Новые мелодии печальных оркестров (сборник)
Шрифт:
Только когда они уже удалялись от пристани, Форс наконец обратила на него внимание, причем глядела она безучастно, словно видела его впервые.
– Форс, – начал он, – Форс…
– Джон М. Чеснат? – осведомилась она, изучая его взглядом.
– А кто же еще! – со злостью воскликнул он. – Хочешь сделать вид, будто мы не знакомы? Будто ты не просила в письме, чтобы я тебя встретил?
Форс рассмеялась.
Рядом возник шофер, она вывернулась из пальто, под которым оказалось платье в крупную рваную клетку, серую и
– Мне еще нужно объясниться с таможней, – заметила она с отсутствующим видом.
– Я тоже должен объясниться, – взволнованно подхватил Чеснат, – а первым делом скажу, что за все время твоего отсутствия я ни на минуту не переставал тебя любить.
Форс, простонав, его остановила:
– Пожалуйста! На борту было несколько молодых американцев. Тема смертельно мне наскучила.
– Господи! – вскричал Чеснат. – Ты что же, будешь равнять моюлюбовь с тем, что тебе напели на борту?
Он повысил голос, прохожие, шедшие рядом, стали прислушиваться.
– Ш-ш! – предостерегла его Форс. – Не надо цирковых представлений. Если ты хочешь хоть изредка со мной видеться, пока я здесь, умерь пыл.
Но Джон М. Чеснат, судя по всему, не владел своим голосом.
– Ты что же… – Он едва не сорвался на визг. – Ты что же, забыла, что сказала мне в четверг пять лет назад на этом самом пирсе?
Половина пассажиров корабля следили за этой сценой с причала, группка остальных подтягивалась от таможни, чтобы тоже поглядеть.
– Джон. – Она начинала злиться. – Если ты еще раз повысишь голос, у тебя будет не одна возможность остыть – я уж об этом позабочусь. Я в «Риц». Повидаемся сегодня вечером, приходи.
– Но, Форс, – хриплым голосом запротестовал Джон. – Послушай. Пять лет назад…
Далее наблюдателям на причале довелось насладиться зрелищем поистине редкостным. Красивая дама в клетчатом, сером с голубым, платье стремительно шагнула вперед и уперлась руками в молодого человека, со взволнованным видом стоявшего рядом. Молодой человек инстинктивно отпрянул, но нога его не нашла опоры, он мягко соскользнул с тридцатифутовой высоты причала и, совершив не лишенный грации поворот, шлепнулся в реку Гудзон.
Раздались крики тревоги, все кинулись к краю причала, и тут голова молодого человека показалась над водой. Он легко передвигался вплавь, и, убедившись в этом, молодая леди – бывшая, очевидно, виновницей происшедшего – склонилась над краем пирса и сложила ладони рупором.
– Я буду в полпятого! – выкрикнула она.
Она весело махнула рукой (джентльмен, погруженный в пучину, не мог ответить), поправила свой монокль, бросила высокомерный взгляд на собравшуюся толпу и неспешно удалилась.
II
Пять собак, три горничные и французский сирота расположились в самых просторных апартаментах «Рица». Форс
Одна из горничных подвергла Джона пристальному осмотру (вероятно, чтобы выяснить, полностью ли он просох), и потом его препроводили пред очи мамзель. Мамзель находилась в ванной и возлежала на шезлонге среди двух дюжин шелковых подушек, сопровождавших ее в пути через Атлантику. Джон вошел несколько скованно и отвесил чопорный поклон.
– Ты стал лучше выглядеть. – Форс приподнялась и окинула его одобрительным взглядом. – Краска в лице появилась.
Джон холодно поблагодарил за комплимент.
– Тебе бы следовало это повторять каждое утро. – Без всякой связи с предыдущим она добавила: – А я завтра возвращаюсь в Париж.
Джон Чеснат удивленно открыл рот.
– Я писала тебе, что, так или иначе, больше недели в Нью-Йорке не пробуду.
– Но, Форс…
– Чего ради? На весь Нью-Йорк ни одного занимательного мужчины.
– Но послушай, Форс, может, дашь мне проявить себя? Останься, скажем, дней на десять, узнаешь меня получше.
– Тебя? – Судя по тону Форс, личность Джона Чесната уже не таила в себе для нее никаких загадок. – Мне нужен человек, способный на галантный поступок.
– Ты хочешь сказать, мне следует выражать свои чувства исключительно пантомимой?
Форс раздраженно фыркнула.
– Я хочу сказать, что у тебя нет воображения, – терпеливо объяснила она. – У американцев вообще отсутствует воображение. Единственный большой город, где культурная женщина может дышать, это Париж.
– Значит, я тебе теперь совсем безразличен?
– Если б так, я бы не стала пересекать Атлантику, чтобы с тобой повидаться. Но стоило мне увидеть на борту американцев, и я поняла, что не выйду замуж ни за одного из них. Я бы тебя ненавидела, Джон, и со скуки не нашла бы ничего лучшего, как разбить тебе сердце.
Форс завертелась и начала зарываться в подушки; вскоре она скрылась там чуть ли не целиком.
– Монокль потерялся, – объяснила она.
После безуспешных поисков в шелковых глубинах она вынырнула и обнаружила монокль: беглое стекло висело у нее на шее, но не спереди, а сзади.
– Мне до чертиков хочется влюбиться, – продолжала Форс, вставляя монокль в свой детский глаз. – Прошлой весной в Сорренто я едва не сбежала с индийским раджой, но ему бы кожу хоть на полтона посветлее, а кроме того, уж очень мне не полюбилась одна из его других жен.