Норби
Шрифт:
Я поднял вверх пустую чашку из-под кофе, демонстрируя, насколько она не права. Та, что пела про Перпиньян, внезапно улыбнулась.
– Кстати, вы ошибаетесь, мсье Корд. Лулу – не кличка, а имя, только персидское. А во Франции Лулу – это Луиза. Но я не Луиза.
Привстала, протянула руку:
– Люсин.
По законам жанра, страшный апаш Гастон должен был встретить нас у входа. Шрам на лице, кепи на затылке, наваха в кулачище.
– Рр-р-р-р! Саперлипопет, это моя женщина! Моя!..
Фермеры Великих Равнин остались бы довольны.
Нет
– Я тут рядом комнату снимаю, – Люсин зябко дернула плечами. – Можете меня оставить прямо здесь, мсье Корд.
На такое я даже не стал реагировать. Девушек надлежит провожать до дома. А хвосты – рубить!
Скользи, тень, скользи!..
Глава 3. Подземный удар
– Плен. – Вопросы. – «Kolis, suka!» – Профессор Жак Бенар. – Иисус любит Польшу!
1
Подъезд, возле которого мы остановились, выглядел крайне подозрительно. Если бы не свет в окнах, пятиэтажный дом можно было принять за нежилой, а то и за декорацию паршивого мюзикла из жизни страдающих негров Гарлема. Для верности я открыл скрипящую дверь, пропустил девушку вперед, и только после того, как нас облаял красноносый портье, счел свою миссию выполненной.
Кажется, Люсин хотела что-то сказать на прощание, но портье рычал, а я был не в настроении. Просто улыбнулся и кивнул, не ожидая ответа.
Тень никуда не исчезла. Я без труда заметил ее, пройдя чуть дальше по улице, стоило лишь прислониться к стене и немного обождать. Фонари горели, и на малый миг нестойкий желтый свет сделал тайное явным. Невысокий человечек в клетчатом пальто и шляпе, годами за сорок, видом же никак не Гастон-живорез. Поглядев вперед, я заметил черную щель небольшого переулка и поспешил туда. С улицы тьма казалась кромешной, но пройдя несколько шагов, я без труда смог разглядеть щель между двумя домами – узкий проход, в котором двоим не разминуться. Зайдя поглубже, я замер и стал ждать. Звук шагов послышался через минуту, вероятно, клетчатый не сразу решился поиграть в прятки. Теперь он спешил, не тратя времени на то, чтобы глядеть по сторонам. И много ли увидишь в темноте?
Его ботинки стучали, мои туфли – нет. У дорогой обуви есть свои преимущества.
Одна рука под горлом.
Есть!
Вторая сжала кисть, взяв на болевой. Очень неприятно, по себе знаю. Клетчатый задергался, но я лишь усилил захват. Наконец, он обмяк и что-то прохрипел. Я убрал руку с горла.
– От. Отпустите! Что. Что вы себе позволяете?
От его возмущения густо несло страхом. Я охлопал пальто, провел ладонью по поясу. Кобуры нет, но оружие прячут и похитрее, встречал таких умельцев.
– Зачем шел за мной?
– Пусти. Пустите! Я не следил, я. Ай-й!
Болевой прием именуется таковым не зря. «Ай-й!» – только начало.
– Я частный детектив, это моя работа!
Почему-то я поверил сразу. Поверил – и слегка обиделся. Посреди ночного Монмартра нарваться на частного детектива – верх вульгарности.
– Пошли! И не пробуй убегать.
Отпустил я его только на улице, изучив в свете фонаря удостоверение. Клетчатому указали на меня возле входа в Главпочтамт. Задание дал шеф, опознавателем же был некто ему неизвестный и никогда прежде не виденный – мужчина в летах и вроде бы француз. Больше ничего вытрясти не удалось, да я и не пытался. Рядовому «топтуну» много знать не положено.
Но кое-что прояснилось. Я нанял журналиста, они не побрезговали частным детективом. И не исключено, что за этим неумехой шел кто-то куда более опытный и глазастый.
Мне в очередной раз намекнули, что я здесь не один.
2
Над полем стелился вечерний туман, осела пыль, пуста была дорога. Война ушла дальше, и теперь мертвым предстояло хоронить своих мертвецов.
Доброволец Земоловский открыл глаза, привстал, опираясь на локти, и отстегнул флягу от ремня. Вода была теплой и безвкусной. Наконец, встал, поднял с земли карабин. Каска мешала, и он бросил ее.
Отвоевались!
Танк отомстил, превратив тачанку в окровавленную груду металла. Человеческая плоть смешалась с железом. Смотреть на такое было трудно, и он отвернулся. Чуть дальше по проселку лежали чьи-то тела, убитая лошадь, брошенные карабины. Повозка с «интендатурой» свалилась в кювет, возле нее тоже лошади и тоже люди. Мертвые – живых он не заметил.
Солнце уже клонилось к горизонту. Оставаться на Поле смерти не имело смысла. Вдали, как раз на юге, куда прорывался полк, бывший гимназист заметил темную полосу леса. Закинул за спину карабин – и побрел прямо через зеленую озимь. Куда именно и зачем, как-то не думалось. Главное – подальше. Поле битвы принадлежит мародерам и призракам.
Прочь!
Среди пшеницы тоже лежали мертвецы в знакомой уланской форме. Русских не было, вероятно, подобрали свои. Остатки полка теперь где-то далеко, не догнать. Бой был встречным, кто-то наверняка успел прорваться. Упрямый майор поведет их в загадочные Свентокшиские горы, обетованную землю, где можно отдохнуть от войны. Ему до Святого Креста не дойти.
На первом же привале посреди зеленого поля бывший гимназист пересчитал патроны. Четыре штуки всего, да еще штык образца 1924 года, пустой подсумок, фляга, котелок с ложкой. Вот и воюй, улан! Мелькнула и сгинула мыслишка: недостающее можно взять у мертвых, но он понял – не сможет. Разве что патроны, на войне они ценнее, чем хлеб.
Повязка под пилоткой закаменела. Вчера так и не сподобился поменять.
Надо было идти. Доброволец Земоловский закинул ставший совсем неподъемным карабин на плечо, поправил ремень.
Выстрел прозвучал негромко, словно кто-то щелкнул в воздухе кнутом. Еще. Еще!
Он упал прямо в зеленую пшеницу, прислушался. Кажется, у леса, как раз там, куда он держит путь. Воюют? Но выстрелили всего три раза, на бой не похоже. До опушки осталось не так и далеко, можно рискнуть.
Возле опушки кто-то вновь щелкнул кнутом.