Норби
Шрифт:
В кармане пиджака – справка с фотографией. Снимок свежий, его собственный, а вот уже заполненный бланк с подписями и печатями посольский чиновник достал из сейфа. Ждать не пришлось, зато фамилия такая, что не сразу и запомнишь. Взял, кстати, по-божески, вероятно, на радостях по случаю великой победы над вековечным врагом. Во всяком случае, именно так пишут польские газеты.
А вот без языка – плохо. Разговорник в кармане, но разве он для подобного случая? Генеральное консульство Тауреда – не уличный магазин.
– Hello!.. I want to see. Someone who speaks… Polish or German. [61]
«Бобби»
– Wait here, sir! [62]
Если пропустит, кого позвать? Проситься к Веронике Оршич – это уже наглость, а больше по имени он никого не знает. Разве что «Колья». Николас!
Шеф-пилот взглянул без всякой симпатии.
61
Привет! Я хочу видеть. Кого-нибудь, кто говорит. Польский или немецкий. (англ.)
62
Ждите здесь, сэр! (англ.).
– Если пришел за пулей, Земоловский, то с местом не угадал. Пристрелил бы прямо тут, так неприятностей не оберешься. И в плен на возьму, не нужен ты мне.
Ждать пришлось долго, больше часа. Все это время Антек просидел в большом, украшенном тяжелыми колоннами холле. Прямо перед ним на стене красовался выложенный из цветных камней герб – щит, рассеченный на четыре части на золотом фоне. Бывший гимназист честно пытался угадать, что изображено на каждой из них, но так до конца и не понял. Слева вверху – шапка на красном фоне, справа внизу – какие-то зверушки, а остальные части просто в желто-красных полосах. Мудреная она наука, геральдика!
Портрета серениты он нигде не увидел, что почему-то огорчило.
Николас, он же Колья, на этот раз прибыл при полном параде. Дорогой серый костюм, фетровая шляпа, галстук с заколкой, запонки с камнями. А еще неведомый орден – крест темного металла при красной колодке с маленькой короной. Антек вспомнил об обещанном ему «Virtuti Militari» и на миг пожалел, что не сподобился получить. Глядишь, и задавался бы меньше господин шеф-пилот!
Пуля – пулей, а прощаться с ним неприветливый Николас не спешил. Провел на второй этаж, открыл дверь кабинета.
– Заходи!
Затем кивнул на стул, сам же присел возле письменного стола, причем не за ним, а сбоку. Подождал немного, словно с мыслями собираясь, потом решительно кивнул.
– Значит, так! Если ты от американцев, передай им, что мы на контакты согласны, но только после урегулирования некоторых вопросов. С одним ты уже знаком, Земоловский. Штаты должны выбрать – или мы, или Клеменция.
Антек едва не возгордился. Вот за кого его приняли, за гонца от самого Дядюшки Сэма! Не шутит княжество Тауред, Америке ультиматумы предъявляет!
– Я не по этой части, шеф-пилот. Пришел кое-что обменять.
Если Николас и удивился, то виду не подал.
– Покажи!
Антек улыбнулся.
– Могу нарисовать – вроде комикса у янки. Я знаю, что было на объекте «Плутон-1». Первый раз попал туда при шефе, который Оскар Стефан Сторсон, второй – с майором Орловским из польской разведки. И кто там сейчас, тоже знаю.
Глаза шеф-пилота потемнели.
– Говоришь, обмен? Деньги, значит, не нужны?
– Не нужны! Вы с твоей начальницей ошиблись, я не наемник. Обмен же простой: я рассказываю об объекте, ты – о Марте Ксавье. Где она, что с ней, как найти.
Николас поглядел странно, словно не веря. Затем встал, снял телефонную трубку, быстро набрал номер.
– Nele? Zajdi ko mne! Srochno!..
Почему по-русски, Антек понял не сразу. Только когда в кабинет вошла строгая начальница, сообразил: шеф-пилот о чем-то задумался, вот и соскользнул на родной язык.
Николас – русский? Так кто здесь наемник?
Шеф-пилот проводил его до калитки. Строгая начальница Неле осталась в кабинете при груде исписанных страниц и пустых кофейных чашках. Сколько времени они проговорили, бывший гимназист точно определить не мог, но на улице уже заметно стемнело.
Впрочем, думал Антек совсем о другом. Он считал, что дела плохие, оказались – хуже некуда. Николас, словно мысли читая, взял его за локоть.
– Земоловский, мы не виноваты. Никто ни ее, ни тебя силой на корабль не волок. Марте Ксавье мы сразу сделали перевязку, в Лондоне отвезли в клинику. Мы же не знали, что она больна. Прогерия! Я о таком даже не слышал.
Прогерия – быстрое старение. Неле-начальница принесла толстый том энциклопедии, затем копию истории болезни. Антек слушал – и не слышал. Нет, не болезнь! Мара о чем-то таком намекала… Да что там намекала, говорила прямо.
«Два года назад я и ходила с трудом. Заучивала страшные слова: ревмокардит, остеохондроз. И тратила последние деньги на санатории, только не очень помогало».
На какой войне расстреливали под музыку? Сколько на самом деле лет Иволге, разведчице капитана Ладу? Проклятые марсианские чудеса!
Прощаясь, Николас протянул руку. Антек, немного подумав, подал свою. Чего им теперь делить?
Он шел по чужому незнакомому городу сквозь сиреневые сумерки и слушал, как играет невидимый оркестр. Мертвые музыканты посреди Последнего поля – и Смерть-дирижер.
– В твою честь, Никодим!
Дунай голубой – чудо-река, В воды твои смотрят века. Нет на земле – так ты и знай! – Краше тебя, Дунай! С вершин снеговых Альп и Карпат – В лоно твое реки спешат. Влиться стремясь в воды твои, Звонко журчат ручьи.3
Чем звание ниже, тем легче общаться. Ко мне приставили молоденького лейтенанта, словно намекая, что большего я не достоин. И ладно! Лейтенант попался скромный, вежливый, даже застенчивый. Интересно, что ему про меня сказали? Во всяком случае держался он так, словно у меня под пиджаком генеральские погоны.