Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.
Шрифт:
К перечисленным участникам Союза благоденствия, которые подозревались или прямо обвинялись в знании политической цели, можно добавить Л. П. Витгенштейна, который по официальному заключению принадлежал только к Союзу благоденствия, и в таком случае не подлежал ответственности, но ряд свидетельств указывал на обратное. Принадлежность к Южному обществу могла привести к обвинению Витгенштейна в знании политической цели.
В отношении прощенных участников тайных обществ, возникших после 1821 г., можно было выдвинуть обвинения по «второму» пункту («бунт») и по пункту «мятеж воинский», в связи с осведомленностью многих из них о готовящемся восстании. В числе прощенных лично императором такие обвинения могли последовать в отношении А. А. Суворова и С. Н. Жеребцова (по «бунту» – «полное знание умысла, но без всякого действия», либо «неполное знание умысла», по «мятежу» – «знание о приуготовлениях к мятежу без личного действия со сведениями о сокровенной цели»). В совокупности по обоим пунктам обвинения эти помилованные императором лица подлежали ответственности наравне с осужденными по IX–X разрядам. Принадлежность Суворова
Освобожденный от наказания полковник А. Ф. Моллер, как член Северного общества, подлежал ответственности по пункту «бунт» за «полное знание умысла, но без всякого действия», по роду преступления «мятеж воинский» – за «знание о предстоящем мятеже без действия и без полного сведения о сокровенной его цели», либо за «знание о приуготовлениях к мятежу со сведением о сокровенной цели». Это в целом соответствовало виновности осужденных по VIII–X разрядам. Относительно полковника А. Н. Тулубьева следствие располагало показаниями (прежде всего, Розена), обвинявшими его по пункту «мятеж воинский» в том, что он знал о готовящемся выступлении. Тулубьев подозревался также в осведомленности о цели выступления и в согласии присоединить к восставшим подчиненный ему батальон. Сам он решительно отрицал эти показания. Однако, учитывая случай Ф. П. Шаховского, обвинительные показания могли стать основанием для предания Тулубьева суду и приговора по IX–X разрядам.
Участники заговора, подготовленного тайным обществом, освобожденные от ответственности, обвинялись в основном по пункту «мятеж воинский», поскольку знали и не донесли правительству о готовящемся выступлении. Наиболее серьезное обвинение могло быть выдвинуто против прощенных императором офицеров Конной артиллерии А. Г. Вилламова, К. Д. Лукина и А. И. Гагарина. Они оказывались виновными в личном участии в мятеже. Формулировка «состава преступления» по пункту «мятеж воинский» могла звучать как «личное действие в мятеже с возбуждением нижних чинов или возбуждение без личного действия» (без знания «сокровенной цели»). Надо отметить, что это, строго говоря, соответствовало степени виновности преданных суду и осужденных по IX–XI разрядам. Кроме того, показания говорили в пользу того, что эти офицеры знали о готовящемся выступлении (хотя, согласно полученным показаниям, о политической цели представления не имели). В случае подтверждения этих показаний виновность конноартиллеристов, при последовательном применении принятой системы обвинений, соответствовала виновности осужденных по IX разряду [289] .
289
Показания против И. Коновницына и А. Малиновского стали причиной решения о их несудебном наказании, но информация о них напрямую касалась и других офицеров Конной артиллерии.
Офицеры Гвардейского экипажа Д. Н. Лермантов, П. Ф. Миллер, А. Р. Цебриков до последних дней расследования рассматривались как подлежащие наказанию, не случайно их судьба решилась вместе с наказанными без суда. Против них имелись данные о непосредственном участии в мятеже. Сведения о знании ими политической цели заговора на следствии не фигурировали. В силу этого офицерам грозило обвинение по пункту «мятеж воинский» («личное действие без возбуждения нижних чинов… без полного знания о сокровенной цели»). Обвиняемые с такой степенью вины предавались суду только в том случае, если им предъявлялись обвинения по другим родам преступлений. Без этого, очевидно, им следовало административное наказание. То же можно отнести к Н. А. Колончакову.
Освобожденные от наказания офицеры Московского полка А. А. Бекетов, А. А. Корнилов, А. С. Кушелев и П. И. Цицианов, по собранным данным, могли быть обвинены в «знании о предстоящем мятеже без личного действия и без полного знания сокровенной цели». Офицеры, кроме того, были согласны участвовать в выступлении. Но, поскольку они тоже не обвинялись по другим пунктам, то, несомненно, подлежали наказанию без суда. Более серьезное положение было у группы офицеров Финляндского полка (И. А. Базин и др.). Показания Оболенского вскрыли осведомленность этих офицеров не только о готовящемся мятеже, но и, что самое важное, о политических требованиях как цели выступления. Следовательно, открывалась возможность для обвинения их в «знании о приуготовлениях к мятежу со сведением о сокровенной цели», «без личного действия». В этом случае их виновность оказывалась такой же, как у осужденных по X разряду. Однако показания Оболенского в полной мере не были приняты во внимание. Если учесть, что показание Оболенского было единственным, а другие свидетели его не поддержали, то получается, что виновность офицеров следует оценить согласно формулировке «знание о предстоящем мятеже без действия и без полного сведения о сокровенной цели». Без вины по другим родам преступлений обвиняемые в этом наказывались без предания суду.
К. О. Куликовский был осведомлен о готовящемся выступлении. Он, кроме того, «соглашался на мятеж», дав согласие участвовать. Учитывая то, что не была установлена принадлежность к тайному обществу, против него могло быть выдвинуто обвинение в «знании о предстоящем мятеже без действия и без полного сведения о сокровенной цели». Последнее влекло за собой предание суду и приговор по X разряду.
Таким образом, виновность большинства прощенных и освобожденных от наказания была доказана. В ряде случаев, при отрицании обвинений самим подследственным, имелись авторитетные показания свидетелей-обвинителей. Наиболее серьезным выглядит обвинение по главному роду виновности («первый пункт»), в отношении И. П. Шилова и И. А. Долгорукова. Некоторые подозрения «по первому пункту» и наиболее серьезная виновность по «второму пункту» (в знании политической цели), что тоже влекло за собой приговор суда, имелись в отношении Ф. П. Толстого, В. Д. Вольховского. Если бы следствие придало больше веса показаниям свидетелей по делу А. В. Семенова, а не его собственным оправдательным показаниям, то приговора суда или серьезного административного наказания не избежал и он. Однако в данном случае следствие предпочло не брать за образец решение относительно Ф. П. Шаховского. Наказания, главным образом соответствующие низшим разрядам преданных суду, а также наиболее тяжким административным наказаниям, «заслуживали» по составу выявленной вины участники тайных обществ А. А. Суворов, С. Н. Жеребцов, Ф. В. Барыков, знавшие о готовящемся заговоре и его цели А. Ф… Моллер и А. Н. Тулубьев, группа офицеров-финляндцев и конноартиллеристов. Несомненно, их вина была в глазах власти, судя по всему, смягчена теми или иными обстоятельствами (личным прощением императора, неучастием в событиях восстания, неосведомленностью о политической цели выступления и т. д.).
Большая часть освобожденных от наказания членов Союза благоденствия (Ф. Г. Кальм, М. Н. Муравьев, Н. И. Комаров и др.) подлежали внесудебному преследованию, наравне с административно наказанными (Бурцов и др.) – за «недонесение» о существовании тайного общества. Установленная виновность некоторых даже заслуживала приговора суда (П. П. Лопухин). Таким образом, в случае если бы верховная власть и следствие предельно точно выдержали принятую систему наказаний и были последовательны в вынесении решений, то большинство прощенных и освобожденных от наказания могли подвергнуться внесудебным репрессиям, которые так же зависели напрямую от воли императора, как и решения о помиловании.
Установив факт доказанной «вины» подавляющей части освобожденных от наказания участников тайных обществ, которая влекла за собой административное наказание, а в некоторых случаях – предание суду, согласно принятой на судебно-следственном процессе градации виновности и системе наказаний, нужно уяснить причины решений о прощении выявленной виновности подследственных.
Прежде всего, отметим, что в Донесении Следственной комиссии все обнаруженные тайные общества объявлялись «злоумышленными», имеющими антигосударственный характер: «Целью составления их общества было с самого начала изменение государственных установлений в России; так показывают Александр, Сергей, Матвей, Никита Муравьевы и Пестель» [290] . Из чего следовало, что принадлежность к любому из тайных обществ влекла за собой ту или иную степень ответственности. «Злоумышление», иначе говоря, намерение изменить государственный порядок, согласно Донесению, возникло уже при основании первого тайного общества – Союза спасения: «…с самого учреждения первого общества… обнаруживались в основателях мысли конституционные, но весьма неопределительные и более склонные к монархическим установлениям» [291] .
290
ВД. Т. XVII. С. 26.
291
Там же. С. 30.
Однако в ходе расследования, как отмечалось выше, следствие пришло к мнению, которое разделяла высшая власть, что не все из участников этих обществ подлежали ответственности. Это произошло потому, что следствие различало «полное знание» «сокровенной цели» и ее неполное знание, допускало отсутствие осведомленности о политических планах организаторов и руководителей обществ. По мнению следствия, некоторые из участников тайного общества знали только о «внешней» цели просвещения, благотворения и нравственных занятий, не догадываясь о «сокровенной». Опираясь на показания членов Союза, следствие провело разграничительную линию внутри сообщества выявленных участников декабристской конспирации. Большинство «рядовых» членов Союза благоденствия, тех участников тайных обществ, что оставались на низших ступенях членства, как неосведомленных в «преступных целях», следовало относить к числу «замешанных» в дело, не знавших о преступных замыслах.
Эта на первый взгляд простая и логичная схема, взятая на вооружение следствием, при ближайшем рассмотрении часто оказывается достаточно далекой от адекватного отражения даже той информации, что содержалась в следственных показаниях, не говоря об указаниях других источников (мемуаров и т. д.). Материалы следствия содержали показания, противоречившие этой схеме. Так, секретарь Коренного совета Союза благоденствия С. М. Семенов свидетельствовал, что о политических намерениях «сначала… знали только главные, а впоследствии проникнули и другие члены, что целию Союза было изменение государственных установлений, для оной и для той, которая была объявлена в Уставе, признавали равно нужным усиливать общество, распространять политические знания и стараться овладеть мнением публики» [292] . Из этого следовало, что политический характер Союза был вполне проявлен и в его практической, «повседневной» для рядовых членов деятельности (столь подробно и тщательно описанной в «Зеленой книге»); о нем знали едва ли не все его участники.
292
Там же. С. 29.