Новеллы
Шрифт:
Не вызывает сомнения, что наш турок, под коим, конечно, я разумею упомянутого духовного партнера, крайне редко испытывает необходимость вступать с посетителем в психическую связь. Сотни праздных верхоглядов он потчевал самыми поверхностными ответами, воздавая каждому не больше, чем тот заслуживал, и лишь иногда и, пожалуй, случайно высекалась какая-нибудь стоящая мысль, которой закулисный вещатель с присущей ему сообразительностью и духовной гибкостью умел придать поразительную остроту, хотя сам вопрос был попросту пустяковым.
Но даже малейший признак душевного волнения или экзальтации настраивает турка на другой лад, и он пускает в ход средства психической связи, которая позволяет ему извлекать ответ из недр души самого собеседника. Нежелание турка давать скорые
— Ты ошибаешься, дорогой друг, — возразил Фердинанд, — напротив, твой взгляд совершенно совпадает с тем, что смутно виделось душе моей, и как ни удивительно, это приносит мне утешение. Никто не отнимет у меня моей тайны и не осквернит ее оглаской, ибо мой друг будет верно и свято хранить ее. Но сейчас я должен сказать об одном необычном обстоятельстве, которое до сих пор не успел упомянуть.
Когда турок изрекал свое прорицание, мне почудилось, будто прерывистые, разрозненные звуки слагаются в исполненную глубокой мольбы мелодию: «Mio ben ricordati s’avvien ch’io mora…»— и в воздухе повис один долгий, протяжный звук того божественного голоса, который я услышал в ту самую ночь.
— В таком случае, — сказал Людвиг, — тоже признаюсь тебе: когда послышался шепот турка, я невзначай положил руку на перильца, и моей ладони передалась какая-то вибрация, и мне показалось, будто по комнате пронесся музыкальный звук. Правда, мелодию я не уловил. Тогда я не придал этому значения, ты же знаешь: вся душа моя полнится музыкой, и представь себе, именно это и сбивало меня с толку. Тем не менее я был поражен, когда узнал о таинственной связи того чудного звука с происшествием в Д., которое и подсказало твой вопрос турку.
Фердинанд увидел знак психической гармонии со своим другом в том, что тот тоже слышал этот звук, и чем глубже погружались они в тайну психического взаимоотражения родственных духовных начал, чем ощутимее становились чудесные приметы, тем все более отпускала его тяжесть, угнетавшая душу с того самого момента, как он услышал слова турка. Он почувствовал в себе силы бросить вызов року.
— Могу ли я лишиться ее, — воскликнул он, — вечной владычицы души и жизни моей, могу ли я потерять ту, что исчезнет лишь в миг моей смерти?
Окрыленные предчувствием великого откровения, полные надежд на разрешение мучившей их загадки, оба направились к профессору Икс. Перед ними предстал человек преклонных лет, в старинном платье, еще довольно бодрый на вид. Колючий взгляд маленьких серых глаз и саркастическая улыбка, то и дело кривившая рот, не внушали симпатии.
Когда они высказали желание осмотреть автоматы, он ответил такими словами:
— Ба! Да вы, верно, любители механических автоматов, а может, и сами чуть-чуть маракуете в этом. Так вот, у меня вы увидите то, чего не найти во всей Европе, да и во всем белом свете.
Голос профессора звучал на редкость противно, это был визгливый срывающийся тенор. Расхваливая свое рукоделие, профессор удивительно напоминал базарного зазывалу! Громко бренча ключами, он отворил дверь в красивую, пышно убранную залу, где помещались автоматы.
Посредине на возвышении стоял огромный рояль, справа виднелась мужская фигура в натуральную величину с флейтой в руке. Слева за каким-то подобием фортепьяно сидела женская фигура, позади нее — два мальчика, один с барабаном, другой — с оркестровым треугольником. В глубине же друзья увидели уже знакомую по рассказам разновидность органа — оркестрион; стены были увешаны курантами.
Профессор как бы без всякой цели прошелся мимо оркестриона и курантов, едва заметным движением касаясь каждого автомата. Затем сел за рояль
Друзья воздали ему должную хвалу, которой, казалось, только и ждала его хитрая и самодовольная физиономия. Он было хотел показать еще несколько музыкальных номеров и уже вновь приблизился к автоматам, но друзья, словно сговорившись, сослались на какое-то неотложное дело и покинули профессора с его автоматами.
— Ну чем не перлы мастерства и изящества? — спросил Фердинанд.
Но Людвиг дал волю долго копившемуся гневу:
— Да пропади пропадом этот профессор, мы же просто одурачены! Где ключ к разгадке? Где бесценная ученость мудреца, от плодов которой мы мечтали вкусить, как ученики в Саисе? [197]
197
…как ученики в Саисе? — так называется повесть немецкого романтика Новалиса (наст, имя Фридрих фон Харденберг, 1772–1801), оказавшего значительное влияние на Гофмана. Речь идет о мистическом приобщении к таинствам познания в храме Изиды в Саисе.
— Зато, — возразил Фердинанд, — мы повидали поистине замечательные механизмы, даже в чисто музыкальном смысле! Флейтист не уступает знаменитым автоматам Вокансона [198] , не его ли механический принцип приводит в движение дамские пальчики, извлекающие прелестные звуки? И не чудо ли самая связь между машинами?
— Вот это, — признался Людвиг, — как раз и бесит меня более всего. Эта машинная музыка, к коей я отношу и игру профессора на рояле, вконец измучила и заморочила меня, я чувствую это всеми фибрами души и тела и еще не скоро приду в себя. Уже одно то, что человек становится партнером мертвой, пародирующей его куклы, угнетает, коробит и даже страшит меня. Дело, чего доброго, дойдет до того, что эти куклы с колесиками внутри научатся выкидывать коленца под стать искусному танцору и пустятся в пляс вместе с людьми, пойдут так ловко кружиться и перебирать ногами, что, глядишь, живой плясун обнимет деревянную плясунью [199] и составит с ней очаровательную парочку. Смог бы ты без внутреннего содрогания выдержать хоть минуту подобного зрелища? А уж музыка, порождаемая машиной, представляется мне просто безобразным кощунством. Полагаю, что вязальный станок куда более ценное изобретение, чем самые расчудесные куранты.
198
Флейтист не уступает знаменитым автоматам Вокансона… — Имеется в виду механический флейтист, изготовленный французским мастером Жаком де Вокансоном в 1783 г. Он имел в репертуаре 12 музыкальных пьес. Впоследствии был приобретен на аукционе Бейрейсом. Гофман знал о нем по описанию в книге Виглеба.
199
…живой плясун обнимет деревянную плясунью… — Ситуация, развернутая в самостоятельный сюжет в новелле «Песочный человек», написанной через два года после «Автоматов».