Норманны. Покорители Северной Атлантики
Шрифт:
Так они и поступили.
Сокки был глубоко потрясен случившимся и начал собирать людей для возможного сражения. В то время в Соларфьялле жил человек по имени Халл, отличавшийся трезвостью взглядов и спокойным характером. Он был на стороне Сокки и также прибыл к нему в дом со своими людьми. Халл сказал Сокки:
— Вы собираетесь атаковать на своих маленьких лодках большие корабли норвежцев, но результат этого предприятия представляется мне весьма сомнительным, учитывая тот прием, который наверняка подготовили нам купцы. С другой стороны, мне совершенно неясно, в какой степени на всех вас можно положиться. Разумеется, все предводители будут сражаться достойно, остальные же в случае серьезной опасности вполне могут обратиться в бегство, и тогда мы окажемся в еще худшем положении, чем сейчас. Поэтому мне кажется, что было бы неплохо, если бы все мы дали клятву либо победить,
При этих словах многие из них немедленно утратили былой пыл.
— И все же, — заметил Сокки, — мы не можем просто так оставить это дело.
Халл предложил свои услуги по заключению между ними перемирия. Он отправился к купцам и поинтересовался, может ли он обговорить с ними условия мира. Кольбейн и Кетиль передали, что они готовы начать переговоры. И тогда Халл пришел к ним и заговорил о том, что подобное дело необходимо урегулировать. Норвежцы ответили, что они готовы к любой альтернативе — будь то война или мир, — как того пожелают сами гренландцы. Они заявили также, что все эти неприятности произошли исключительно по вине самих гренландцев. «Но раз вы проявили добрую волю, мы готовы прийти к соглашению с вами». Халл объявил, что он будет судить так, как ему представляется правильным и справедливым. Затем он отправился к Сокки, который тоже дал согласие на то, чтобы Халл был судьей в этом деле. Купцы должны были днем и ночью готовиться к отплытию из Гренландии, поскольку ничто более не могло удовлетворить Сокки, как их скорейшее отбытие. «Но если они промедлят со своими приготовлениями, то пусть не ждут пощады, коль скоро попадут к нам в руки».
На этом они и расстались, определив место для следующей встречи.
— Наши приготовления к отплытию идут не так быстро, как хотелось бы, — заметил Кольбейн своим людям, — тогда как запасы провизии уже на исходе. Насколько мне известно, здесь неподалеку живет один земледелец, так что имеет смысл заглянуть к нему.
Все согласились, что стоит это сделать, и с наступлением ночи тридцать человек норвежцев — все вооруженные — сошли на берег. Они добрались до поселения, но то оказалось совершенно заброшенным. А прежде там жил человек по имени Торарин.
— Мое предложение оказалось не слишком удачным, — заметил Кетиль.
После чего они покинули ферму и отправились назад к кораблям. По дороге им пришлось пробираться через заросли кустов.
— Я чувствую сильную сонливость, — произнес Кетиль, — я немного посплю.
Его людям показалось, что это не слишком разумно, но Кетиль тут же лег на землю и заснул, а они остались охранять его. Очень скоро Кетиль проснулся и сказал им:
— Во сне мне открылось то, что было скрыто от меня прежде. Попробуйте-ка потянуть тот кустик, который находится возле моей головы.
Они сделали, как он сказал, и обнаружили внизу большую пещеру.
— Для начала давайте посмотрим, что здесь есть, — предложил Кетиль.
И вот они нашли там шестьдесят туш животных, двенадцать пластин масла (каждая весом по 80 фунтов) и большое количество сушеной рыбы.
— Очень хорошо, — обрадовался Кетиль, — что моя затея обернулась для нас такой удачей.
И они направились на корабль со своей добычей.
И вот настало время для заключения мира. Обе стороны — гренландцы и купцы — явились на эту встречу. Халл сказал следующее:
— Вот что я решил насчет вашего дела: убийство Эйнара перечеркивает убийство Озура, но из-за неравенства между двумя этими людьми норвежцы объявляются вне закона и потому не получат на острове ни крова, ни еды. Другие же убийства также искупают друг друга: фермер Стейнгрим и Симон, Крак-норвежец и Торфинн-гренландец, Вигват-норвежец и Бьёрн-гренландец, Торир и Торд. И лишь смерть одного из наших людей — Торарина — остается неоплаченной. Поэтому его семье следует выплатить денежное возмещение.
Сокки заявил, что для него и его товарищей-гренландцев подобное решение вопроса оказалось жестоким разочарованием, но Халл оставался тверд в своем решении, и на этих условиях они и распрощались.
Вскоре фьорды вблизи поселения замерзли и покрылись льдом, и гренландцы с радостью думали о том, что если купцы не успеют отплыть в назначенное время, то они смогут захватить их. Однако к концу месяца лед растаял, и купцы отплыли от берегов Гренландии.
Спустя какое-то время они прибыли в Норвегию. Кольбейн привез с собой из Гренландии белого медведя и подарил его королю Харальду Гилли. Он также рассказал королю, сколько беззаконий им пришлось претерпеть от гренландцев, и всячески поносил их за это. Но позднее король услышал другую версию этих событий и потому решил, что Кольбейн щедро уснастил свой рассказ ложью. И тот не получил награды за медведя. После этого Кольбейн стал на сторону Сигурда Лжедьякона, напал на короля в его палатах и ранил его [1136
На этом и заканчивается наша сага.
ПРИЛОЖЕНИЯ
I. НЬЯЛА: ВЕЛИЧАЙШЕЕ ИЗ СКАЗАНИЙ
Прежде всего стоит отметить, что «Сказание о Ньяле» отражает в себе целую эпоху. Точно так же, как «Война и мир» охватывает не только судьбы Безуховых, Болконских и Курагиных, но и простых крестьян, солдат, священников и швей, а также полководца Кутузова, императора и даже собаки Платона Каратаева, так и «Ньяла» позволяет нам увидеть не только самого Ньяла и его сыновей, а также представителей тех южных семейств, среди которых были друзья и враги Ньяла, но и всех вождей Исландии того времени: Снорри Годи, Гудмунда Могучего, Скапти Тороддсона, а также королей и ярлов Норвегии, Дании, Оркнея и Ирландии. Появляются на ее страницах торговцы и нищенки, земледельцы и моряки, и даже тот самый пес, чей предсмертный вой возвестил грядущую гибель Гуннара. В этом сказании мы найдем около двадцати пяти детально описанных характеров и огромное количество эпизодических лиц, позволяющих воссоздать достоверную картину той эпохи. Не ограничена эта картина и рамками определенного общества. И если молодые исландцы — это прежде всего сыновья земледельцев, все же многих из них можно назвать крестьянскими принцами, которые на равных общались со знатными людьми и даже с королями.
В центре этого повествования находится Исландия — от глубоких ущелий Тингвеллира до ледяных полей на юге острова. Однако события, происшедшие здесь, имели отклик в самых отдаленных частях Северо-Западной Европы. Как это ни странно, но распространение повествования далеко за пределы острова делает это сказание еще более исландским, подчеркивая самобытность происходивших на нем событий.
Все это позволяет сделать вывод, что «Ньяла» — это полное и законченное произведение. Главная тема остается неизменной: сожжение Ньяла. То, что предшествовало этому событию, и то, к чему оно привело, — все это занимает читателя с первой страницы до самого конца саги. Но вся эта последовательность событий значительно обогащена и другим материалом. Эта книга строится на тонкой игре оттенков между «да» и «нет»; здесь мы сталкиваемся с надеждами, которые то возникают, то исчезают, затем появляются снова — с тем лишь, чтобы впоследствии окончательно пропасть. Как легко Гуннар мог бы остаться в живых! Как легко можно было бы уладить убийство Хаскульда! Как часто трагический ход событий мог бы быть приостановлен и предотвращен…
«Если бы только, — думаем мы, — если бы только…»
Здесь перед нами проходит сама жизнь, и бывает трудно определить, в какой момент случайность становится неизбежностью. Если же мы посмотрим на «Ньялу» под иным углом зрения, то поймем, что это сказание о законе. Она необычайно богата материалом из конституционной истории страны, отражено в ней и обращение нации в христианство.
Закон, конституция и смена веры неотделимы от изображенных здесь персонажей. Но «Ньяла» — вовсе не историческое сочинение, требующее для раскрытия своего замысла наличия людей в качестве главных действующих лиц. «Ньяла» — это реалистическое повествование, которое умело использует историю для своих собственных творческих замыслов и целей. И главный интерес ее заключается не в исторических фактах и событиях, а совсем в другом. Особенным и главным предметом ее внимания являются человеческие судьбы. И поэтому ей необходимы как старая религия, так и новая, а также пророчества и сверхъестественные явления — вперемешку с благородным и низким, мудрым и глупым, важным и незначительным, а порой и просто сомнительным. Все это передано непосредственно через мысли, намерения и поступки людей. По большей части «Ньяла» — сказание героического или трагического плана, но есть в нем и обыденные, а подчас и комические ноты. Что делают люди, почему они это делают и что из этого выходит — вот то главное, что интересует автора сказания. И здесь важно отметить, что «Ньяла» обязана своим появлением не только искусному перу, но и высокообразованному уму. Автор «Ньялы» прекрасно знал сказания, созданные до него. Он хорошо разбирался в исторических записках, будь они генеалогические или повествовательные, отечественные или зарубежные. Не представляла для него трудностей и законодательная литература. Что же касается различного рода религиозных сочинений, то и в этой области он обладал весьма обширными познаниями. К тому же при написании этой книги он мог обратиться и к устной традиции, все многообразие которой мы начинаем понимать только сейчас.