Новак Джокович. Герой тенниса и лицо Сербии
Шрифт:
Ранее в том же году Троицки был отстранен от участия в турнирах на 18 месяцев за отказ сдать анализ крови в апреле, на турнире серии Masters в Монте-Карло. Он утверждал, что всю жизнь боится иголок, и этот страх увеличивается, когда он нездоров. По его словам, в Монте-Карло ему нездоровилось, под ярким солнцем стало только хуже, и он спросил представительницу службы допинг-контроля, отвечающую за отбор проб крови и мочи, нельзя ли ему отказаться от анализа крови, поскольку он боится упасть в обморок. Если верить Троицки, она согласилась, но потом изменила показания. Представительница утверждала, что никогда не давала подобного разрешения и предупредила о санкциях в случае отказа сдать кровь в тот же день. Расследуя этот инцидент, руководство теннисной антидопинговой службы заявило, что пропущенный тест – это серьезное нарушение правил, и отстранило Троицки от участия в турнирах на срок, всего на шесть месяцев меньше того, который он получил бы,
CAS подтвердил вину Троицки, но постановил, что лицо, отвечавшее за допинг-контроль в Монте-Карло, должно было обратиться за помощью к руководству АТП, чтобы убедить Троицки в необходимости сдать анализ крови. В итоге было вынесено решение, что приговор слишком строг, и срок дисквалификации сократили с 18 месяцев до 12. Но для Джоковича такой вердикт стал слабым утешением. Не только его друг потерял целый год профессиональной карьеры, но и Сербия лишилась одного из игроков команды Кубка Дэвиса накануне финала у себя дома против сборной Чешской Республики, который должен был состояться на следующей неделе. Сербы могли бы выиграть и без Троицки, если бы Янко Типсаревич был в форме, но Джокович знал, что Типсаревич, хоть и делает все возможное, чтобы залечить травму пятки, скорее всего, пропустит финал. Так что дисквалификация Троицки стала серьезным ударом по надеждам Сербии.
Решение CAS было вынесено в тот день, когда Джокович играл против Роджера Федерера в Лондоне, и пресс-конференции сербского теннисиста после матча ждали с особенным нетерпением, желая знать, как он отреагирует на известие о дисквалификации Троицки. Обычно на пресс-конференциях после матча игрок входит, садится, отвечает на вопросы и уходит. На этот раз было иначе. После обычных вопросов о победе его спросили, может ли он что-либо сказать по поводу решения суда. Джокович вынул из кармана какие-то записи и говорил семь минут подряд. Выступление было впечатляющим, но красноречие постепенно уступило место эмоциям, и он перешел в открытую атаку на нескольких фронтах.
Джокович выразил свое недовольство следующим образом:
«Это очень плохие новости для него [Троицки], для меня и для всех, кто близок к нему. Но я думаю, это плохо не только для него – это вновь доказывает, что эта система отбора проб, созданная [агентством] Wada [Всемирное антидопинговое агентство], не работает. Почему я так считаю? Потому что, во-первых, наше дело как профессиональных игроков – играть в теннис, с уважением относиться к правилам и знать все правила в нашем виде спорта. Но когда тебя произвольно выбирают для прохождения анализа – не важно, с пробой крови или мочи, – в обязанности представителей антидопингового агентства, находящихся на турнире, входит давать четкие указания и объяснять правила, постановления и последствия в случае отказа от прохождения теста. В данном случае представитель этого не сделал. И главное, у Троицки не нашли никаких запрещенных веществ. Я не пытаюсь полностью снять с него вину, но… она не сообщила ему о тех последствиях, с которыми он столкнется, если откажется от пробы. Она сказала, что он должен написать заявление, и этого достаточно. Из-за ее халатности и непрофессионализма теперь он отстранен от участия в турнирах на один год. И я как игрок впредь буду нервничать при прохождении любого анализа».
Джокович умело выделил один элемент решения суда и придал всему происходящему характер лотереи. В решении CAS действительно было сказано, что представитель допинг-контроля могла ввести Троицки в заблуждение, предложив ему написать в МФТ и изложить свои причины нежелания сдавать пробу крови (или, как выразился CAS, «ошибочно убедить его в своей уверенности в положительном решении вопроса»), а также заявлено, что она пренебрегла своей обязанностью «всегда убеждаться в отсутствии недоразумений» и что ей следует «в любом случае побуждать спортсмена пройти допинг-контроль», все объяснив ему «и по возможности убедив в том, как важно следовать установленному порядку». Однако там же говорилось, что все это не оправдывает отказ Троицки сдать пробу крови и что на воспоминания Троицки «повлияло последующее восстановление событий». Так что Джокович судил об этом инциденте, зная о разговоре с представителем допинг-контроля по версии Троицки – версии, которую суд, изучив обстоятельства дела, подверг сомнению. Обвинять профессионалов в «халатности» и «непрофессионализме», руководствуясь подобными свидетельствами, – все равно что кататься на коньках по тонкому льду.
Джокович также заявил, что решение Троицки сдать пробу крови на следующий день – пробу, которая оказалась чистой, – доказывает, что Троицки не совершил ничего противозаконного. Но это доказательство не выглядит убедительным, поскольку есть вещества, содержание которых в крови можно обнаружить только в день
Джокович честно признался, что Троицки – его «очень близкий друг», человек, которого он знает с восьмилетнего возраста, следовательно, он не может не принимать случившееся «близко к сердцу». Возможно, поэтому теннисный мир охотно признал, что Джокович вступился за друга, а если в страстной попытке защитить Троицки он не всегда был убедителен, – что ж, такое порой случается, если ты предан другу или товарищу по команде. Но, вероятно, он был не просто удивлен, когда позднее на той же неделе Роджер Федерер и Энди Маррей наотрез отказали Троицки в заступничестве: Федерер сказал, что, когда игрока просят пройти пробу, он должен сделать это, а Маррей – что Троицки поступил «непрофессионально» и что хотя он отчасти сочувствует игроку, попавшему в такое положение, доводы этого игрока сочувствия не вызывают.
Не стоит критиковать Джоковича за то, что он ухватился за одно разъяснение в решении суда и пытался построить на нем свою аргументацию. Точно так же поступают политики и юристы, отстаивающие свою точку зрения, несмотря на свидетельства, ее опровергающие. Однако Джоковичу следовало быть осмотрительнее в борьбе за друга, в пылу которой он рисковал подорвать веру в надежность антидопинговых мер. Ведь он сам сделал так много, чтобы поднять физическую форму, выносливость и способность восстанавливаться на новый уровень среди элитных теннисистов, но признание за это возможно лишь в том случае, если его спорт будет «чистым». Ему следует помнить о велосипедистах и представителях других видов спорта, достижения которых так и не получили заслуженного признания ввиду употребления допинга их предшественниками, значит, и на одном из ведущих апологетов тенниса, Джоковиче, лежит обязанность следить, чтобы его вид спорта не был запятнан.
Затем последовала атака на АТП, во время которой эмоции Джоковича по-настоящему выплеснулись наружу. Он сказал: «Ассоциация теннисистов-профессионалов, которой полагалось бы играть объединяющую роль для игроков, профессиональных теннисистов, быть руководящей организацией, стоящей на защите интересов игроков, никак не реагирует в этом случае и ничего не предпринимает для Виктора». Он продолжал: «Система [управления АТП] настолько сложна, что не работает на пользу игрокам, так как АТП – это на 50 % игроки и на 50 % турниры. Потому что всякий раз, когда хочешь проголосовать за что-то, тебе требуется собрать большинство, а это невозможно, потому что пострадают интересы турниров. У игроков нет ни энергии, ни времени, чтобы тратить их на такие вещи. У нас нет времени на политику. Сейчас структура не учитывает интересы теннисистов».
Во многих отношениях эта аргументация несостоятельна. Прежде всего, она подразумевает, что игроки важнее турниров – да, турниры не могут функционировать без игроков, но игроки тоже не в состоянии функционировать без турниров, так что им надо действовать сообща. Во-вторых, если Джокович утверждает, что у него нет времени на политику, значит, он должен довериться тем, у кого это время есть, – таков закон жизни, а не только тенниса. Как ни странно, он уже вовлечен в теннисную политику. Джокович – бывший член совета игроков АТП, близкий к Ивану Любичичу, бывшему президенту этого совета, который пытался разобраться в алфавитной мешанине с сокращениями названий теннисных управляющих органов. Это значит, что любые нападки Джоковича на АТП – это нападки на самого себя как члена этой организации. Вдобавок не слишком порядочно напускаться с резкой критикой на АТП, находясь на главном турнире года, организованном этим самым АТП. Конечно, это не то же самое, что оскорблять хозяина, пригласившего тебя на ужин, но Джокович мог бы выбрать другой момент, тем более что он имел претензии к представителю службы допинг-контроля и Спортивному арбитражному суду, а не к теннисным управляющим органам.
Несмотря на изъяны в доводах, после пылкого выступления в защиту Троицки репутация Джоковича только укрепилась. Он ясно дал понять: независимо от того, правы антидопинговые организации или нет, он сам и остальные теннисисты, старающиеся строго соблюдать правила, чувствуют себя уязвимыми из-за попыток системы поймать их на обмане. И он указал: если игрок нарушает правила, он может потерять год карьеры, однако если правила нарушает представитель службы допинг-контроля, против него не вводится никаких санкций. Многие сочли, что перед ними – будущий теннисный управленец. На момент, когда были сделаны эти заявления, АТП еще не нашла замену покойному Брэду Дрюэтту на посту председателя правления и исполнительного директора; в итоге создалось ощущение, что когда-нибудь Джокович созреет для этой роли. В 26 лет политическая наивность ему простительна, как и стремление поставить интересы друга детства выше доказательных аргументов. Но в дальнейшем понадобится более глубокое понимание сложностей, связанных с управлением.