Новые мелодии печальных оркестров (сборник)
Шрифт:
Смиряясь с унижением, Луэлла слушалась приказов, пока няня ворча экспериментировала с непривычной плитой. Худо-бедно стряпня пошла. Потом няне настало время купать Чака, Луэлла одна устроилась за кухонным столом и стала слушать, как фырчало, убегая из кастрюльки, ароматное варево.
«Вот этим женщины занимаются каждый день, – размышляла она. – Тысячи женщин. Стряпают и ухаживают за больными, и еще ходят на работу».
Но она не видела, что ее объединяет с этими женщинами, за исключением того общего признака, что у них, как и у нее, по две
Внезапно послышались медленные шаги; они миновали столовую, потом буфетную. Испугавшись, что это опять доктор Мун, Луэлла подняла взгляд: из буфетной вышла няня. Луэлла подумала, что у нее тоже нездоровый вид.
И верно, едва добравшись до двери кухни, няня пошатнулась и схватилась за ручку, как птица, которая садится на ветку и плотно обхватывает ее когтями. Потом она молча рухнула на пол. В тот же миг зазвонил колокольчик, и Луэлла с облегчением вскочила: это прибыл детский доктор.
– Обморок, только и всего, – заключил он, уложив себе на колени голову девушки. Ее веки дрогнули. – Да, всего лишь обморок.
– Вокруг настоящий лазарет! – в отчаянии хохотнула Луэлла. – Сплошь больные, одна я здорова.
– Она тоже здорова, – чуть помедлив, заверил врач. – Сердце бьется ровно. Просто потеряла сознание.
Луэлла помогла доктору усадить приходившую в себя девушку в кресло, потом поспешила в детскую и склонилась над кроваткой. Спокойно откинула железное боковое ограждение. Жар вроде бы спал – румянца больше не было. Луэлла наклонилась и коснулась щеки сына.
И тут у нее вырвался крик.
IV
Даже после похорон сына Луэлла не могла поверить, что потеряла его. Вернувшись к себе, она стала ходить кругами мимо детской и повторять его имя. Устрашившись собственного горя, она села и уставилась на белую качалку с нарисованным сбоку красным цыпленком.
– Что теперь со мной будет? – шепнула она. – Когда я пойму, что больше не увижу Чака, случится что-то ужасное!
Пока она еще в этом не уверилась. Быть может, стоит дождаться сумерек и няня приведет сына с прогулки. Ей помнилась трагическая сумятица, когда кто-то сказал ей, что Чак умер, но если это так, почему же вся обстановка детской ждет его возвращения, почему все так же лежат на комоде миниатюрные гребень и расческа и что здесь делает она, его мать?
– Миссис Хемпл!
Луэлла подняла глаза. В дверях стоял доктор Мун, понурый и обшарпанный.
– Уходите, – глухо произнесла Луэлла.
– Вы нужны вашему мужу.
– Мне нет до этого дела.
Доктор Мун шагнул в комнату.
– Вы, наверное, не поняли, миссис Хемпл. Он вас звал. У вас ведь теперь никого нет, кроме него.
– Я вас ненавижу, – проговорила она внезапно.
– Как вам угодно. Я ничего
Луэлла вскочила на ноги.
– Мой мальчик не умер! Вы лжете! Вы только и делаете, что лжете!
Ее сверкающий взгляд встретился с его глазами и уловил в них странную смесь жестокости и доброты, внушившую ей благоговейный ужас; она сникла и смирилась. Устало и безнадежно она опустила веки.
– Ладно, – признала она усталым голосом. – Моего сына больше нет. И что же мне делать дальше?
– Ваш муж чувствует себя намного лучше. Все, что ему требуется, это отдых и добрая забота. Но вы должны к нему пойти и рассказать, что случилось.
– Вы, наверное, думаете, что помогли ему, – с горечью отозвалась Луэлла.
– Может быть. Он почти здоров.
Почти здоров… Ну вот, ничто больше не привязывает ее к этому дому. Эта часть жизни завершилась – можно ее отбросить, вместе с горестями и заботами, и быть свободной как ветер.
– Я пойду к нему через минуту, – произнесла Луэлла отсутствующим тоном. – Пожалуйста, оставьте меня одну.
Нежеланная тень доктора Муна растаяла во мраке прихожей.
– Я могу уйти, – прошептала Луэлла самой себе. – Жизнь вернула мне свободу в обмен на то, что у меня забрала.
Но только медлить не следует, иначе жизнь снова свяжет ее по рукам и ногам и заставит страдать. Она вызвала носильщика, который обслуживал жильцов дома, и попросила его принести из кладовой ее чемодан. Потом стала вынимать вещи из комода и гардеробного шкафа, стараясь припомнить те, которые принадлежали ей до брака. Ей попались даже два старых платья, входивших в ее приданое, уже немодных и узковатых в талии, и она бросила их в чемодан вместе с прочими. Новая жизнь. Чарльз выздоровел, сына, которого она боготворила и который ей немного докучал, больше нет.
Упаковав чемодан, Луэлла по привычке отправилась в кухню распорядиться насчет обеда. Поговорила с кухаркой про особые блюда для Чарльза и предупредила, что сама обедает вне дома. На миг ее взгляд прилип к миниатюрной кастрюльке, где готовили еду для Чака, и она застыла на месте. Она заглянула в ледник и убедилась, что внутри чисто прибрано. Потом отправилась к Чарльзу. Он опирался на подушки, и сиделка читала ему книгу. Голова у него сделалась почти сплошь белой, серебристо-белой, темные глаза на тонком молодом лице казались огромными.
– Сын болеет? – спросил Чарльз самым обычным голосом.
Луэлла кивнула.
Он помедлил, прикрыл глаза. Потом спросил:
– Он умер?
– Да.
Долгое время Чарльз молчал. Сиделка подошла и положила ладонь ему на лоб. Из его глаз выкатились две большие холодные слезы.
– Я так и знал.
После новой долгой паузы заговорила сиделка:
– Доктор сказал, сегодня, пока еще не зашло солнце, можно повезти его на прогулку. Он нуждается в перемене обстановки.