Норвежский детектив
Шрифт:
Марио улыбнулся.
— Take on me-e-e, — пропел он.
Вид у меня, наверно, сделался несколько озадаченный, потому что он поспешил объяснить:
— Это все, что я знал о Норвегии до приезда сюда. Ну, еще, конечно, что норвежцы на нефти разбогатели и еще что здесь очень холодно.
Он поднялся, подошел к стойке, взял чемодан. Потом посмотрел на ключ от номера, который я ему вручил.
— Триста четвертый, — сказал он. — Это четвертый этаж, third floor?
— Третий, — ответил я. — В Норвегии отсчет ведут с первого этажа.
Он направился к лифту.
— Советую
Он изменил курс.
— Кстати, — сказал Марио и полуобернулся. — Сколько у вас за доллар дают?
— Самое большее семь с половиной крон, — ответил я, сверившись с табличкой, прикрепленной к стойке.
— В банке?
— Да. Но по такому же курсу и в гостинице можешь обменять. Всего на несколько эре меньше получишь.
— А на улице? — поинтересовался он.
— На улице?
— Да, на улице.
Он вытянул руки и сцепил пальцы.
Я снова снисходительно усмехнулся.
— Мой дорогой Марио, — сказал я, — в Норвегии не меняют деньги на черном рынке.
Он удивился.
Но когда стал подниматься по лестнице, во всей его фигуре мне почудилась снисходительная усмешка.
2
Марселе Донаско был двадцать один год, когда она распрощалась с семьей и с должностью секретарши в Кесон-Сити, городе в тропиках Филиппин. Совсем юной она переехала в не слишком-то гостеприимную страну Норвегию с ее холодной зимой. А год спустя очутилась за решеткой, в одиночной камере тюрьмы «Тунга».
Многие годы она переписывалась с иностранцами. Кольбейн Фьелль был всего лишь одним из нескольких ее норвежских корреспондентов. Они узнали о существовании друг друга с помощью некоего норвежского клуба знакомств по переписке, который специализируется на контактах с филиппинцами. Два года они переписывались, а потом пятидесятивосьмилетний фермер из Трённелага отправился навестить девушку. Два месяца спустя он выслал ей деньги на авиабилет.
По словам немногочисленных соседей хозяина уединенной усадьбы Фьёсеид, брак их оказался удачным и ничего особенного в их отношениях не было. Никто из соседей тесного знакомства с молодой супругой Кольбейна Фьелля не свел, но сам он был известен как человек покладистый и добродушный. К тому же у него было достаточно средств, чтобы окружить Марселу роскошью и уютом, чего ей так недоставало дома. Потому-то небольшое местное общество и потрясло известие о том, что молодая жена перерезала горло их старому соседу.
Злодеяние обнаружил почтальон в понедельник на прошлой неделе. Он заехал в усадьбу по службе, привез то ли бандероль, то ли денежный перевод и нашел Марселу в невменяемом состоянии. Ее лицо, руки и платье были перемазаны кровью. Она сидела в кухне на стуле с отрешенным взглядом и вряд ли вообще заметила его присутствие.
Почтальон нашел труп Кольбейна Фьелля в супружеской постели. У него была перерезана сонная артерия. Комната была залита кровью. На полу валялся кухонный тесак.
Через день Марселу арестовали.
Что до мотивов убийства, многие газеты сообщали, будто муж долгое время жестоко обращался с Марселой, и она в конце концов просто не выдержала. Соседи же высказывали недоумение, ведь Кольбейн Фьелль никогда агрессивностью или грубостью не отличался. Да и Марсела была такая маленькая и тоненькая. Нет, они ни за что не поверят, что он жестоко с ней обращался.
Сама Марсела полностью отрицала свою вину.
У полиции, однако, не было никаких сомнений. И вот теперь следствие закончено.
Я вернул кипу газет женщине за стойкой. Нет, не встреча с Марио Донаско побудила меня пойти в Народную библиотеку. Пробыв неделю в Лондоне, я и так изголодался по норвежским новостям. Но не отрицаю, что я проявил повышенный интерес ко всем материалам об убийстве в усадьбе Фьёсеид.
Печальная история.
Убийство всегда событие печальное. Но это было тем более трагическим, что совершила его молодая девушка, приехавшая в Норвегию в поисках счастья, спокойной и беззаботной жизни. А обрела она здесь всего лишь старого хрыча — супруга, который, судя по всему, не слишком нежничал с нею.
Я не очень-то доверился мнению многолетних соседей об убитом. Соседям редко когда выпадает случай на самом деле понять, что же скрывается за начищенной до блеска маской.
История о Марселе Фьелль, урожденной Донаско, печальна. И коротка.
И в ней совсем нет места для меня.
Так я думал.
3
У «Мишёнсотеля» я столкнулся с Акселем Брехеймом. Может быть, виноват был он, а может, и я. Я пребывал в меланхолическом настроении и думал не столько об идущих навстречу прохожих, сколько о происках норвежской таможенной службы. Вчера в Вэрнесе меня по традиции задержали в «зеленой зоне». Я попытался объяснить мрачному, но вежливому таможеннику, что личности с таким цветом кожи, как у меня, редко когда взбредет в голову провозить контрабанду, но ничего не помогло, пришлось-таки пройти всю процедуру. Включая личный обыск и осмотр анального отверстия.
Когда я снова оделся и сложил вещи в чемодан, он вдруг с торжеством, но все так же вежливо указал на мою кожаную куртку.
— На тебе ее не было, когда ты выезжал!
— Да нет, была, — возразил я.
— Она стоит не меньше шести тысяч, — определил таможенник.
— Верно, — согласился я. — Но я купил ее на распродаже по случаю закрытия магазина, в Тронхейме, за полцены.
— Ерунда! — грубо прервал мои объяснения коллега вежливого таможенника. — Ты купил куртку в Лондоне. И нечего отпираться.
Я еще раз повторил, что если я чем никогда не занимался, так это контрабандой. Долго и нудно рассказывал им обо всех тех случаях, когда меня вылавливали из очереди только потому, что я смуглее большинства норвежцев. Я в деталях описал, как покупал куртку. В конце концов я вывернул карманы и выудил из них автобусный билет тронхеймской компании общественного транспорта и скомканную шоколадную обертку.
— Мы такие штуки видали, — не поверил мне грубый таможенник.
— Да уж, конечно, что стоит взять с собой в Лондон автобусный билет и шоколадную обертку, — добавил вежливый.