Новая жизнь 2
Шрифт:
— Я тебя Натсуми отдам. И Мико. На растерзание. — сообщаю я и отпускаю его ухо.
— Больно же — потирает пострадавший орган Хироши: — а я ничего плохого сказать не хотел, только что… все! Все, больше не буду! — он отступает от меня на шаг и смеривает меня взглядом: — варвар. И как я с тобой в офис «Токийского айдола» пойду?
Джинны, дьявол, сфинксы, лепреконы, а также обычные клерки в офисных кьюбиклах, поп-звезды, менеджеры средней руки, гении вроде Теслы и бездари типа меня — что у них всех общего? Многих из них даже объектами материального мира не назовешь. Как ни удивительно, но объединяет всех их (и не только их) то, что они все подписывают
Гюнтер О’Дим, Господин Зеркало — тоже практиковал формальный подход к делу, когда изображение Луны на древней мозаике под ногами засчитал за исполнение условия «встретимся на Луне». Так же были трактованы бесчисленные письменные и устные сделки между человечеством и дьяволом по покупке души — по формальным признакам. Но самым страшным злом для всего человечества, злом до которого Сатане еще расти и расти стали конечно же договоры о микрозаймах и налоговые декларации.
Обо всем этом товарищ Ренин уже говорил в своем заключительном слове на Десятой Всероссийская конференция в двадцать первом году — дескать формально правильно, а по сути издевательство. Никто не читает то, что написано восьмым размером шрифта где-нибудь посередине пятистраничной простыни, а потом начинается «вы же прочитали договор, перед тем, как подписывать». Да никто не читает их… и никто не понимает о чем тут идет речь вообще. Юридический язык — это отдельная песня, да.
— Мы не можем это подписать — говорю я, откладывая «договор о сотрудничестве» в сторону: — прошу прощения.
— Что? — на лице у менеджера появляется легкое беспокойство. Как ее там… Ян Ли? Судя по имени — этническая китаянка, судя по возрасту — еще молода для среднего звена. Из молодых да ранних, карьера на кону, каждый час на счету, надо показать свою эффективность в жесткой конкурентной борьбе внутри корпорации, надо встать на час раньше и уйти с работы на час позже, она компетентна, суха, профессиональна. Я гадаю про себя, есть ли у Ян Ли сексуальные инстинкты, или они подавлены этим постоянным страхом остаться на обочине жизни, в то время как мимо тебя проносятся мощные, ярко-красные карьерные гоночные болиды твоих конкурентов, твоих одноклассников, твоих знакомых. Ее философия — это философия гонки за выживание… как там — неважно кто ты — лев или антилопа, когда встает солнце, тебе лучше уже бежать.
— Мы не можем это подписать — вежливо повторяю я: — спасибо за то, что пригласили нас и выслушали. — за моей спиной беспокойно шевелится Хироши. Ничем другим он не показывает своего отношения к делу. Прямо сейчас ему жутко охота накричать на меня и даже дать по голове чем-нибудь… в японских ТВ шоу обычно в таких случаях цуккоми использовал бумажный веер, крича и выпучивая глаза. Как ты смеешь говорить такие вещи, Кента?! У нас деньги в руках! — так кричал бы Хироши-цуккоми, прыгая вокруг меня и колотя меня веером по голове, немедленно принеси извинения, подпиши контракт и возьми у этой девушки деньги! И спасибо скажи!
Впрочем, зная Хироши, уверен, что не в деньгах тут дело, или вернее — не только в деньгах. Деньги для него так — приятный бонус. Сейчас Хироши напоминает мне сумасшедшего профессора, для которого важен сам процесс, а не результат «а что, если мы поместим этого Кенту в стеклянный аквариум, да еще и пинка по нему отвесим? А если керосином полить?». Из любви к искусству, так сказать. Ну и деньги, да. Сто тысяч иен как-никак.
— Но… это стандартный договор со студией… — бормочет этническая китаянка, карьерная гонщица. Надо сказать, что с самого начала эта самая Ян Ли вела себя безобразно, из разряда «чего сели тут, подписывайте и убирайтесь» — резкая такая. Есть такая тема «я тут занятая, а вы все бездельники», ну и отношение соответствующее. Как правило все юноши и девушки с удовольствием подписывали все, не читая. Как же — это же возможность! ШАНС! Тот самый, что выпадает только раз и вообще, через полгода они все будут выступать на Токио-Арена, собирать стадионы и получать миллионы. Вот.
У меня таких иллюзий нет, я прекрасно понимаю, что Гуанинь была занята, целуя Юн Ми в губы, исследуя языком ее гланды, и до меня у нее очередь не дошла и что, когда я пою — соседи обычно вызывают полицию, требуя, чтобы мы прекратили мучать кошку. А танцую я с грацией мебельного шкафа того самого, который славянский. Просто мечта для шоу-бизнеса, да. Я вообще тут чтобы быстро себе на перчатки заработать и родителей не напрягать. И… возможно, чтобы иметь возможность Мидори-сан в ресторан сводить.
— Так — говорит Ян Ли, беря себя в руки. Она — эффективная и хладнокровна, у нее задача, у нее план, у нее график, у нее деловые встречи, совещания, ей только со мной возиться тут не хватало: — нам нужны юристы? Вас не устраивают условия контракта? Какие именно?
— Нет, в целом все хорошо — говорю я: — вот только вот тут в главе «обязательства сторон», а именно вот этот пункт, видите — прописана обязанность заниматься в течении четырех часов с репетиторами… в выбранной мною сфере культуры и искусства…
— Да, у нас лучшие репетиторы по пению и танцам и … — начинает было Ян Ли, но я перебиваю ее.
— Извините, что прерываю, но я хотел уточнить — а вот, например когда на поющих чашах люди играют — это искусство и культура? Ну, наливают бокалы водой и пальцами по ним водят?
— Э… да, конечно. — кивает Ян Ли: — все, что может являться элементом шоу — является таковым. Никто не будет заставлять тебя заниматься тем, что тебе не по душе. Например, если ты любишь ирландский танец, никто не будет нанимать репетитора по бальным. Это уже твой выбор — что именно ты представишь на суд публике. Но выбирать надо мудро, иначе пропадешь на голосовании. Это уже тебе выгодно уметь все.
— Если это так, то я хотел бы такое определение прописать в договоре. — отвечаю я: — чтобы не было … недоразумений. Мало ли, вдруг я захочу жонглировать бензопилами, а это у нас ни к культуре ни к искусству не относится, но как элемент шоу может быть засчитан.
— Хм. — задумывается эффективный менеджер Ян Ли: — что же… имеет смысл. Я могу внести подобного рода изменения в текст контракта. Без проблем. Еще какие-нибудь замечания?
— У вас тут место для подписи опекуна или одного из родителей — это значит, что подписывать необходимо в их присутствии и с документами, удостоверяющими личность? — уточняю я. Отборочное шоу стартует уже на днях, а мне еще нужно маму в студию привести, найти время в ее напряженном графике по уничтожению французского вина и камамбера. Как иначе — я ж несовершеннолетний и лишь частично дееспособный. То есть я вполне могу принимать решения по мелким бытовым покупкам и выбирать учебное заведение, а также когда и с кем вступать в половую связь (возраст согласия тут низкий) а вот крупная покупка, вроде недвижимости или автомобиля, решение о переезде в другой город или ответственность за ущерб, нанесенный городской собственности — это все опекуны.
— Не — машет рукой Ян Ли: — просто пусть кто-нибудь один подпишет дома. Потом принесешь.
Я задумываюсь. Потом киваю — понял. Если я, к примеру сам изображу подпись под контрактом, это сделает его недействительным, верно? Верно. Но выгоды тут для меня нет — по местным законам за то, что я подделал такую подпись, ответственность все равно ляжет на опекунов, то есть на родителей. Классно, да? На самом деле родители могут и не одобрить желание отпрыска или юной барышни участвовать в это сомнительном шоу, так сказать, подрезав крылья на взлете. Что делает шоу скучным. Потому студия просто дает клочок бумаги, дескать пусть мама и папа подпишут там у тебя дома, а то, что подписи сама юная барышня подделала — ничего страшного. Потому как если в суд с такой бумажкой пойдут, то тут, как говорят шахматисты — возникнет «вилка» — либо исполнять договор и признавать, что он действителен, либо утверждать, что несовершеннолетний подделал подписи, что является преступлением и так как сам несовершеннолетний не может нести ответственность — то несут его опекуны. Так что чудесный выбор между уголовной и гражданской ответственностью. Тут, кстати имеют нехорошую тенденцию долги членов семьи взыскивать с остальных членов семьи. Это прямо-таки завязка половины всех дорам и хентаев — бедная девочка, которая вынуждена расплачиваться за папашу-игрока.