Норби
Шрифт:
– Объясните замысел проверки.
– Все просто. Русский шпион, обнаружив секретные документы, обязательно уйдет к своим. Расположение полка он знает, количество бойцов наверняка подсчитал. А пистолет – ради уверенности. Были бы патроны боевые, я бы еще засомневался.
Пан подпоручник покачал головой.
– Кто же вам, Земоловский, боевые патроны выдаст? Шпион – он еще и диверсант, мало ли что у вас на уме? В общем, я вас разочаровал, но и вы меня ни в чем не убедили. Хотите сказать, что вы обычный гимназист?
– Не знаю, – честно ответил он.
4
Я отложил
– Жареное мясо с картошкой. Жареной, но без лука. Это возможно?
Тот, как мне показалось, поглядел с некоторым уважением, словно узрев перед собой бизона. Скотина, конечно, но очень большая и с острыми рогами.
– Конечно, мсье. Винная карта, как я понимаю, вас тоже не заинтересовала?
Догадлив, однако!
– Что-нибудь для взрослых. Рюмку! Только не виски и не коньяк.
От столика он отходил с немалой осторожностью, чуть ли не на цыпочках. Кто их, бизонов, знает?
Ресторанишка именовался «Старый Жозеф». На ресторан не тянул, в лучшем случае кафе с претензиями. Но я решил завернуть именно сюда. Столик удобный – входная дверь прямо перед глазами, пахнет прилично, и даже гарсон попался понятливый.
Зашел я сюда (угол улиц Полонсё и де Шартр [13] ), потому что захотелось кое-кому подставить подножку. Гости «Одинокой Звезды» наверняка столуются в ресторане при отеле, а ближе к ночи заходят в бар, благо двери рядом. Если мною заинтересовались, станут ждать именно там. Поэтому я снял с ремня кобуру, перецепил на поясной ремень, погляделся в зеркало (сойдет!) и, накинув пальто на плечи, решил слегка прогуляться. Не оглядывался, но свернув за угол, каждый раз замедлял шаг и останавливался возле ближайшей витрины. Результат неоднозначный: и да, и нет, точно как с такси. Никто конкретный за мною не шел, но при желании. А то, что желание есть, я уже понял.
13
13. На Монмартре, если кто не знает.
Мясо же в комплекте с картошкой заказал, потому что не выношу французскую кухню, даже от названий воротит. Легран как-то рассказал, что все здешние изыски появились по причине того, что три века назад в прекрасной Франции закончились дрова. Вот и стали готовить всякие затирухи.
Еда – это мясо. И точка!..
Народу в вечерний час собралось немало, входная дверь то и дело открывалась, и я понял, что наблюдать не имеет смысла. Зато возможно другое. После обыска наверняка последует личный контакт. Ничего серьезного, просто взглянуть поближе, словом перекинуться. Значит, ждем.
Тем временем на деревянную эстраду неспешно вышел седоусый дед с аккордеоном. Устроившись на табурете, сурово взглянул в зал. Вслед за ним выскочила певичка, совсем молоденькая, в светлом приталенном платье и яркой помаде. Протянула руки, улыбнулась.
Дед рванул меха.
Перпиньян! Перпиньян! Я люблю твои красные крыши. Перпиньян, Перпиньян! Горный ветер свободою дышит.Рядом обозначился гарсон с подносом, и я не стал вслушиваться дальше. Перпиньян далеко, в Пиренеях, возле испанской границы – бывшей границы. Французы здорово погрели руки на чужой беде, проглотив и Каталонию, и Страну Басков. У нас тогда спорили, как следует протестовать – громко или не очень. Выяснилось, что протестовать не следует вообще. ФДР лишь усмехнулся, попросив напомнить ему о Каталонии, когда закончится война.
Первую пробную мобилизацию промышленности мы провели еще в 1927 году, потом повторили, еще раз повторили.
Пусть пройдут года, Он со мной всегда, Перпиньян! Край чужой Никогда не сравнится с тобой!Я вспомнил, что во время оно, в правление графов Барселонских, заштатный ныне Перпиньян и был столицей Каталонии, так что песня эта – неспроста. В Барселоне сейчас, кстати, тоже французы. Певица между тем спрыгнула с эстрады и, взяв за руку того, кто сидел с краю, закружилась в вальсе. Затем, улыбнувшись партнеру, подхватила следующего. Мой столик – третий. Я отставил тарелку в сторону. Вовремя!
От нее пахло духами и коньяком. Рука скользнула по спине, и я порадовался, что не взял с собой наплечную кобуру. Мы кружились между столиками, она улыбалась и что-то тихо напевала. Наверняка про Перпиньян. Музыка кончилась, мы, отступив на шаг, поклонились друг другу.
– Проводите меня, пожалуйста! – шепнули ее губы, когда аплодисменты стихли.
Почему бы и нет? Тем более недалеко, к двери справа от эстрады. Она взялась за ручку, повернулась ко мне.
– Спасибо! Просто в зале сидит один человек, он очень навязчив.
Я охотно кивнул.
– Бывает. А где у вас тут дерутся?
Она скользнула взглядом по залу, усмехнулась.
– Подворотня слева от входа, но он побоится. Будет шум, а у него дома – ревнивая жена.
– Женам лучше не изменять, – охотно согласился я. – Способствует карьере.
В ответ я получил легкий щелчок по лбу. Негромко хлопнула дверь.
Шутки шутками, а в мой нынешний кабинет вначале собирались вселить совсем другого человека. Всем был хорош, но вот налево ходил регулярно. Вербовать такого – одно удовольствие.
Зайдя в номер, я первым делом запер дверь. Замок уже изучил, такие называют «против честных людей». Затем быстро осмотрел номер, прикидывая особенности здешней географии. Окно прямо против двери, кровать справа от окна. Влево от двери – коридорчик, там службы. Что еще? А еще выключатель – от двери слева, кресло, стол и два стула. Осталось осмотреть ванную. Дверь прилегала плотно – и места хватало.
Годится!
Я заказал по телефону кофе и достал из чемодана блокнот. Пора и за работу. А то, что работать придется в ванной, с пистолетом при поясе, прислушиваясь при этом к каждому шороху, не беда. Везде своя экзотика.
Ах, Париж! Лямур, бонжур, тужур!
Ключ заскрипел в двери без пяти минут два. Я встал со стула, выключил свет и осторожно шагнул в коридор. Замок сопротивлялся недолго. Скрипнула дверь. Несколько секунд было тихо, гости наверняка привыкают к темноте. Уличный фонарь далеко, поэтому разглядеть они смогут лишь кровать – и мое пальто, укрытое одеялом.
Снова шаги. Двое! Один у двери, второй уже в комнате. Белый свет скрытого фонаря, луч скользнул по одеялу. В последний момент я решил, что говорить следует по-французски. Если сразу не поймут, перейдут на язык пуль.