Новогодняя сказка
Шрифт:
– А посудомоечная машина тебя не устраивает?
– спросил он, улыбаясь.
– Да ну на фиг твою машину, - сказала, трясущимися руками сжимая губку для мытья посуды.
– Я пока ее найду, уже второе января наступит... А пока разберусь, как ее включать, вообще...
Он подошел еще ближе:
– Иди сюда, - сказал Колобок, который показался мне таким знакомым, - я и так весь день терпел, как детский сад...
Он притянул меня к себе и поцеловал, без всяких там предисловий.
Мы целовались...
И нас окутывала песня:
Обманув саму себя
Попала в плен
Мне всю ночь играл рояль
Шопен... Шопен...
Поцелуй на моих губах
Горит огнём
И вся музыка сейчас -
Ему, о нём
Я хочу, чтоб это был сон
Но, по-моему, я не сплю
Я болею тобой, я дышу тобой
Жаль, но я тебя люблю
Я болею тобой, я дышу тобой
Жаль, но я тебя люблю
Максим приподнял меня и посадил на стол, не переставая целовать. Когда женский голос запел "Я болею тобой, я дышу тобой, жаль, но я тебя люблю...", со мной что-то случилось, я даже не поняла, пока не почувствовала, что по моей щеке катится слеза...
Просто... В моей жизни было все, как у всех. Школа, университет, работа, коллеги, другая работа, и где-то там между ними мальчики, парни, мужчины... Мужчины с тремя розочками в день рождения и с претензиями в будни, мужчины без работы, без жилплощади... Мужчины, для которых я временное убежище...
А сейчас, впервые в жизни ОН - мое убежище, пусть и временное, но в этом убежище я защищена от всех невзгод того мирами, что за стенами музея, от зависти пустой и никчемной, от серой жизни от зарплаты к зарплате... Пусть это семь дней после Нового года, но я проведу их с ним, здесь, в его замке, и буду чувствовать себя настоящей
Максим слегка отстранился от меня, внимательно посмотрев в мои глаза:
– Вась... ты... плачешь?
– испуганно спросил он.
Я замотала головой, пытаясь так сказать "нет", хотя слезы на щеках говорили обратное. И тихо рассмеялась. Я думала, он скажет, что-то типа "чего реветь", но он ничего не сказал... Он просто сгреб меня в охапку, поднял на руки и понес в свою спальню.
Мы занимались... назову это любовью, потому что секс не может быть настолько красивым, настолько теплым, настолько... По крайней мере, я это так воспринимала.
Через какое-то время я уснула в кольце рук Максима.
Спустя часа два, а может и больше, я открыла глаза. В комнате была темно. Колобок сопел за моей спиной, не разжимая рук. Интересно, я ему не отлежала предплечье? Я тихо, стараясь не разбудить его, выскользнула из-под одеяла. После пятиминутных мучений в поисках одежды, я решила натянуть халат Макса, и в нем поплелась на кухню попить, предварительно посетив туалет.
В доме было тихо и темно. Но на кухне из-под массивной двери был виден желтый луч. Я вошла в комнату, там Люба колдовала над машиной, которая варит кофе. Но пахло ужасно.
– Ты что, зельеварением занимаешься?
– сморщившись, спросила я.
– Да хотела... А потом подумала, что тебе и так привораживать не нужно! Все само собой получается!
Я вздохнула и уселась за стол.
– У меня чего-то ... сгорело что ли... в такой машине может что-нибудь сгореть?
– Откуда я знаю? Для меня это вообще терминатор, - зевая, ответила я.
– В смысле... ты чувствуешь себя Сарой Коннор и боишься включать эту машину?
– В смысле, эта машина, как мне кажется, прилетела к нам из будущего и я тупо не знаю, что с ней делать...
Люба похихикала. Потом достала какой-то железный черепок.
– Ну и фиг с ней, с машиной. Так сварим кофе...
– А это что? Турка а-ля ковш?
– спросила я.
Люба снова хихикнула.
– Вась, а у меня для тебя новости!!!
– То-то светишься вся!
– сказала я, глядя на бодренькую для двух часов ночи Любу.
– Мой муж приезжает третьего, то есть уже завтра. Прикинь??? Он из командировки своей взял билет на поезд через Питер! Так что ждем-с!!!
Я улыбнулась, радуясь за подругу.
– Отличные новости... А он не прибьет тебя за песнопения перед иностранцами?
– Вот поэтому в караоке-бар нужно идти второго, то есть сегодня!
– Люди... нормальные люди, в Питере по музеям ходят... а не в караоке-бары...
– А мы же ненормальные, ты что забыла?