Нора Робертс. "Рожденная в грехе"
Шрифт:
– Это одно и то же. И завлекли вы их сюда обманным путем, - сказали, что охаживаете меня.
– Так я ведь и охаживаю вас, Шаннон.
– Мы закрыли эту тему, и я не собираюсь к ней возвращаться.
– Что ж, прекрасно. Могу я предложить вам чаю?
Шаннон так заскрежетала зубами, что только подивилась тому, как они остались целы.
– Нет, вы не можете предложить мне чаю.
– И все-таки у меня кое-что есть для вас, - он потянулся рукой назад через стойку и извлек небольшую коробочку.
– Пару дней назад я был в Эннисе и специально для
Она заложила руки за спину, и жест этот ей же самой показался ребяческим.
– Нет. Ни в коем случае. Я не приму от вас подарков. Все это уже ни капли не смешно, Мерфи.
Он спокойно открыл коробочку сам.
– Вы любите носить красивые вещицы. Мое внимание привлекли вот эти.
Вопреки своим благим намерениям она заглянула в коробочку, - там были очаровательные, безумно прелестные серьги, - нечто похожее она бы выбрала для себя сама. Цитриновые и аметистовые сердечки перемежались вплотную, одно за другим.
– Мерфи, они очень дорогие. Верните их обратно.
– Если вы беспокоитесь о моем кошельке, то я не бедняк, Шаннон.
– Ценное замечание, но не это главное, - она заставила себя оторвать глаза от красивых камней.
– Я не возьму от вас подарков. Вы еще больше охамеете.
Он двинулся к ней, пока она не оказалась припертой к холодильнику.
– Только посмейте.
– Сегодня на вас нет сережек, - заметил он.
– Тогда примерим эти. Спокойно, дорогая, не дергайтесь, я не уверен, что у меня хватит сноровки.
Она принялась отбиваться, едва он стал вдевать ей первую серьгу, а когда попал все-таки в мочку, взвизгнула.
– Сами напросились, - ворчливо отозвался он, сосредоточенно продолжая делать свое дело.
– Я вам сейчас врежу, - процедила она сквозь зубы.
– Погодите, закончу, - мужчины в таких делах неуклюжи. И кто только делает такие чертовски маленькие застежки? Вот, - как всякий мужчина, довольный, что покончил с нудной работой, отступил назад и кинул оценивающий взгляд.
– Вам идет.
– С сумасшедшим не поспоришь, - напомнила она себе.
– Мерфи, я хочу, чтобы вы позвонили своим родным и сказали, чтобы они не приезжали.
– Не могу. Они уже предвкушают кейли и встречу с вами.
Она сжала руки в кулаки.
– Хорошо, тогда позвоните и скажите, что вы ошиблись, передумали, что угодно, но между нами быть ничего не может.
Он нахмурил брови.
– Вы хотите сказать, я должен объявить им, что не собираюсь жениться на вас?
– Да, именно так, - она одобрительно хлопнула его по руке.
– Наконец-то до вас дошло.
– Не люблю отказывать вам в чем бы то ни было, но и врать родным не могу, - ловкость помогла ему увернуться от первого удара кулаком, следом - от второго. Третий едва не настиг его, поскольку он согнулся пополам от смеха, но и тут увильнул, обхватив ее за талию, развернул к себе и закружил вихрем.
– Боже, Шаннон, вы просто созданы для меня. Я безумно люблю вас.
– Безумно, - начала она, но договорить он ей не дал, накрыв ее рот своим.
Он отнял у нее дыхание, и она оказалась бессильна. Вцепилась ему в плечи, но он продолжал кружить ее, и перехваченное дыхание усугубилось головокружением. Горячий рот его пылал. Даже после того, как унял он свой бешеный вихрь, комната продолжала вращаться, унося в круговорот и ее сердце.
За пеленою вожделения пронеслась, как молния, и оглушила мысль: он не оставляет ей выбора, как только полюбить его.
– Я не позволю, чтобы это случилось, - откуда только силы взялись, и она оттолкнула его от себя.
Волосы ее смяты, глаза широко раскрыты в изумлении. Он видел, как пульсирует жилка на ее шее, как разливается по лицу румянец от поцелуя.
– Пойдем со мною в постель, Шаннон, - низким, хриплым, надломленным голосом проговорил он.
– Господи Иисусе, ты нужна мне. Каждый раз, когда ты уходишь, во мне словно образуется дыра, и гложет жуткий страх, что ты не вернешься, - отчаянным жестом он притянул ее ближе к себе, зарылся лицом в ее волосы.
– Я больше не могу видеть, как ты уходишь, не став моею.
– Не надо, - она крепко зажмурила глаза, изо всех сил подавляя то, что было внутри ее.
– Ты не позволишь, чтобы это ограничилось одной постелью, а я не могу допустить всего остального.
– Это и есть все остальное. Это вообще все, - рывком он притянул ее обратно и предусмотрительно опустил руки, дабы ему не отбили пальцы.
– Это потому что я волочусь за тобой, да? Временами я и правда, неуклюж, но когда ты рядом, я плохо соображаю.
– Нет, Мерфи, дело не в тебе. Дело во мне. Во мне и в твоем представлении о нас. А я справляюсь с этим еще более неуклюже, - она попыталась глубоко вдохнуть, но в груди отчего-то стало до боли тесно.
– Я знаю, что нужно сделать. Мы не должны больше видеться.
– Она с трудом выдержала его взгляд, но продолжила: - Так будет лучше для нас обоих. Я начинаю собираться в обратный путь, в Нью-Йорк.
– Это побег, - ровным голосом произнес он.
– Только знаешь ли ты, от кого бежишь: от меня или от себя?
– Это моя жизнь. Я должна вернуться к себе.
Клокочущая в нем ярость вытеснила и малейший страх. Впившись в Шаннон горящим взглядом, он сунул руку в карман, что-то вынул оттуда и швырнул на стол.
Не успела она взглянуть, а нервы уже были на пределе. Медная бляшка, с чеканным изображением лошади лежала перед нею. На обороте ее, она уже знала, должна быть булавка, достаточно широкая и прочная, чтобы застегнуть тяжелый мужской плащ.
Шаннон побелела как плотно. Мерфи не отрывал от нее глаз.
– Что это?
– Ты прекрасно знаешь, что это, - с нарочитой жесткостью изрек он, когда она качнула головой.
– Не лги себе, у тебя плохо получается.
Ей снова привиделась бляшка на фоне темного плаща, окропленная дождем.
– Откуда она у тебя?
– Еще мальчишкой я нашел ее в центре каменной площадки. Уснул там с нею в руке. И впервые увидел тебя во сне.
Шаннон все еще не могла оторвать от нее глаз, хотя видение прекратилось.
– Это невозможно.