. Как же к такому обвинению может остаться равнодушным какой-бы то ни было еврей? Нам здесь не раз говорили: посмотрите, когда еврея обвиняют, все еврейство, как один человек, подымается, а мы, русские, православные, если у нас есть изуверы, за них не вступаемся!

Да, господа, когда мы сами русские, православные, когда мы сами, не обвиняя нашу веру, обвиняем того, кто ее изуверно толкует, чего же нам волноваться? Мы сами себе судьи, сами себя очищаем. А здесь мы, христиане, их книги порочим, их веру расследуем, мы про них говорим, что они христиан за людей не считают, что их дети горделиво смеются над христианскими детьми, а все евреи будут молчать, это их не касается! Да подумайте на минуту, что если бы мы, православные, в чужой стране, в каком-нибудь Китае, если бы мы там вдруг со стороны китайцев подверглись обвинению в том, что наша вера, наше Евангелие учит употреблять китайскую кровь, если бы там начались такие процессы, разве мы, православные, не почувствовали бы себя задетыми, разве мы бы не сказали, что это навет против нас, и как бы нам ни говорили, что подозревают одних изуверов, мы бы поняли, что задели всех нас, что мы все должны помочь оправдаться тому, кого заподозрили. И если бы мы этого не поняли и спокойно сказали бы, что это нас не касается, это было бы стыдно для нас.

Итак, нет ничего страшного и подозрительного в том, что были начаты частные расследования либо газетными работниками, которые искали в том своей выгоды и интереса, либо евреями, которые справедливо поняли, что дело касается их всех одинаково.

Вам уже говорили, будто защита заранее опорочивает, чернит всех, кто принадлежит к политической организации "Двуглавый Орел". Я, действительно, плохо верю членам "Двуглавого Орла", но здесь не в политике дело, не в их политических взглядах. Когда они сюда являлись свидетелями, я не сомневался, что к правде они нас не приведут; почему? —

Да потому, что они воображают, что уже знают всю правду. Ведь "Двуглавый Орел" — организация, у которой есть свои определенные, готовые взгляды на еврейство и на ритуал.

Эта часть выступления очень интересна с точки зрения исторического дежавю, но не только в смысле «еврейского вопроса». Хотя и о нем: Общество «Двуглавый Орел» возникло в 1907 г. и стало полным украинским аналогом «Союза русского народа», явившегося двумя годами ранее. Устав «Двуглавого Орла» формулировал три цели: 1) противодействовать всеми законными средствами влиянию лиц, обществ и союзов, ведущих Россию своим учением к анархии и нравственному растлению; 2) проведение в сознание и жизнь населения Российской империи начал Самодержавия, Православия, Русской Народности, выработанных историей русского народа; 3) содействие всеми средствами торжеству русских начал в русской школе, объединению молодежи, согласной с основными идеями общества. Реальная работа велась на двух тех же площадках: борьба с любыми не верноподданнеческими проявлениями и на антисемитской. Но если в уставе заменить «Самодержавие» на «Государственность», а в прочей лексике поменять «евреев» на «либералов», получится что-то очень близкое к современности. И уж совсем родное, если к торту добавить две вишенки: священничество и казаков, которые стали «двуглавых» благословлять-величать — первые, и подмазываться к ним на подработки — вторые. В Деле Бейлиса «двуглавые» повели свое расследование, в котором, пользуясь высоким покровительством, прессовали невыгодных обвиненью свидетелей, и среди них — даже детей. Кроме этого шло усиленное распространение брошюр про евреев, поглощающих христианскую кровь (кровь здесь, опять же, легко заменить на доллары США). Продолжение речи. Прежде чем свидетель приходил к следователю, он проходил через перекрестный огонь этих частных расследователей. Думаете ли вы, что это могло пройти без следа, особенно когда вспомнить, что свидетелями были всего более дети? Спросите ребенка просто: что ему известно по делу, и он вам ответит, что ничего. Нужно было уметь к нему подойти, раскрыть его душу, вызвать доверие, заставить болтать. Но если за все это возьмутся люди, которые заранее твердо уверены в том, что именно ребенок должен показать, которым везде мерещится подкуп, угрозы, влияние? Что такие люди сделают с детской душой? Ребенок говорит им, что он не знает, не видел того, о чем его спрашивают. А, торжествуют они, "ты, может быть, боишься сказать, тебе запретили". "Нет, не запрещали". "Не бойся, говори правду, говори, а то будет плохо, ведь ты видел то-то и то". Долго ли таким способом запугать, заторкать детскую душу, добыть из нее то, чего хочешь? Добились и с радостью бегут к судебному следователю: вот, что мы узнали, проверьте. Судебный следователь вызывает ребенка, он уже забыл, чему его научили, он показывает иное… Вот в каком обработанном, перепорченном виде дошел до вас материал этого дела.

Такие вот «двуглавые орлы». И идеология у них, в свою очередь, тоже заимствованная — из 30-х годов, из царствования Николая I. Впрочем, некоторые из них с началом Первой мировой добровольцами ушли на фронт, храбро воевали, и не все возвратились.

Однако поразительный факт: идеология первой половины 19-го века, вполне возродилась в начале 20-го, поменяв главного врага на евреев с западников-либералов (остались на втором); далее — коммунистическая система сохранила ту же тройку с заменой: Религия-Коммунистический рай, Самодержавие-Сталин (и следующие генсеки), Народность-Советы народных депутатов; враги: на первом месте опять либералы (уже западные), второе-почетное у тех же евреев; а самое новейшее время вообще вернулось на «николаевский» плинтус, многозначительно обозвав его «консерватизм», — пошел четвертый круг по манежу.

Продолжение.

В пространной следующей части своего выступления Маклаков начинает подробно разбирать каждый пункт обвинения, демонстрирует его недостаточность или просто несостоятельность. Вместе с этим он указывает на целый ряд фактов, ушедших из внимания следствия или должно не оцененных, указывающих на Веру Чеберякову и ее воровской притон. Не имея прямых доказательств вины, адвокат приводит серьезную совокупность косвенных. Отчетливо обозначивается причина расправы над Андреем Ющинским. Мальчик, хотя и рос в материально благополучной семье, ходил в гимназию, но отличался «уличным нравом» и очень любил убегать летом из дома на ночные прогулки. Это, видимо, и сделало его свидетелем орудовавшей местной шайки и их сборищ у Чеберяковой. Среди приятелей его был и сын Чеберяковой. При нескольких легких ссорах, как свидетельствовали другие дети, Андрей угрожал приятелю, что расскажет об уголовных делах его матери. Оно и дошло. Мальчика убили показательно — около сорока проникающих ножевых ранений. Опросить сына Чеберяковой было нельзя — он умер от дизентерии еще в начале следствия, — и его мать вышла сухой из воды. Как и ее подельники, которые привели в исполнение смертный мальчику приговор.

Однако могла быть и еще одна жертва — Бейлис.

И за его спасение, еще раз важно отметить, боролись люди разных политических воззрений, разных общественных и культурных идей. Но все российские имена первого ряда — оцененные именно так дальнейшей историей — оказались по одну сторону. И спасали ведь не еврея. В лице государственно второсортного человека спасали вообще человека. Н.А. Бердяев примерно в то время писал: «Одна человеческая душа ценнее царств и миров». Нельзя сказать, что всё общество понимало и соглашалось, но некий поворот головы в эту человеческую сторону был. Сейчас, порой кажется, и поворачивать уже нечего.