Ностальгия по чужбине. Книга вторая
Шрифт:
— Тогда все проще, — кивнул Райдер. — Полагаю, в самое ближайшее время вам придется вылететь в Штаты. Естественно, после того, как будет завершена процедурная часть…
— Надеюсь, уголовное преследование за вынужденную посадку самолета мне не грозит?
— Думаю, что нет… — впервые за весь разговор Райдер улыбнулся искренне. — Безопасность пассажиров подчас требует еще более суровых мер предосторожности.
— Спасибо вам, — кивнул Сергей. — Приятно иметь дело с профессионалом.
— И последний вопрос, Серж, перед тем как мы с вами расстанемся… — Райдер
— Я не совсем понял вопрос: что именно вас интересует, Роберт?
— Ну, по всем законам, то, что вы сделали, является предательством, нарушением присяги… Надеюсь, я вас ничем не обидел?
— Ничуть! — Неделин вздернул подбородок. — Мне бы не хотелось начинать новую страницу своей жизни со лжи. Мое намерение сотрудничать с ЦРУ вызвано не идейными соображениями и уж, тем более, не сознательным желанием нанести ущерб своей родине. Просто, так сложились обстоятельства: я допустил профессиональную ошибку и, как мне кажется, должен был заплатить за нее головой. Возможно, если бы моя вина действительно заслуживала столь сурового наказания, я бы принял ее с опущенной головой, не сопротивляясь. Но в данном случае я не считаю себя виновным в случившемся…
— То есть, Серж, будь вы уверены, что на родине вас ждет не столь суровое наказание, вы бы вернулись в Москву?
— Однозначно, — кивнул Неделин.
— Спасибо за откровенность… — Райдер встал и протянул Сергею руку. — И до встречи в Соединенных Штатах…
Подполковнику Моррису Кендалу только что исполнилось 42 года. Он не имел русских корней, его предки-валлийцы бросились осваивать Новый свет еще в начале девятнадцатого века, но, тем не менее, в аналитическом отделе оперативного управления ЦРУ Кендал считался одним из наиболее авторитетных экспертов по Советскому Союзу.
Получив в шестьдесят шестом году тяжелое ранение в самой настоящей мясорубке под Данангом, в результате чего правая нога Морриса стала на шесть сантиметров короче левой, он вернулся в родной Лос-Анджелес инвалидом вьетнамской войны, кавалером ордена «Пурпурное сердце» и активным ненавистником любой формы насилия. Провалявшись в военных госпиталях западного побережья около года, перенеся несколько тяжелейших операций и поняв, что оставшуюся жизни ему предстоит провести, не расставаясь с палкой, Моррис Кендал отказался от помощи родителей и, благодаря военной пенсии, поступил на факультет политологии Гавайского университета, в стенах которого встретил Глори Уэнтерспойт — миловидную, невероятно образованную и абсолютно раскрепощенную шатенку. Девушка свободно владела испанским и французским и высказывала на лекциях настолько профессиональные и аргументированные суждения о внешней политике и недочетах налоговых систем, что даже опытные профессора озадаченно взирали на нее поверх очков.
Будучи едва знакомы, еще на первом курсе, они как-то вышли вместе после занятий. Кендал, которого по-настоящему угнетала хромота и неизбежность общения с кем бы то ни было, остановился и, подыскивая предлог,
— Так ты идешь? — нетерпеливо спросила Глори.
— Ты иди, не жди меня… — Не найдя поблизости урну, Моррис засунул обгорелую спичку в карман. — У меня тут встреча назначена…
— А врешь зачем? — спокойно спросила девушка. — По необходимости?
— По привычке, — улыбнулся Моррис.
— Ты привык не лгать, а к этой палке, — Глори кивнула на суковатую трость, которую Моррис получил в подарок от профессора, сделавшего ему последнюю безуспешную операцию.
— Я как-то не думал об этом.
— А ты бы мог ее поменять?
— Зачем? — озадаченно спросил Кендал.
— Спроси лучше, на что.
— На что?
— На меня.
Кендал открыл рот.
— В каком смысле на тебя?
— В прямом… — Глори пожала плечами, как будто речь шла о малозначительных пустяках. — Ты же не можешь ходить, не опираясь на что-нибудь, верно?
— Не могу.
— Так чем я хуже этого куска дерева?..
Через месяц они поженились. Эта была традиционная студенческая свадьба — без родителей и родственников жениха и невесты, официальных оповещений на бланка с целующимися голубками и свадебного лимузина, украшенного белыми цветами и разноцветными воздушными шариками. Их сокурсники устроили в складчину вечеринку в баре с песнями «Битлз», гигантским количеством выпитого и массовым братанием на десерт… Военной пенсии Морриса вполне хватало, чтобы молодожены могли снять себе небольшую двухкомнатную квартирку рядом с университетом. Через год Глори родила девочку и сказала, что хочет назвать ее Линой.
— Какое странное имя.
— Тебе не нравится?
— Почему не нравится? — возразил Моррис. — Очень красивое имя. Только странное какое-то…
— Так звали мою бабушку, — пояснила Глори и, прижимая к себе дочь, что-то сказала. Этого языка Моррис не знал, но он вдруг показался ему знакомым.
— Что ты сказала? — спросил он, поймав себя на мысли, что почему-то волнуется. — На каком языке?..
— На русском, — спокойно ответила Глори.
— Ты мне никогда не говорила, что знаешь русский язык.
— Это еще полбеды, — тихо откликнулась Глори.
— В чем заключается вторая половина?
— Я никогда не говорила тебе, что я — русская.
— Что?! — Моррис почувствовал сильное головокружение, словно к его лицу приложили маску с наркозом. — Что ты сказала?..
— Прежде, чем ты решишь со мной разводиться, дай мне кое-что объяснить, милый.
— Я вовсе не собираюсь с тобой разводиться, что за чушь!
— Значит, ты еще умнее, чем я думала.
— Что ты несешь, Глори?
— Я всегда говорю глупости, когда волнуюсь… — Женщина прижала к себе ребенка. — Ты же знаешь… Так вот, дорогой, я действительно русская. Мои родители еще в двадцатых годах бежали из России в Харбин. А уже оттуда, перед войной, переехали в Штаты. Так что, по рождению я американка, а по корням — русская и даже православная…
— Ну и замечательно! — Моррис улыбнулся. — И слава Богу!..