Non-stop – Не останавливаться
Шрифт:
– Чего? Чего? – удивилась Нона, едва не выронив бутылку с остатками «живительной жидкости».
– Ты идешь к себе домой, а Сильфида Авраамовна заходит ко мне. Все, пока, до следующего ключа.
Катя, изобразив на лице радушную улыбку, похожую на оскал Дракулы, страдающего от зубной боли, настойчиво подтолкнула ее к выходу.
– Кать, если будут сложности, зови, я эту жертву пластики за свой счет в Египет отправлю, там Рамзесу невесту ищут…
Оставив последнюю реплику Ноны без комментариев, Катерина быстро закрыла за ней дверь. Сильфида Авраамовна не была родной матерью Вениамина. Свекор, несколько лет назад помпезно отметив свое восьмидесятипятилетие, хотя и был глубоким пенсионером, но оставался академиком, которого помнили и чтили. Заслуженный член Российской академии наук, лауреат множества премий, пожалуй, кроме Нобелевской, обладатель кучи как отечественных, так и зарубежных наград, вернувшись домой после банкета, прилег отдохнуть и больше не встал, во сне тихо и мирно отойдя в лучший
– Смотрю, у тебя вечер визитов, – произнесла свекровь и, сбросив со своих хрупких плеч пальто из шерсти альпака, всем своим видом демонстрируя, что его дальнейшая судьба ей совершенно безразлична, знакомой дорогой прошествовала на кухню. Катя рефлекторно подхватила дорогую вещь, не дав ей упасть на грязный пол, и, не рискнув повесить его за воротник (петелька вешалки отсутствовала, а может, в этой модели и не была предусмотрена), замерла в нерешительности, не зная, куда пристроить это шелковистое чудо, да так и проследовала за свекровью, продолжая держать пальто в своих руках. Свекровь была невысокого росточка, очень миниатюрна и грациозна, в прошлом балерина, танцевала в Большом и Мариинке, правда, выше кордебалета как-то не пошло, но стать осталась, и, если бы не многочисленные пластические операции, почти полностью обездвижившие ее лицо, она бы выглядела значительно моложе своего биологического возраста.
– У тебя здесь дурно пахнет, я открою окно, а то дышать нечем, – продолжила она голосом, не терпящим возражений. – Да… скажи мне, кто твой друг… но я пришла говорить не об этом. Твои друзья – это твои проблемы, но Веня должен вернуться к себе домой, и это не обсуждается. Он мне все объяснил. Он глубоко раскаивается и очень страдает. Он обещал, что ничего подобного больше не повторится. Ты должна понять: мальчик ошибся, у него переходный возраст, и он все осознал.
Она замерла и, невзирая на то, что почти на голову была ниже Катерины, умудрялась смотреть на ту свысока, надменно оценивала эффект, который должна была произвести ее речь.
– Если вы, Сильфида Авраамовна, думаете, что я сейчас упаду перед вами на колени и в приступе благодарности за ваше рвение сохранить наш брак слезами омою вам ноги, то этого не будет, – Катя старалась говорить спокойно, не давая прорваться наружу распирающему ее раздражению. – Но хочу напомнить, что вашему, как вы соизволили выразиться «мальчику», в этом году исполняется сорок четыре года, а переходный возраст, скорее всего, у него начался, когда он сделал свои первые шаги, и, судя по всему, закончится, когда сделает последние. Кроме всего прочего, именно сейчас он находится у себя дома – там, где он прописан, а здесь все принадлежит только мне. Абсолютно все, начиная с бумажного носового платка и закачивая сломанной розеткой в коридоре. Эта квартира, если вы этого не знали, оставлена родителями мне в наследство еще задолго до того, как я встретила вашего «мальчика», поэтому здесь он не имеет права даже на самый последний ржавый гвоздь, и, если вы еще не в курсе, я подала документы на развод. Водички налить или сразу корвалол?
– Не хотела говорить, но ты меня вынуждаешь, – проигнорировав ее предложение, свекровь повернулась лицом к окну и, уходя взглядом в ночную тьму питерской осени, с явным трудом мучительно выдавливая из себя слова, продолжила: – Я встретила мужчину. Он моложе меня. Значительно моложе и не из нашего города. Приезжий. Я люблю его. Это последнее, что мне осталось в этой жизни. Вениамин сейчас там не к месту. Катерина, я не в том возрасте, чтобы встречаться по гостиницам и съемным квартирам. Вениамин должен уйти.
– Но он и здесь лишний, – чуть успокоившись, тихо и как можно мягче произнесла Катя. – Я очень рада, что вы встретили интересного вам человека, но даже ради вашего счастья я категорически не могу превращать свою совмещенную двушку в коммуналку. Извините, но Вениамин больше не переступит моего порога ни в качестве мужа, ни в качестве любовника, ни даже в качестве простого знакомого.
– Ну что же, ты сделала свой выбор, – к свекрови тут же вернулись ее надменность и высокомерие. Она с каменным выражением лица обернулась к Кате, и будто не было только что никаких откровений. Теперь ее голос звучал холодно и отчужденно: – Придет время – и ты поймешь, что сейчас ты сделала самую крупную ошибку в своей жизни. Но будет поздно…
– Я совсем недавно слышала что-то подобное от Вениамина, – Катя тоже сменила тон на более официальный. – И еще насчет ошибки. Пока моей самой крупной ошибкой было это замужество.
Сильфида Авраамовна развернулась и, не глядя на Катерину, резко вырвала из ее рук пальто. Не проронив больше ни единого слова, она с царственной осанкой и гордо поднятой головой пошла к выходу. «Так, наверное, Мария Стюарт шла на эшафот», –
– Если сегодня еще кто-нибудь позвонит в дверь, я выйду в окно, – предупредила она вслух неизвестно кого. – Да, кстати, насчет окна…
Рассудив, что воздух в квартире уже достаточно свеж и ароматное ассорти из запахов коньяка, не очень чистой одежды и дорогого парфюма выветрился полностью, чтобы квартира не превратилась в район Крайнего Севера, она плотно закрыла настежь распахнутые створки. Затем, достав швабру, яростно выдраила пол в коридоре и на кухне.
– Что ж за жизнь такая? Как ночь, так или дежурю, или квартиру убираю, будто больше заняться нечем, – завершая уборку, бормотала она с раздражением. «Браслет» с соседскими ключами был возвращен на свое привычное место – на пустующий крючок вешалки в коридоре, при этом кроличья лапка, и так державшаяся «на честном слове», наконец оторвалась. Чертыхнувшись, Катя бросила ее на тумбу для обуви, решив, что пришьет на место эту «мечту любителей амулетов» завтра или послезавтра, ну, где-то на днях уж точно. Распечатав пакет с новым постельным бельем, перестелила диван, забросив собранное в комок использованное в стиральную машину, и, свернувшись уютным калачиком, попыталась вновь сосредоточиться на планах завтрашнего дня. Хорошо бы сходить в магазин, на этой неделе еще два дежурства, одно из них в субботу, надо купить что-нибудь вкусненькое. Дежурить в субботу – одно удовольствие, хотя раз на раз не приходится, но уже грело душу то, что на следующий день нет утренней конференции: не надо было отчитываться, и поэтому можно уйти домой без лишней нервотрепки. А потом… хотя почему потом, у нее уже началась новая жизнь, просто осталось пережить несколько неприятных моментов, и дальше уж точно все будет замечательно…
Утро следующего дня выдалось необыкновенно теплым, солнечным и радостным. Осень, запоздало о чем-то вспомнив, на прощание выдернула из рукава джокер в виде последнего дня бабьего лета. Небо было синим, солнце – ярким, кофе – на редкость крепким и ароматным, более того, Катерина даже успела вовремя подхватить турку с плиты, а именно тогда, когда его душистая «шапочка» только начала подниматься над медной горловиной. Поставленные накануне задачи и пути их решения испарились сами собой, не вызвав ни малейших угрызений совести. Здраво рассудив, что магазины – явление постоянное, а хорошая погода осенью, да еще в Питере, явление случайное, временное и непредсказуемо меняющееся, она пересмотрела текущие планы и приняла решение в пользу себя любимой. Прикинув свои финансовые возможности и количество перенесенных стрессов, она решила, что заслуживает небольшой праздник. Конечно, с поездкой в Лас-Вегас и Рио-де-Жанейро в очередной раз придется повременить (хотя, честно говоря, туда не больно и хотелось), но прогуляться по любимому городу, зайти перекусить в кафе, чтобы не готовить дома, посмотреть в кино что-нибудь незатейливое – почему бы и нет? Она теперь свободная женщина и начинает жизнь с чистого листа. Вот интересно, если каждое утро начинать с зарядки и установки, что сегодня у тебя будет самый счастливый день в жизни, на каком этапе это сработает, если сработает вообще? Хотя с зарядкой по утрам она, кажется, несколько погорячилась, и, сладко потянувшись, Катерина с удовольствием взлохматила волосы. Ее короткое каре не требовало ухода с применением «высоких технологий» типа дорогущих желе, муссов, закрепителей и всяких там выпрямителей-закудрителей, поэтому она могла, не нанося значимого урона своему имиджу, запустив пятерню в волосы, сделать легкий массаж головы, чем регулярно и занималась. Настроение было презамечательное, и душа пела что-то невразумительное.
На улице вдохнув полной грудью запах влажной земли и сладость прелой листвы, она ощутила небывалую легкость, будто вернулась та прекрасная пора надежд, мечтаний и искренней веры, что мир представляет собой бескрайний океан праздника жизни… Так, как это бывает в юности. Во всяком случае – в ее юности. Теперь смешно вспоминать, но в то время у нее была полная уверенность, что впереди ждет дорога из желтого кирпича и после небольших трудностей, о которых даже не стоит задумываться, будет Изумрудный город с прекрасным принцем (Гудвин, даже несмотря на свое могущество, как возможный вариант рассмотрению не подлежал). Катерина, улыбаясь своим воспоминаниям, шла, с удовольствием загребая ногами опавшие листья, которые ковром устилали тротуар. Может, именно здесь и начинается волшебная дорога. Новая жизнь – это здорово, ощущение такое, будто чулком слезла старая больная кожа, а под ней оказалась новая, с золотистым отливом, чистая и здоровая. В кино она пошла на диснеевский мультик, при этом, не задумываясь, отказалась от фантастического блокбастера, мелодрамы и какого-то заумного триллера. Мультфильм был веселый, музыкальный, красочный, как ее настроение, и, конечно, с предсказуемым счастливым финалом. Давно, как давно она не испытывала такой легкости, а всего-то – хорошая погода, удачный выбор фильма и замечательное настроение.