Ностальгия по чужбине. Книга первая
Шрифт:
— Да ты никак мне угрожаешь? — усмехнулся Воронцов и покачал головой. — Мы с тобой, Мишин, по счастью ходим разными дорогами. И по-разному уйдем на тот свет. С того момента, как ты ударился в бега и сотрудничал с нашими врагами, ты стал для меня не более чем инструментом. И я постараюсь использовать этот инструмент строго по назначению. А что касается твоей супруги, то не заводись попусту: мы не варвары и просто так, без надобности, никого в расход не пускаем. Она и твой ребенок проживут столько, сколько отвел им Создатель. Прощай, Мишин. И постарайся сделать все, что от тебя потребуют. Ибо в противном случае планы Создателя буду корректировать я лично…
10
Перелет
Январь 1986 года.
После скоротечных крестин, организованных Бержераком за полноценные десять тысяч долларов, мне досталось в принципе благозвучная фамилия Лоуренс, но совершенно непотребное имя — Гортензия. Воображение — этот вредный источник по сути дела всех наших жизненных проблем — тут же увело мои ноги в кадку с щедро унавоженной землей. Впрочем, представить себе женщину, которой могло бы понравиться это растительное имя, не хватило даже моего воображения. Хотя на мужчин, как это ни странно, оно производило впечатление. Я убедилась в этом сразу же, на контроле в международном аэропорту Лос-Анджелеса, когда сидевший за стойкой пожилой таможенник с обвислыми седыми усами, явно перепутав имя британской брюнетки с ее фамилией, вежливо поинтересовался, возвращая мне паспорт:
— Вам понравилось в Америке, мисс Гортензия?
— О да! — воскликнула я, с облегчением убедившись, что десять тысяч долларов были потрачены не зря. — Чем-то напоминает наше графство Кент, только намного грязнее. И еще эти огромные машины, которые издают страшную вонь и ездят, почему-то, сикось-накось…
— В каком смысле «сикось-накось»?
— Ну, как еще можно ездить, если руль у машин — с левой стороны?!
— Ничего не поделаешь, мисс Гортензия, — шевельнув усами, вежливо улыбнулся таможенник. — Англия, мэм, и есть та самая жопа, из которой растут наши американские ноги…
Юджин назвал бы этого работника таможни настоящим патриотом. Честно говоря, и мне в этот момент было приятно за Америку…
То ли на меня подействовал успешный дебют британского паспорта, то ли потому, что тревога за Юджина после разговора с доктором Уэйном перестала терзать мою душу, но долгий перелет до Цюриха, включая полуторачасовую остановку в лондонском Хитроу, где нас поили безвкусным чаем и галетами, отдаленно напомнившими безрадостное мытищинское детство, прошел практически незаметно. Подчинившись безмолвному требованию защитных рефлексов организма, я беспробудно спала. Без сновидений, просыпаясь только после толчка шасси о посадочную полосу…
Путешествия из Америки в Европу имеют одно неоспоримое преимущество — ты как бы обманываешь часы, прибывая в пункт назначения примерно в то же время, когда отправилась в путь. По-видимому, это замечательно, если только путешествуешь с конкретной целью: точно зная день возвращения, ты радуешься нескольким подаренным часам, стараясь не думать, что их заберет впоследствии обратная дорога. В моем же случае ощущался лишь бесспорный факт выигрыша во времени. Из этого можно было сделать два вывода: во-первых, я не думала о возвращении, а, во-вторых, толком даже не представляла, что именно следует делать с этим самым выигрышем во времени. При этом, правда, я интуитивно чувствовала, что лучше в эти нюансы особенно не закапываться. Даже с моим растительным именем…
Вышагивая на выход по гофрированному жерлу телескопического трапа, я вдруг ощутила, как мозги, основательно прочищенные долгим сном и кондиционированным воздухом, заработали на прежних оборотах. Уверовав в стойкую целомудренность британского картона и целиком погрузившись в собственные мысли, я механически улыбалась таможенникам на паспортном контроле и, совершенно не вникая в смысл написанного, выхватывала из многочисленных рекламных щитов очень важную информацию о том, что мне выпала честь прибыть
Хотя я уже была гражданкой США с некоторым стажем, проблемы, заставившие меня сорваться с насиженного места и лететь одиннадцать часов с чужим паспортом и неродной внешностью на другой конец света не имели ничего общего с типично американскими проблемами. В той стране, где я жила с семьдесят восьмого года, серьезными жизненными затруднениями считали подозрительно протяжное гудение водопроводной трубы в ванной, неровно подстриженный газон перед домом, как следствие нерадивости садовника, недостаточная пунктуальность мальчика-почтальона, на десять минут позже обычного зашвырнувшего утреннюю газету к вашим дверям… Кто знает, возможно, есть такие острые углы, которые можно обойти с помощью американского паспорта. Но только не мою долбаную судьбу, которая, очевидно, совершенно не разбираясь в типах гражданства, ринулась преследовать меня так плотно и безжалостно, словно я по-прежнему жила в Советском Союзе, и не было в помине тех восьми лет, когда самой серьезной проблемой был неровно подстриженный газон у дома… Мой муж лежал без сознания в реанимации, над моими детьми нависла реальная угроза расправы, сама я была главным источником нахлынувших бед, и все эти тридцать три несчастья свалились на меня в течение каких-то нескольких дней…
— Мадам, я слушаю вас!..
— Простите, я задумалась… — Тряхнув головой, я обнаружила, что стою у окошечка аэропортовского пункта обмена валюты. — Поменяйте мне, пожалуйста, пятьсот долларов…
Тонкие пальчики молоденькой шатенки с шеей несостоявшейся балерины заучено пересчитывали мои деньги, что-то вписывали в декларацию, чарующе колдовали над розовато-сиреневыми швейцарскими франками с серебряным обрезом, а мои мысли, в такт движения девичьих пальчиков, также ПУНКТИРНО мелькали и шелестели.
…Зачем мне эти франки? И эта загадочная встреча на лестнице перед монастырем Сакре-Кер? И вообще весь этот маскарад?.. Билетные кассы напротив, очередей в этом мире банкиров, часов и горького шоколада не бывает… Надо просто купить билет на ближайший рейс в Москву, схватить в Шереметьево такси, заплатить небритому водиле долларами, чтобы гнал даже на красный, и мчаться на Лубянку, на родную до почечных колик площадь Дзержинского… А там, ломясь в двери, требовать самого главного начальника, колотить себя в грудь, доказывая и клянясь маминым здоровьем, что хочешь срочно сообщить нечто невероятно важное для государственной безопасности замечательной и неповторимой Страны Советов… А потом упасть ему в ноги и орать во нею силу пока еще не отбитых легких: «Я — Мальцева!.. Валентина Васильевна Мальцева!! Вы меня искали, родные товарищи чекисты?.. Так мог она, я! Вам нужно оторвать мне голову?.. Изменить пол?.. Назначить уборщицей в газету „Утро Колымы“? Запустить на орбиту в рамках советско-монгольского космического эксперимента?.. Так не утруждайте себя, соотечественники мои ненаглядные, я сама пришла!.. Да, догадалась, да почувствовала!.. А как не догадаться?! Ведь вы так ясно, как умеете ТОЛЬКО вы, дали мне понять, что хотите этого… Ну и делайте со мной все, что задумали, братья по классу!.. Только, умоляю, не трогайте моих детей. Не стреляйте в моего мужа!.. Ведь вам нужна я…»
— Ваши франки, мадам…
Механически сунув деньги в сумку, я направилась к билетным кассам. По пути взгляд остановился на черном информационном табло, где красными буковками, мелькая и ритмично пощелкивая, обозначались рейсы прибытия и отправления. Лондон… Дакар… Бангкок… Неаполь… Токио… Москва… Авиакомпания «Аэрофлот». До вылета оставался вагон времени — почти три часа. Мое сердце рвалось к билетной стойке, но ноги, разом отяжелев и наотрез отказавшись подчиняться, будто приросли к мраморным плитам…