Новая Магдалина
Шрифт:
— Я сделаю все, что вам угодно.
— Ах! Вы добрый человек, Джулиан, и человек со светлой головой, что очень важно именно теперь. Послушайте. Я говорю, что неприятности начались в этом доме неделю тому назад. Вы тоже это говорите?
— Да.
— Неприятности начались с приездом одной женщины из Германии, неизвестной нам, которая очень запальчиво вела себя в столовой. Прав я до сих пор?
— Совершенно правы.
— Женщина эта повела себя высокомерно. Она говорила, что полковник Розбери, нет, я хочу быть вполне точным, что покойный полковник Розбери ее отец. Она рассказала какую-то скучную историю о том,
Джулиан отвечал ему как прежде. Он продолжал, говоря с большим волнением и с большей уверенностью, чем говорил до сих пор:
— Теперь послушайте, Джулиан. Я перенесу из моей памяти то, что случилось неделю назад, к тому, что случилось пять минут назад. Вы были при этом. Я хочу знать, слышали ли и вы это также.
Он остановился и, не спуская глаз с Джулиана, указал назад на Мерси.
— Вот моя невеста, — продолжал он. — Слышал я или нет, как она сказала, что она вышла из приюта и возвращается в приют? Слышал я или нет, как она признавалась мне в лицо, что ее зовут Мерси Мерик? Отвечайте мне, Джулиан. Мой добрый друг, отвечайте мне ради старых времен.
Голос его ослабел, когда он произнес с мольбой эти слова. Под тупым, бесстрастным выражением его лица появились первые признаки волнения, медленно пробивавшиеся наружу. Отупелый ум слабо оживал. Джулиан увидел, что представился случай помочь ему оправиться, и ухватился за него. Он спокойно взял Ораса за руку и указал на Мерси.
— Вот вам ответ! — сказал он. — Посмотрите!.. И пожалейте о ней.
Она ни разу не прервала их, пока они говорили. Она только переменила положение, и больше ничего. Возле ее стула был письменный стол. Она положила на него свои распростертые руки. Голова ее опустилась на них и лица было не видно. Джулиан не обманулся. Безнадежная печаль ее позы ответила Орасу так, как никакой человеческий язык ответить не мог. Он посмотрел на нее. Болезненная судорога страдания пробежала по его лицу. Он опять обратился к верному другу, который все ему простил. Голова его опустилась на плечо Джулиана, и он залился слезами.
Мерси испуганно вскочила на ноги и взглянула на обоих.
— О Боже! — закричала она. — Что я сделала?
Джулиан успокоил ее движением руки.
— Вы помогли мне спасти его, — сказал он, — пусть льются его слезы. Подождите.
Он обнял рукой Ораса, чтоб поддержать его. Мужественная нежность этого поступка, полное и благородное прощение прошлых оскорблений, в котором это подразумевалось, тронули Мерси до глубины сердца. Она вернулась к своему стулу. Опять стыд и горе охватили ее, и опять она закрыла рукой свое лицо.
Джулиан довел Ораса до стула и молча ждал возле него, пока к нему возвратится самообладание. Орас благодарно взял ласковую руку, поддерживавшую его, и сказал просто, почти по ребячески:
— Благодарю, Джулиан. Мне теперь лучше.
— Достаточно ли вы спокойны, чтоб выслушать то, что вам скажут? — спросил Джулиан.
— Да. Вы хотите говорить со мной?
Джулиан оставил его вопрос без ответа и вернулся к Мерси.
— Настало время, — сказал он. — Расскажите ему все правдиво, безусловно,
Она задрожала, когда он это говорил.
— Разве я не довольно сказала ему? — спросила она. — Разве вы желаете, чтоб я разбила ему сердце? Взгляните на него! Взгляните, что я уже сделала!
Орас боялся этого испытания так же, как и Мерси.
— Нет! Нет! Я не могу слушать! Я не смею слушать! — вскричал он и встал, чтоб выйти из комнаты.
Джулиан взялся за доброе дело и ни на минуту не отступал от него. Как нежно любил Орас Мерси, Джулиан теперь узнал в первый раз. Оставалась еще возможность, что она может выпросить прощение, если сама станет говорить за себя. Позволить ей добиться прощения Ораса было смертельным ударом для любви, еще наполнявшей тайно сердце Джулиана. Но он не колебался. С решимостью, которой Орас, как человек более слабый, не имел сил сопротивляться, он взял его за руку и отвел назад к его месту.
— Для ее и для вашего блага вы не должны осуждать ее, не выслушав, — с твердостью сказал он Орасу. — Одно искушение после другого обмануть вас представлялось ей, и она устояла против всех. Когда ей нечего было опасаться открытия обмана, когда благодетельница, которая любит ее, письменно приказывала ей молчать, когда все, чем женщина дорожит на этом свете, она должна потерять, если признается, — эта женщина ради правды сказала правду. Неужели она ничего не заслужит от вас за это? Уважайте ее, Орас, — и выслушайте.
Орас уступил. Джулиан повернулся к Мерси.
— Вы позволили мне до сих пор руководить вами. Позволите ли еще быть вашим руководителем?
Глаза ее опустились под его взглядом, ее грудь тяжело дышала. Его влияние на Мерси оставалось по-прежнему большим. Она наклонила голову с безмолвной покорностью.
— Скажите ему, — продолжал Джулиан умоляющим, совсем не повелительным тоном, — скажите ему, какова была ваша жизнь. Скажите ему, какие вы перенесли испытания и искушения, как у вас не было друга, который произнес бы слова, могущие спасти вас. Потом, — прибавил он, вставая со стула, — пусть он судит вас, если сможет!
Он хотел перевести ее через комнату к тому стулу, который занимал Орас. Но ее покорность имела свои границы. На половине дороги Мерси остановилась и не захотела идти дальше. Джулиан подвинул к ней стул. Она отказалась сесть. Стоя и держась одною рукой за спинку стула, она ожидала слова от Ораса, которое позволили бы ей говорить. Она покорилась этой пытке. Лицо ее было спокойно, мысли ясны. Самое жестокое из всех унижений, унижение в признании своего имени, она перенесла. Ничего не оставалось ей, как показать свою признательность Джулиану, согласившись на его желания, и просить прощения у Ораса, прежде чем они расстанутся навсегда. В скором времени приедет смотрительница — и тогда все будет кончено.
Орас неохотно посмотрел на нее. Глаза их встретились. Он вдруг сказал с оттенком своей прежней запальчивости:
— Я не могу представить себе этого даже теперь!.. Неужели правда, что вы не Грэс Розбери? Не глядите на меня! Скажите одно слово — да или нет?
Она ответила ему смиренно и грустно:
— Да.
— Вы сделали то, в чем эта женщина обвиняла вас? Неужели я должен этому верить?
— Вы должны этому верить, сэр.
Вся слабость характера Ораса обнаружилась, когда Мерси дала этот ответ.