Noli me tangere
Шрифт:
– В отличии от вас я хотя бы имею представление, что происходит в Ордене. Ильделиндис, несомненно, добродетельна и целомудренна, однако молода, и она послушница храма Нисэ.
– Не всё старикам подавать мне чашу с отравой.
– Роль Судьбы определяет Аусе, - отрезал Савл.
– И не Аусе умирает от ее рук, - парировал Первосвященник.
– Безусловно, при всех достоинствах послушницы и при ее перспективах в один день стать одной из Дланей Господних, она кажется достойной кандидаткой, однако есть священнослужители, которые заслужили эту почесть своими не меньшими добродетелями, - терпеливо разъяснил священнослужитель.
–
– Ильделиндис молода, ее разум не крепок, а познания скудны, сможет ли она истолковать знаки, ниспосланные Первозданным?
– Первый из Двенадцати прекрасно видел, как лицо его божества превратилось в гипсовую маску, а глаза даже в сумраке сияли как снег в солнечный день.
– Более того, я хочу забрать ее из храма Нисэ и оставить в Обители, где она росла бы в моих Покоях, - как ни в чем не бывало сказал Благой, поглаживая подошедшего кота.
– Ясно, - спокойно ответил Савл, неотрывно глядя, как животное трется о белые руки, - воплощенному разуму Милосердного доступно намного больше, чем его простым служителям. Как объявить вашу волю? И какой сан возьмет Ильделиндис, придя в ваш Дом?
– Она послушница, а значит пусть остается таковой, пока не изъявит желания принять тот сан, который бы хотела получить.
Савл помолчал.
– Мы не можем так поступить. Достоинства Ильделиндис, несомненно, всем известны, Благословенная Нисэ отличает девушку, но она не отпустит ее, во всяком случае без уважительной причины.
– Даже слово Господне на нее не окажет влияния?
– Слово Господне еще даже не прозвучало, - терпению Савла, казалось, не было предела.
– Ильделиндис нужна Богу, нынешнему и будущему. Пусть она будет oeta aeispa ys adon - Пресвятое Сердце Господне.
Савл даже не попытался скрыть удивление.
– Ваши решения в последние годы все больше загадочны и пугающи. И почти со всеми я не согласен. Ильделиндис не годится ни на роль Судьбы, ни на название Пресвятого Сердца.
– Она прибудет на осенние празднества, тогда я открою свою волю. Савл, тебя должен беспокоить порядок в Ордене, меня же - порядок в собственной душе и в Душе Бога.
– Вы и есть Орден.
Молчание повисло тяжелым грузом, давящим напоминанием, которое снова селилось тягостным ощущением в душе Возлюбленного Бога. Это было мрачное чувство, как древний камень, из которого строили курганы над мертвым безумием. Которое к несчастью могло ожить. Это напоминало о сущности Первосвященника, неясной ему самому, но в тоже время только ему и понятную.
– Пришло письмо от Иоэля, - сказал Савл, когда привычная Луна сменилась другой, знаменуя, что ночь торопится уйти, - пишет, что ныне пребывает в землях, сплошь заросших лавандой и вдоволь пропахших выпечкой.
– Иоэль сбежал из Обители, теперь пишет письма, старательно подсказывая свое место расположения. Даже годовалое дитя уразумеет, что сейчас он в Южноморье. Последовательность Иоэля достойна стать притчей.
– Боится, что вернем его силой, - хмыкнул один из Двенадцати, - вы возлагали на него слишком большие надежды.
– Стоит
Стоило отпраздновать Медовицы, как хлынул дождь. Он беспокойно стучал в окна и витражи, как будто тревожно предупреждал о чем-то. Обитель разом опустела, и жители ее попрятались кто куда. Серость и тишина, прерываемая ливнем, повисли над Сердцем Ордена.
Широкий альков одной из множества комнат Храма освещался лишь огромным витражом во всю стену; в солнечный день альков превратился бы в причудливую фантазию, раскрашенную и расчерченную множеством красок, сейчас же свет едва струился, и вместо солнечных лучей внизу клубились потемки. Зеленые, красные, голубые, фиолетовые стеклышки в искусных руках из разноцветного хаоса превратились в изысканную работу, с множеством тончайших переходов и прекрасно преданным трагизмом, похожую на божественное откровение. Тысячи кусочков складывались в короткую, но трагичную историю Явленного из Ландерна - Landwean, единственного из всех, кто добровольно отрекся от своей сути ради любви, которая принесла гибель не только ему, но и его подвижникам, которых ныне называли Святыми. Это был единственный пример вопиющего эгоизма, который можно было обнаружить в вероучении о Милосердном. И самый человечный.
Большинство историй о Явленных больше служили моральными назиданиями и чудесными откровениями, нежели рассказами о взаимоотношении божественного и человеческого. Явленный из Ландерна был удивительным исключением, ведь все его благочестие едва ли не исчезло под впечатлением от мирского. Принцесса удивлялась, почему его не предали забвению или не изменили историю и не подали ее в более выгодном свете, но ей поясняли, что забывать его ни в коем случае нельзя, он будет служить назиданием всем, кто решил посвятить себя Милосердному, и всякому, кто придет в Храм*.
Сложенный из светлого стекла Явленный, окруженный сиянием, грустно смотрел вниз, на Принцессу. Чуть ниже него Святые подвергались пыткам, но взгляд их был обращен лишь на своего Возлюбленного, которого скоро сбросят с самой высокой башни города.
Принцессе до его взглядов дела не было, под витражом стояла алтарная часть - миниатюрный город и фигурное представление Святострастей. Каждый месяц представление менялось, разыгрывая ту или иную сценку; нынешняя Луна ставила сцену Предупреждения, где один из Святых сообщал Явленному о готовящемся нападении, но он не поверил, что привело к трагическому концу. Фигурки были вырезаны из дерева, да так искусно и тонко, что вызывали восхищенные вздохи. Ни одно одеяние, ни один лик, ни одно чувство не повторялись, и все тридцать фигурок, выкрашенных в насыщенные цвета, были легко различимы между собой. Принцессе они очень нравились; бывало она приходила сюда или к другим алтарям, садилась и любовалась фигурками часами, изучая их лики, деревянные кружева, складки, головные уборы. Трогать их, конечно, ей запрещали, но теперь ли ей страшиться? И Принцесса бесцеремонно нарушила сакральное представление - грубо схватила фигурки, подчиняя их своей глупой игре.