Новые кошки в доме
Шрифт:
Я позвала. Никакого результата. Я подула в старый скаутский свисток Чарльза, который держала в кармане именно для таких случаев, давным-давно обнаружив, что Шани, всегда ожидавшая появления похитителей, при этом звуке молнией вылетала откуда бы то ни было и убегала в коттедж. Но теперь она не появилась. Лужайка — а уже почти смерклось — была пустынной и безмолвной. И я снова бросилась в дом за последним средством — жестянкой с кошачьими галетами, которые для них были ключом к райскому блаженству, — и побежала по садовой дорожке, призывно дребезжа. Словно по волшебству Шани возникла откуда-то из-за коттеджа и юркнула в дверь, и Сафра тоже мелькнул в поле моего зрения. Но не на уровне земли, а по верху вольеры и, чтобы добраться до галет раньше Шани, пронесся у меня над головой, над дорожкой и плюхнулся на лужайку по ту ее сторону.
Почти восьмифутовый
Несколько дней спустя он устроил штуку похуже. Был воскресный вечер, и, как обычно, я вышла с ними на лужайку. Когда время прогулки кончилось, я взяла Шани и унесла ее в дом — пора было ужинать, а затем вернулась забрать Грозу, которого оставила изучать жука. Всегда готовый затеять игру, он прижал уши и взлетел по стволу сливы у гаража до самой вершины, а оттуда сошел на широкую, выкрашенную масляной краской деревянную полосу, окаймлявшую крышу по краю, и тут же заскользил по ней.
Гараж был перестроен из амбара, который, как и коттедж, был воздвигнут два с половиной века назад. Высотой он около двадцати футов до верхнего края конька, и крыша очень крутая. Коготки Сафры скользили по краске, он не сообразил прыгнуть на черепицу и начал съезжать к краю.
Только не это! У меня перехватило дыхание: я ведь ничем помочь не могла и надеялась только, что сумею его поймать, когда он сорвется. Тут он зацепился когтем за щелку в дереве и повис на одной лапе. Завопив, чтобы он не шевелился, я кинулась в сарай за лестницей. Конечно, он меня не понял и держался лишь потому, что от него ничего не зависело, но результат-то получился тот же. Я примчалась с лестницей — к счастью, она алюминиевая и очень легкая, — сумела быстро ее удлинить до крыши и вскарабкалась по ней. Он никак не давался мне и цеплялся за щелку изо всей мочи. Только когда я распласталась на лестнице и подставила плечо под его задние лапы, чтобы он мог за него уцепиться, он наконец осторожненько повернулся и спустился по мне, впиваясь в меня когтями, словно забивая альпинистские крючья. А я боялась даже подумать, что он предпримет, когда достигнет моей пятки. Однако там он находился уже не на такой головокружительной высоте и на уровне карликовой яблони по ту сторону дорожки. Прыжок — и он распластался, будто морская звезда на гостеприимной ветке.
Я скатилась с лестницы и ухватила его прежде, чем он успел еще куда-нибудь залезть. Я воображала, будто все это время была совсем одна. Естественно, мне не следовало бы предаваться иллюзиям. Едва я пошла по дорожке, одной рукой крепко держа Сафа за шкирку, а другой поддерживая его лапы и нежно прижимая его к щеке, — хотя каждый день он старил меня на год, но он же был вылитым Сессом, и я его уже горячо любила, — как до меня донесся голос из сумрака, окутавшего дорогу:
— Зачем вы его так держите? Это для него опасно!
Голос я узнала сразу. Мисс Уэллингтон! Будь это миссис Бинни, то, наслушавшись историй (в основном от Фреда Ферри), что ее часто видят на дорогах в сумерках со спутником в круглой шляпе, я бы удивилась меньше. Но мисс Уэллингтон? Она-то почему бродит во тьме?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Я скоро узнала почему. Не скрыв своего присутствия на дороге, мисс Уэллингтон явно решила, что обязана дать мне объяснение до того, как и о ней поползут сплетни, будто и она назначает кому-то тайные свидания в сумерках.
Выяснилась, что ее сестра, вдова директора школы и сама недавно ушедшая с поста директора детского сада в Уилтшире, купила коттедж дальше по дороге от моего и намеревалась скоро переехать. Узнав, что этот коттедж продается, я упомянула о нем миссис Бинни как о возможном приюте для Берта, но она ответила, что Шерл — девушка городская, все эти деревья ей ни к чему, а вот мой коттедж стоит по соседству с другими, ну и дорога к нему ведет настоящая. Шерл ведь, добавила она важно, думает машину купить, когда они устроятся.
Шерл на этот коттедж не польстилась, и непонятно было, почему сестра мисс Уэллингтон пожелала поселиться в столь уединенном месте в стороне от дороги, куда надо было добираться по ухабистому проселку, а к тому же, если на то пошло, в такой близости от мисс Уэллингтон. Но как бы то ни было, он ее устраивал, она его купила, и мисс Уэллингтон за ним пока приглядывала, возложив эту обязанность на себя сама. Следила, чтобы хулиганы не разгромили его до того, как Лилия переедет, а они ведь особенно распоясываются в сумерках, сообщила она мне, заставив меня задуматься над тем, что, во-первых, теперь, когда бы я ни вышла в сад вечером, где-нибудь рядом будет рыскать мисс Уэллингтон, и, во-вторых, если ее сестру зовут Лилия, так каким же именем могли наречь самое мисс Уэллингтон? Никто никогда не называл ее иначе как мисс Уэллингтон. Если бы меня попросили угадать ее имя, я бы сказала, что с такой фамилией оно может быть только Августа или Виктория. Ну, со временем, когда Лилия Ричардс водворилась в новом коттедже и начала упоминать свою сестру в разговорах, деревня узнала, что мисс Уэллингтон зовут Мальва. И вскоре коттеджи сестер — один на холме, а другой на склоне в противоположном конце долины — получили названия «Лилия» и «Мальва», а мисс Уэллингтон грубияны вроде Фреда Ферри теперь прозвали старухой Маль, а ее сестра, как легко угадать, стала старухой Лиль.
Но я опережаю события. На протяжении долгих недель до переезда миссис Ричардс мисс Уэллингтон навещала Долину с былой настойчивостью миссис Бинни, пряталась в вечерних тенях, точно агент контрразведки, проходила днем с важным видом собственницы, подбирая по пути вверх камешки с проселка, чтобы, объясняла она, не подвернуть на них ноги, а возвращаясь, обламывала ветки деревьев и кустов живой изгороди, чтобы они не царапали машину ее сестры, когда та переедет. Камни она бросала на травянистые обочины, которые, поскольку я была владелицей земли по сторонам проселка, принадлежали мне, и теперь, когда я подстригала траву на них газонокосилкой, ножи ее то и дело с жутким скрежетом задевали камни, а я поминала мисс Уэллингтон словами, которые шокировали бы нашего священника. Обломанные ветки она бросала в лесу, когда уже поднималась к своему коттеджу, — всегда в одном и том же месте. Лес этот тоже принадлежал мне, а нагромождение веток все больше походило на костер, предназначенный для ритуального сжигания чучела Гая Фокса. Мне не хотелось ничего ей говорить, но атмосфера быстро накалялась.
Встал вопрос и о лужайке перед коттеджем Лилии. Был июнь, трава росла стремительно. Мисс Уэллингтон подстригала траву на своей маленькой лужайке ручной газонокосилкой, но лужайка ее сестры была много обширнее, и мисс Уэллингтон наняла подстричь там траву Эрна Бигса, тем самым вновь непростительно погрешив против деревенского этикета.
В былые времена все такие разовые работы в деревне выполнял старик Адамс. Но теперь он стал для них староват, да и ревматизм его скрутил, так что сил у него хватало только на собственный сад. Фред Ферри смотрел на себя как на естественного его преемника, однако Фред, которого никто не видел без таинственного рюкзака на плече, по слухам, запрашивал за любую работу просто безбожно, и не всем хотелось пользоваться его услугами. И когда человек, недавно поселившийся в деревне, пригласил поработать в своем огороде Эрна Бигса, проживавшего в соседней деревне (они познакомились в «Розе и Kороне»), прошел слух, что работает он добросовестно и берет по совести, многие — тоже приезжие, понятия не имевшие о деревенском этикете, — тоже начали пользоваться его услугами. И теперь он выглядел прямо-таки старожилом нашей деревни.
Мисс Уэллингтон всегда сама справлялась со своим садиком и населявшими его гномами и мухоморами, а когда дело дошло до коттеджа Лилии, Фред Ферри был тем, к кому она ни за что не обратилась бы. Она не только не одобряла то, на что намекал рюкзак, а также его манеру распевать во весь голос, когда вечером он возвращался домой из «Розы и Kороны» — а жил он практически напротив нее, — но, главное, в те дни, когда в деревне случилось несколько краж и мисс Уэллингтон, боясь стать следующей жертвой, начала прохаживаться, пригнувшись, за своей живой изгородью, поднимая над ней надетую на палку фетровую шляпу, видимо, чтобы внушить преступникам, будто там живет мужчина, Фред воспользовался случаем пустить сплетню: у нее есть ухажер, и ему, Фреду, известно, кто он такой. Вот этого мисс Уэллингтон простить ему никак не могла.