Новые Миры Айзека Азимова. Том 6
Шрифт:
Но это такая необъятная бездна времени — сорок тысяч лет. Ее огромность ошеломляла.
Сорок тысяч лет?
Сорок тысяч?
Напряжение нарастало. Хаотический балет внизу прекратился, и техники у пульта почти перестали шевелиться, общаясь друг с другом посредством едва заметных знаков: дернут бровью или постучат пальцем по запястью.
Кто-то тихо и монотонно произносил в микрофон короткие фразы, в которых мисс Феллоуз не видела смысла — в основном цифры, перемежаемые какими-то шифрованными,
Девени сел на стул рядом с ней, Хоскинс сидел по другую сторону. Облокотившись о перила и внимательно следя за тем, что происходит, репортер спросил:
— А мы что-нибудь увидим, доктор Хоскинс? Я хочу сказать — видовые эффекты будут?
— Что? Нет. Ничего такого, пока дело не будет сделано. Мы ведем поиск приблизительно по принципу радара, только вместо радиоволн у нас мезоны. Мезонное сканирование, с настройкой и перенастройкой, идет уже несколько недель. Мезоны при условии верной направленности достигают нужной эпохи. Некоторые сигналы возвращаются обратно, их приходится анализировать и вновь направлять в прошлое, используя для повышения точности следующей попытки — и так до тех пор, пока не приблизимся к желаемому уровню точности.
— Работа, как видно, не из легких. А как вы определяете, что достигли нужного уровня?
Хоскинс улыбнулся своей быстрой и холодной, как фотовспышка, улыбкой.
— Мы этим занимаемся уже пятнадцать лет, а то и двадцать пять, если учесть работу в нашей прежней компании, где мы разработали многие основные принципы, но не сумели достичь надежности на практике. Да, это тяжелая работа, Девени. Тяжелая и рискованная.
Человек у микрофона поднял руку.
— Рискованная? — переспросил Девени.
— Мы не любим неудач. Лично я, во всяком случае, не люблю. А неудача подстерегает нас на каждом шагу. Ведь мы работаем в вероятностной сфере. Количественные эффекты и все такое. Лучшее, на что мы можем надеяться, — это подобие искомого результата. Этого недостаточно, но это лучшее, на что мы можем надеяться.
— Однако сейчас вы как будто уверены в успехе.
— Да. Мы уже много недель сосредоточены на этом моменте прошлого — проверяем, перепроверяем с поправкой на наши временные сдвиги, вычисляем параллаксы, выискиваем все мыслимые релятивистские искажения, добиваемся уверенности в том, что можем управлять потоком времени с достаточной точностью. И думаем, что у нас получится. Сказал бы даже — знаем.
Но лоб его блестел от испарины.
В помещении повисла жуткая тишина, нарушаемая только взволнованным дыханием. Мисс Феллоуз непроизвольно привстала и ухватилась за перила балкона.
Но смотреть было не на что.
— Внимание, — спокойно сказал человек у микрофона.
Тишина достигла наивысшей точки. Это была полнейшая, небывалая тишина — мисс Феллоуз и представить себе не могла бы, что такое возможно в помещении, где полно народу. Но длилось это не дольше мгновения.
Потом из кукольного домика раздался вопль перепуганного ребенка —
В нем звучал ужас — полнейший ужас.
Крик потрясения и отчаяния, невероятно сильный и громкий, выражал такой неприкрытый ужас, что брала оторопь.
Голова мисс Феллоуз сама повернулась в ту сторону, откуда доносился крик.
Хоскинс стукнул кулаком по перилам и сдавленно, с дрожащим в голосе торжеством, сказал:
— Есть!
Они бросились по короткой винтовой лесенке вниз, в машинный зал — Хоскинс впереди, Девени следом, а мисс Феллоуз, непрошеная, за репортером. Пускай это вопиющее нарушение правил — но она слышала, как он кричит, этот ребенок.
У меня есть такое же право находиться там, как и у Кандида Девени, сказала она себе.
Хоскинс, спустившись с лестницы, оглянулся и как будто немного удивился тому, что мисс Феллоуз последовала за ним, — но не слишком. И ничего ей не сказал.
В машинном зале парило теперь совсем другое настроение. Техники, только что погрузившие свой ковш в прошлое и извлекшие оттуда то, что хотели, совершенно обессилели и тихо стояли, почти не в себе, рядом со своими приборами. Хоскинс не обращал на них никакого внимания, точно они были винтиками отработавшего свое механизма.
Со стороны кукольного домика звучал тихий зуммер.
— Идемте туда, — сказал Хоскинс.
— В стасисное поле? — замялся Девени.
— Это совершенно безопасно — я проделывал это тысячу раз. Когда пересекаете границу поля, возникает несколько странное ощущение, но оно тут же проходит и не оставляет следов. Положитесь на меня.
И он молча переступил через порог открытой двери. Девени, напряженно улыбаясь и явно затаив дыхание, последовал за ним.
— Вы тоже, мисс Феллоуз. Прошу! — Хоскинс нетерпеливо поманил ее пальцем.
Она кивнула и вошла. Чувство перехода ни с чем нельзя было сравнить — как будто сквозь нее прошла волна, пощекотав ее внутри.
Но за порогом никаких необычных ощущений не последовало, Все было нормально. Мисс Феллоуз уловила чистый свежий запах свежеоструганных стен, а еще пахло землей и как будто лесом.
Панические вопли уже прекратились. В стасисном поле стояла тишина. Потом мисс Феллоуз услышала шлепанье ног, царапанье по дереву — и какой-то тихий стон.
— Где ребенок? — с беспокойством спросила она.
Хоскинс проверял какие-то диски и шкалы у самого входа.
Девени пялился на него, как идиот. Ни один из них как будто не торопился взглянуть на ребенка — на ребенка, которого вся эта сложная и запутанная аппаратура только что выдернула из немыслимо древней эры.
Им что, нет до него дела, этим дуракам?
Мисс Феллоуз, никого не спрашивая, прошла за поворот коридора в комнату с кроваткой.
Ребенок был там. Мальчик. Очень маленький, очень грязный, очень тощенький, очень странный с виду.