Новая философская энциклопедия. Том первый. А - Д.
Шрифт:
ГЕРСОНИД(Gersonides) рабби Леви бен Гершом (1288, Баньоль-сюр, Сез, департамент Гар — 1344, Перпиньян) — еврейский философ, математик («Книга числа», «О синусах, хордах и дугах»), астроном, библейский экзегет, комментатор («Органон» Аристотеля), врач. В своей главной «Книге войн Господа» (Milhamot Adonay) следовал магистральной линии восточного аристотелизма и мистического неоплатонизма, соединяя их с библейской верой. Как Ион Гебщюлъ и Бар Xuuua, но в отличие от Маймонида учил, что первоматерия, субстрат форм, не имея собственных действий, не является вещью, а потому надвременна и в этом смысле предшествует миру. В акте творения водящая мысль создателя придает хаотической и злой материи порядок-благо. Разум человека потенциален (возможен) и отличен от действующего разума ангелов. Универсалии просвечивают в индивидах, без этого все наше знание о родах оказалось бы ложным, что немыслимо. Род объединяет индивиды не по любым признакам, а «в аспекте бытия, или истинного познания». Влияние номинализма можно видеть в тезисе Герсонида, что логика не есть познание, поскольку не раскрывает истину вещей, «а лишь обозначает их». Соч.: Die Kampfe Gottes, ubers. В. Kellermann. В., 1914—16; Aristo- telis Organum, Averrois Cordubensis in eum commentaria... Levi Ger- sonidis in nonnullos Aristotelis et Averrois libros annotationes. Venetiis, 1562. Лит.: Renan E. Les ecrivains juifs francais du XIV siecle. P., 1893; Ber- tola E. Levi Gersonide e la logica arabo-giudaica. — Idem. II pensiero ebraico. Padova, 1972. В. В. Бибихин
ГЕРЦЕНАлександр Иванович (псевдоним — Искандер) [25 марта (6 апреля) 1812, Москва — 9 (21 января), 1870, Париж] — русский философ, писатель, публицист. В 1829—33 учился на физико-математическом отделении Московского университета. Его отец — знатный русский вельможа Иван Алексеевич Яковлев. Мать — Луиза Гааг (в России —Луиза Ивановна), которая познакомилась с Яковлевым у себя на родине, в Германии, и бежала с ним из родительского дома. Она была неразлучна с Яковлевым до
516
ГЕРШЕНЗОН сословных предрассудков, брак оставался неофициальным, и поэтому их сын не носил фамилии отца. Герцен получил хорошее домашнее воспитание и образование, знал несколько иностранных языков. Восстание декабристов, а затем казнь П. И. Пестеля и его товарищей оказали огромное влияние на юного Герцена, разбудили, по его словам, ребяческий сон его души. Большое значение для него имела начавшаяся дружба с Н, Огаревым, в котором Герцен обрел надежного товарища и единомышленника. В университете вокруг Герцена сложился кружок, проявлявший большой интерес к революционным движениям на Западе и социалистическим концепциям А. Сен-Симона и Ш. Фурье. В 1834 члены кружка были арестованы, Герцен сослан сначала в Пермь, затем в Вятку, в 1837 переведен во Владимир, в 1839 вернулся в Москву Во Владимире и Москве знакомится с философией Гегеля, приходит к выводу, что его диалектика может служить теоретическим обоснованием революционных идей, что она освобождает человека от преданий, переживших себя. Герцен пытается прочитать Гегеля с материалистических позиций. В
ГЕРШЕНЗОНМихаил Осипович (Мейлих Иосифович) [1(13) июля 1869, Кишинев — 19 февраля 1925, Москва] — русский историк общественной мысли, философ, публицист, переводчик. Окончил хедер и гимназию, провел два года в Германии, занимаясь в Политехникуме и посещая лекции по истории и философии в Берлинском университете, в 1889—94 изучал историю под руководством профессора П. Г. Виноградова на историко-филологическом факультете Московского университета. Студенческие работы Гершензона «Аристотель и эфор» (1894) и «Афинская полития» Аристотеля и «Жизнеописания» Плутарха» (1895) были опубликованы университетом как представляющие большую научную ценность. Сотрудничал в «Настольном энциклопедическом словаре братьев Гранат», работал в журналах «Русская мысль», «Критическое обозрение», «Научное слово» и «Вестник Европы», издательстве «Путь». В 1912—13 печатал публицистические статьи в газетах «Русская молва» и «Биржевые ведомости». После социалистической революции, которую принял сочувственно, видя в ней возможный путь разрешения кризиса культуры, стал соорганизатором и первым председателем Всероссийского союза писателей, преподавал в Высшем литературно-художественном институте, работал в Академии художественных наук, Наркомпросе, Центрархиве, журнале «Записки мечтателей». На Гершензона оказали влияние учение Т. Карлейля о героической личности, философия истории Л. Толстого, философии жизни А. Бергсона. Изучаемую область культуры Гершензон выделил в особый предмет — историю умонастроения эпохи, совокупности личных судеб, требующую углубленного изучения внутреннего духовного опыта «героев времени». Результатом историко-литературных исследований явился цикл статей о А. С. Пушкине, издание сочинений П. Я. Чаадаева, И. В. Киреевского, Н. П. Огарева, А. И. Герцена, А. И. Эртеля и др. Гершензон — инициатор и участник сборника «Вехи» (1909);
517
ГЕСС в статье «Творческое самосознание» призвал к возрождению творческого самосознания личности как условию дальнейшего общественного созидания и сохранения духовной цельности русского общества. Основные философские сочинения Гершензона посвящены проблемам религии и культуры: «Тройственный образ совершенства» (1918), «Переписка из двух углов» (1921, совм. с Вяч. Ивановым), «Ключ веры» (1922), «Гольфстрем» (1922), «Судьбы еврейского народа» (1922). Вслед за Руссо и Ницше выступил с критикой современных форм культуры, утративших свободу непосредственного переживания, пораженных рефлексией и зараженных фетишизмом, против давления культуры над верой. Соч.: История молодой России. М., 1908; Жизнь В. С. Печерина. М., 1910; Мечта и мысль И.С. Тургенева. М., 1919; «Русские пропилеи», т. 1—4, 6. М., 1915—19; «Новые пропилеи», т. 1. М.—Пг., 1923; Статьи о Пушкине. М., 1926; Письма к брату. М., 1927; Гри- боедовская Москва. П. Я. Чаадаев. Очерки прошлого. М., 1989. Лит.: Белый А. Гершензон. — «Россия», 1925, № 5 (14); Шестов Л. О вечной книге (Памяти М. О. Гершензона). — «Современные записки», 1925, № 24; Берман Я. 3. М. О. Гершензон: Библиография. Одесса, 1928; Ходасевич В. Ф. Некрополь. Воспоминания. Париж, 1976; Проскурина В. Ю. Творческое самосознание Михаила Гершензона. — «Литературное обозрение», 1990, № 9. Ю. В. Синеокая
ГЕСС(Hess) Мозес (21 июля 1812, Бонн — 6 апреля 1875, Париж) — немецкий литератор и социалист, один из создателей доктрин коммунизма и сионизма. Формирование воззрений Гесса проходило под влиянием Спинозы, Гегеля и Фейербаха. В своей первой работе «Божественная история человечества, написанная спинозистом» (Die heilige Geschichte der Menschheit von einem Junger Spinozas, 1837) Гесс заявил себя сторонником философских идей Гегеля. Он первый выдвинул тезис о том, что синтез немецкой классической философии, английской политической экономии и французского утопического социализма следует считать идеологической основой коммунистического движения на Европейском континенте, прежде всего в Германии и Франции. В эпоху европейских революций 1848—49 Гесс был представителем Немецкого рабочего союза в Париже; позже примкнул к социалистической группе Виллиха — Шап- пера, а в 1861 — к лассальянскому течению в рамках немецкой социал-демократии. Участвовал в работе 1-го Интернационала. Гесс известен также как один из главных идеологов сионистского движения. В трактате «Рим и Иерусалим: последний национальный вопрос» (Rom und Jerusalem, die letzte Nazionalitatsfrage, 1862), публикация которого прошла практически не замеченной современниками, но впоследствии оказавшем большое влияние на отца-основателя сионизма Т. Герцля, Гесс утверждал, что до тех пор, пока евреи не обретут свою государственность на «земле обетованной», они всегда будут оставаться притесняемым и гонимым народом. Соч.: Die europaische Triarchie. Lpz., 1841; Sozialistische Aufsatze, 1841—47, hrsg. vonT Zlocisti. В., 1921; Ausgewahlte Schriften, ausgew. und eingeh von H. Lademacher. Koln, 1962; Okonomische Schriften, hrsg. und eingel. von D. Horster. Darmstadt, 1972. Лит.: Silberner E. Moses Hess. Geschichte seines Lebens. Leiden, 1966. Т. А. Дмитриев
ГЕССЕНСергей Иосифович [16 (28) августа 1887, Усть-Сысольск Вологодской губ. — 2 мая 1950, Лодзь, Польша] — русский философ, публицист, соредактор журнала «Логос». После окончания 1-й Петербургской гимназии изучал философию в университетах Гейдельберга и Фрей- бурга у В. Виндельбанда, Э. Ласка, И. Кона и Г. Риккерта, под руководством последнего защитил докторскую диссертацию «Об индивидуальной причинности» (1909). С 1913 преподавал философию в университетах Петербурга, Томска, Праги, Варшавы. Как философ Гессен сформировался в неокантианской атмосфере журнала «Логос», пропагандируя баденское неокантианство. Философское значение теории Риккерта видел в выработке гносеологического монизма формы, единственно способного обеспечить свободу и полноту эмпирических наук и согласовать требования эмпирии с требованиями философии. В статье «Мистика и метафизика» сформулировал понимание «метафизического мистицизма» как вида метафизики, возникающего там, где «нарушенные границы суть последние границы, которые отделяют область философии и культуры от сферы иррационального переживания и мистики» («Логос», 1910, № 1, с. 131). В 1925 в Праге была предпринята попытка возрождения «Логоса», вышел один номер, но философские интересы Гессена сместились в область философии права, философии воспитания. Педагогика рассматривается им как прикладная философия. Цель образования — не только приобщение к культуре человечества, но и формирование нравственной, свободной и ответственной личности. Хотя Гессен строит теорию нравственного и правового образования в отличие от теоретико-научного, однако различные виды образования объединены в системе национального образования. Педагогика Гессена движима целью показать практическую ценность философии и могущество личности, проникающей в духовные ценности культуры. Соч.: Философия наказания. М., 1913; Свобода и дисциплина. Пг., 1917; Крушение утопизма. — «Современные записки». Париж, 1924, кн. 19; Проблемы правового социализма. — Там же, 1925, кн. 23; Евразийство. —Там же, 1925, кн. 25; Монизм и плюрализм в систематике понятий. — «Труды Русского Народного университета в Праге», 1928, т. 1; Мировоззрение и идеология. — «Современные записки», 1935, кн. 57; Мое жизнеописание. — «ВФ», 1994, № 7—8; Основы педагогики. Введение в прикладную философию. М., 1995. Лит.: Зенъковский В. В. С. И. Гессен как философ. — «Новый журнал». Нью-Йорк, 1951, № XXV; Сапов В. В. Сергей Гессен — русский философ. — «Вестник Российской Академии наук», 1993, № 6. А. И. Абрамов
ГЕТЕРОГЕННОСТЬ(от греч. exepoc — разнородность) — составляемость из различных по своей природе или происхождению частей; противоположность — гомогенность (от греч. laoc — однородность). Если у гомогенной системы ее свойства одинаковы во всех частях или меняются непрерывно, без скачков, то гетерогенная система состоит из различных по свойствам, разграниченных частей. Гетерогенность концептуальной системы проявляется в сочетании в ее рамках разнородных, несовместимых принципов, что ведет к ее противоречивости. Б. Г. Юдин ГЁДЕЛЬ (Godel) Курт (27 апреля 1906, Брно, Австро- Венгрия —14 января 1978, Принстон, США) — австрийский и американский логики математик; окончил Венский
518
ГЁТЕ университет; участвовал в работе Венского кружка, но довольно быстро отошел от него, не удовлетворенный уровнем обсуждений. Обращает на себя внимание относительно малое число опубликованных Гёделем работ и принципиальный характер задач, решаемых практически в каждой из них. Его диссертация (1930) была посвящена фундаментальному результату — доказательству теоремы полноты: «Формула истинна во всех моделях теории Th тогда и только тогда, когда она является теоремой Th», утвердившему формализованную классическую логику в качестве прочной основы для математики. Теореме полноты эквивалентна теорема существования модели: «Теория Th имеет модель тогда и только тогда, когда она непротиворечива». За этими «оптимистичными» теоремами последовала та, которая при поверхностном понимании кажется весьма разочаровывающей. Это теорема le деля о неполноте: «Если непротиворечивая теория содержит арифметику, то в ней имеется формула, которую нельзя ни доказать, ни опровергнуть». Такая формула называется неразрешимой в данной теории. Доказательство теоремы о неполноте весьма устойчиво к смене формализмов и логических систем. В дальнейшем Россер и Подниекс ослабили условия данной теоремы и усилили ее следствия. (Обзор общема- тематически и философски важных вариаций теоремы неполноты дан в кн.: Гончаров С. С, Ершов Ю. Л., Самохвалов К. Ф. Введение в логику и методологию науки. М., 1994.) Как заметил Гедель, доказательство теоремы неполноты не формализуется внутри самой арифметики, а это означает, что мы не можем доказать непротиворечивость теории Th внутри самой Th, поскольку тогда мы доказали бы неразрешимую формулу (3-я теорема Гёделя). Доказательство 3-й теоремы не столь устойчиво, оно зависит от свойств кодирования формул числами, и был построен ряд кодирований, при которых можно внутри самой теории доказать формулу, содержательно означающую ее непротиворечивость. (Подробный анализ данных вопросов и связи их с программой Гильберта см. ст. Формализм.) Гедель построил вложение классической логики в интуиционистскую (независимо от Гливенко), а интуиционистской — в модальную систему S4. Он доказал совместимость аксиомы выбора с множеств теорией и дал конструкцию, обобщающую разветвленную иерархию Рассела. В модели Гёделя оказалась верна и континуум-гипотеза Кантора, так что он попутно доказал и ее совместимость. Эта модель была использована Коэном при доказательстве независимости аксиомы выбора. В 1940, после аншлюса, ученый переехал в США, в Прин- стонский Институт высших исследований, и в 1948 принял гражданство США. В результате научных контактов с А. Эйнштейном, который придерживался мнения, что из общей теории относительности должна следовать направленность времени, Гедель построил контрпример: модель Вселенной, в которой есть замкнутые мировые линии (т. е. в некоторых ее областях время ходит по кругу). За эту работу, которая в современной космологии положила начало целому направлению, он получил (по рекомендации самого Эйнштейна) Эйнштейновскую премию (1954). В 1958 Гедель построил принципиально новую интерпретацию типа реализуемости для интуиционистской арифметики, основанную на нахождении контрпримера и сохраняющую классическую истинность для всех отрицательных формул. В бумагах Гёделя
519
ГЁТЕ а лишь к ее дискурсивно измышленным предпосылкам. «Люди (можно читать: философы. — К. С.) так задавлены бесконечными условиями явлений, что не в состоянии воспринимать единое первичное условие» (Goethes Naturwissenschaftliche Schriften, Bd 5, S. 448). В свою очередь, предпосылки гётевского философствования, которое он никогда не мыслил себе раздельно с жизнью, производят на академически обученного философа впечатление некоего рода «святой простоты». Таково, напр., неоднократно повторяемое и возведенное до основополагающего принципа требование: «Видеть вещи, как они есть» (Goethe. Italienische Reise. Lpz., 1923, S. 141). Дело вовсе не в том, что этот принцип диаметрально противоречит, скажем, коренной установке кантовской философии. С ним можно было бы посчитаться, если бы он осуществлялся в рамках некой общей и гомогенной философской топики, как, напр., у Гуссерля, где даже в радикализме лозунга: «Назад к самим вещам!» дело шло больше о теоретически востребованном переосмыслении судеб западной философии, чем о «самих вещах». У Гете он вообще ничему не противоречит и утверждает себя силой собственной самодостаточности. Гёте — наименее филологичный из людей — есть философ, который мыслит глазами, и значит: не в словах, а в вещах, тогда как большинство людей — и философов! — делают как раз обратное. (§ 754 «Учения о цвете». «И однако сколь трудно не ставить знак на место вещи, всегда иметь сущность живой перед собой и не убивать ее словом».) Возможность гётевской философии (ее, говоря, по-кан- товски, quid juris) коренится, т. о., не просто в мыслимости ее этоса, а в осуществимости последнего. Очевидно, при всей парадоксальности, что словесный пласт философии Гёте, или ее дискурс, представлен некой спонтанной цепью отклонений от правил философского поведения, как если бы он знакомился с философией не в работе над ее первоисточниками, а из сплошного негативного опыта конфронтации своих созерцаний с ее понятиями. Характерен в этом отношении его разговор с философски образованным Шиллером, во время которого ему должно было открыться, что он «имеет идеи, сам того не зная, и даже видит их глазами». Возникает неизбежная альтернатива: либо рассматривать «философию Гёте» в линии философской традиции (где она окажется, самое большее, эвристически небезынтересной), либо же предварить тему вопросом о специфике гётевского типа познания. В последнем случае решающим оказывается не теоретическое «что можно» и «чего нельзя», априорно обусловливающее всякую философскую рефлексию, а некий самодостаточный опыт, расширяющийся до природы и осознающий себя в идеале как человеческую индивидуальность самой природы, нисколько не смущаясь собственной (философски визированной) «субъективностью». Интересно рассмотреть этот опыт по аналогии с кантовским понятием опыта. Исходный тезис Гете: «Все попытки решить проблему природы являются, по существу, лишь конфликтами мыслительной способности с созерцанием» (Goethes Naturwissenschaftliche Schriften, Bd 2, S. 200), совпадает, если заменить «конфликты» «синтезами», с кантовским. Но уже со второго шага налицо расхождение. Кант отталкивается от теоретического представления о «нашем» устройстве, Гёте от непосредственной данности своего устройства. По Канту, «наш» рассудок устроен так, что созерцания без понятий слепы, а понятия без созерцаний пусты. Гете осознает свое устройство совершенно иначе: «Мое мышление не отделяется от предметов, элементы предметов созерцания входят в него и внутреннейшим образом проникаются им, так что само мое созерцание является мышлением, а мышление созерцанием» (ibid., S. 3\). С точки зрения «Критики чистого разума» подобное мышление есть не что иное, как метафизическое мечта- тельство; § 77 «Критики способности суждения» смягчает вердикт: созерцающее мышление теоретически не содержит в себе противоречия, т.е. можно мыслить его существующим. Аналогия со ста воображаемыми талерами, в которые обошлось Канту опровержение онтологического доказательства, напрашивается сама собой. Эккерман (11. 4. 1827) приводит слова Гёте: «Кант меня попросту не замечал». Реальность, а не просто мыслимость созерцающего мышления у Гёте есть, т. о., вопрос не теории, а опыта, причем не понятия опыта, а опыта как делания. Там, где теоретически постулируется слепота созерцаний и пустота понятий, налицо вытеснение реального феномена теорией и, как следствие, «конфликты» обеих половинок познавательного целого. Теория, понятая так, негативна и представляет собой, по Гёте, результат «чрезмерной поспешности нетерпеливого рассудка, который охотно хотел бы избавиться от явлений и поэтому подсовывает на их место образы, понятия, часто даже одни слова» (ibid, Bd 5, 5. 376). Настоящая теория тем временем не противостоит вещам, а осознает себя как их «сущность»: «Самое высокое было бы понять, что все фактическое есть уже теория: синева неба раскрывает нам основной закон хроматики. Не нужно только ничего искать за феноменами. Они сами составляют учение» (ibid.). Все злоключения философии проистекают от того, что опыт отрезается от самих вещей и подменяет вещи словами. «Вместо того чтобы становиться между природой и субъектом, наука пытается стать на место природы и постепенно делается столь же непонятной, как последняя» (Goethes Werke, Weimarer Ausgabe, Bd 36, 4. Abt., S. 162). Что участью философии на этом пути могло быть лишь ее самоупразднение, стало ясно в свете ее дальнейших судеб, сначала в позитивистических диагнозах философии как «болезни языка» (Ф. Маутнер, Л. Витгенштейн), а после уже и в полном ее растворении во всякого рода «играх» и «дискурсах». В свете изложенного проясняется, наконец, отношение к Гёте немецкого идеализма. Судьбой этого идеализма было противостоять натиску материалистически истолкованной физики с чисто метафизических позиций. Понятно, что в споре с ним кантианство могло уже хотя бы оттого рассчитывать на успех, что исходным пунктом его был факт естествознания, а не воздушные замки неоплатонических спекуляций. Эвристически допустим вопрос: как сложились бы дальнейшие судьбы философии, вообще духовности, если бы немецкий идеализм, отталкиваясь от Канта, взял бы курс не на Плотина, а на факт естествознания, к тому же не ньютоновского, как это имеет место у Канта, а гётевского естествознания? Характерно, что основной упрек Гёте со стороны кантиански ориентированных критиков: он-де «переносит рассудочные абстракции на объект, приписывая последнему метаморфоз, который свершается, по сути, лишь в нашем понятии» (Sachs J. Geschichte der Botanik vom 16.
520
ГЁТЕ Jahrhundert bis 1860. Munch., 1875, S. 169), буквально совпадает с упреком тех же критиков в адрес немецкой идеалистической философии. Г. Файхингер формулирует в этой связи «генеральное заблуждение» Гегеля, который «смешивает пути мышления с путями реально происходящего и превращает субъективные процессы мысли в объективные мировые процессы» ( Vaihinger H. Die Philosophie des Als ob. В., 1911, S. 10). Разумеется, с точки зрения гегелевской метафизики эта критика не имела никакого смысла. Вопрос, однако, стоял о смысле самой метафизики. Немецкий идеализм —- «высокие башни, около коих обыкновенно бывает много ветра» (Кант), — рушился как карточный домик при первом же таране критики познания. Ибо созерцающее мышление, смогшее в тысячелетиях произвести на свет такое количество глубокомысленной метафизики, не выдерживало и малейшей поверки со стороны естественно-научного мышления. Фихтевская апелляция к Гете: «К Вам по праву обращается философия. Ваше чувство — пробный камень ее», видится в этом смысле как бы неким инстинктивным жестом выруливания между Сциллой кантианства и Харибдой (дезавуированной Кантом) метафизики. Факт то, что Гёте мыслит созерцательно, но факт и то, что мыслит он не как метафизик, а как естествоиспытатель. Метафизическое ens realissimum Шеллинга или Гегеля, облаченное в абстрактные понятия, действует в Гёте как чувственно-сверхчувственное восприятие. Иначе: одна и та же мыслительная потенция, созерцающая в одном случае историю сознания, а в другом случае наблюдающая череп барана, предстает один раз как феноменология духа, другой раз как позвоночная теория черепа. Созерцательную способность суждения можно было сколь угодно остроумными доводами опровергать теоретически или, в крайнем случае, на примере всякого рода парапознавательных практик (Кант versus Сведенборг). Опровергать ее там, где плодами ее оказывались не просто научные открытия, но и открытия целых наук ( 13 томов трудов по естествознанию насчитывает Большое Веймарское издание Гете, т. н. Sophienausgabe), было бы просто нелепо. С другой стороны, однако, именно подчеркнутый анти- философизм Гёте, в защитной среде которого его познание только и могло сохранить свою специфику, сыграл на руку академической философии. Единственным шансом обезвредить опасный прецедент было списать его в счет гениальной личности. Гете-естествоиспытателю выпадала участь Гёте-поэта: здесь, как и там, все решалось вдохновением, спонтанностью, непредсказуемостью, точечными арег us, при которых не оставалось места никакой методологии, систематике и усвояемости. Воцарившийся со 2-й половины 19 в. научный материализм мог безнаказанно потешаться над лишенной теоретико-познавательного фундамента философией немецкого идеализма. Никто, кроме естествоиспытателя Гёте, пожелай он стать философом и перенеси он на философские проблемы ту созидательную конкретность, с какой он среди мира растений искал свое перворастение, не смог бы искупить гегелевский дух, тщетно силящийся (на последней странице «Феноменологии духа») вспомнить действительность своей Голгофы. Фатальным для этого духа (духа мира) было то, что он все еще взыскал контемпляций и визионерств в мире, уже полностью принадлежащем наблюдаемости. Школьным логикам не оставалось ничего иного, как ставить ему на вид недопустимость заключения от собственной мыслимости к собственной реальности. Перспективой ближайшего будущего — в темпах нарастания теоретического и практического материализма — оказывалась судьба духовного, стоящего перед выбором: стать либо наукой, либо столоверчением. Решение этой задачи могло единственно зависеть от того, способен ли был философ-практик Гете стать теоретиком собственного познания (см. Антропософия). К. Л. Свасьян Эстетические взгляды Гете развивались от принятия идей «Бури и натиска» (О немецком зодчестве — Von deutscher Baukunst, 1772) через апологию античного искусства и культа эстетического воспитания к идее подражания природе и к трактовке искусства как произведения человеческого духа, в котором «рассеянные в природе моменты соединены и даже самые объективные из них приобретают высшее значение и достоинство» (Goethe I. W. Uber Wahrheit und Wahrscheinlichkeit der Kunstwerke, 1797. — «Samtliche Werke», Bd 33. Weimar, 1903, S. 90). В связи с этим Гёте выделяет три вида искусства: простое подражание природе, манеру и стиль. Стиль выражает всеобщее в особенном и принципиально отличается от аллегории, где особенное служит лишь примером всеобщего. Стиль — наиболее совершенное подражание природе, познание сущности вещей, представленное в видимых и ощущаемых образах. Его эстетика оказывается неотделимой от естественно-научных исследований, где постоянно подчеркивается роль целого и всеобщего, выражаемых в элементах и особенном. «Первофеномен», на постижение которого были направлены естественно-научные исследования Гёте, представляет собой явление, воплощающее в себе всеобщее. «Первофеномен» не остается неизменным, он выражен в метаморфозах изначального типа («Метаморфоз растений» — Die Methamorphose der Pflanzen, 1790). Гёте положил начало применению методов типологии в морфологии растений и животных, которые объединяют в себе методы анализа и синтеза, опыта и теории. В живой природе, согласно Гёте, нет ничего, что не находилось бы в связи со всем целым. Особенное, воплощающее в себе всеобщее и целое, он называет «ге- штальтом», который оказывается предметом морфологии и одновременно ключом ко всем природным знакам, в т. ч. основой эстетики. Ведь ядро природы заключено в человеческом сердце, а способ познания природных явлений — постижение единства и гармонии человека с природой, его души с феноменами природы. Соч.: Werke. Abt. 1-4, Bd 1-133. Weimar, 1887-1919; Samtliche Werke, Bd 1-40. Stuttg.
– В., 1902-1907; Naturwissenschaftliche Schriften, hrsg. von R. Steiner, 5 Bde. Dornach, 1982; Собр. соч., т. 1—13. M.—Л., 1932—1949; Статьи и мысли об искусстве. М., 1936; Гете и Шиллер. Переписка, т. 1. М.—Л., 1937; Избр. соч. по естествознанию. М., 1957. Лит.: Белый А. Рудольф Штейнер и Гёте в мировоззрении современности. М., 1917; Лихтенштадт В. О. Гёте. П., 1920; Гейзен- берг В. Учения Гёте и Ньютона о цвете и современная физика. — В кн.: Философские проблемы атомной физики. М., 1953; Виль- монт Н. Гёте. М., 1959; Chamberlain Я. St. Goethe. Munch., 1912; Simmel G Goethe. Lpz., 1923; Valery P. Discours en l'honneur de Goethe, Oeuvres, v. 1. P., 1957, p. 531—553; Steiner R. Grundlinien einer Erkenntnistheorie der Goetheschen Weltanschauung. Stuttg., 1961;