Новые приключения в Стране Литературных Героев

Рассадин Станислав Борисович

Значительное лицо(снисходя и к Хлестакову и к слогу). Да, слог ничего, недурен. Сочинитель чувствительно изо­бражает.

Хлестаков. Да ведь кто сочинитель-то, ваше превос­ходительство! Сам Булгарин! А уж он... Я с ним очень знаком, так он, бывало, положит мне руку на плечо: «Эх, скажет, Иван Александрыч! Трудно, брат! Ночей не спишь, все норовишь почувст­вительнее написать, а для чего? Единственно ради того, чтобы начальство про свои благие деяния наичистейшую правду уз­нало!»

Лицо.

Да, он ничего, он благонамерен... Однако ж, братец, читай далее!

Хлестаков. Виноват, ваше превосходительство! (Читает торжественным тоном.) «Множество благодетельных людей по­спешило на места, претерпевшие более прочих от наводнения. Жители всех сословий с благородною неустрашимостию подвер­гали опасности собственную жизнь свою для спасения утопаю­щих и их имущества...».

Гена. Смотрите, Архип Архипыч, а у Пушкина ничего этого нет!

Профессор. И быть не могло. Такие казенные восторги источали, только писаки вроде Булгарина. А в «Медном всадни­ке», наоборот, иная картина. Суровая. Даже беспощадная. Сло­вом, правдивая... Помнишь?

«Уже по улицам свободным С своим...»

Заметь, Гена!

«...бесчувствием холодным Ходил народ. Чиновный люд, Покинув свой ночной приют, На службу шел. Торгаш отважный, Не унывая, открывал Невой ограбленный подвал, Сбираясь свой убыток важный На ближнем выместить...».

Гена. Да уж! Совсем другое дело!

Профессор. Еще бы! Да и власти в поэме изображены совсем не так сладко, как у Булгарина. Сам царь Александр и тот представлен растерянным и бессильным...

Значительное лицо(прислушавшись к ним, Хлестакову). Что за люди?

Хлестаков. Где-с? Эти? Не могу знать, ваше превосхо­дительство!

Лицо. Ну так узнаем... Милостивый государь!

Профессор. Простите, вы меня?

Лицо. Да-с! Вас! Моего слуха коснулись ваши возмути­тельные речи. Как смеете вы клеветать на добродетельное петербургское население, обвиняя оное в бесчувствии холодном, тогда как оно, все как есть, охвачено одним благонамеренным порывом?

Хлестаков. Именно так, ваше превосходительство! Охвачено! Мой, ваше превосходительство, крепостной человек Осип, уж на что, можно сказать, простой мужик, а и он охва­чен!

Гена. У-у, подхалим! Небось перед городничим не так рас­пинался!

Лицо. Кто внушил вам эти мысли, милостивый

государь? И кто облек клевету в какие-то ничтожные, пасквильные стишки?

Гена. Ничтожные? Ничего себе! Это «Медный всадник» ничтожный?

Лицо. Что за «Всадник»? Хлестаков, ты не знаешь?

Хлестаков. Никак нет, ваше превосходительство! Впер­вые слышу!

Гена. Ну и ну! Может, вы вообще про Пушкина не слы­хали?

Лицо. Отчего же? Он в юности, помнится, премилые стишки сочинял. Леда... Дорида... Киприда... «Спеши любить, о Лила, и снова изменяй!..» Этакий был шалун, хе-хе... Помнишь, Хлестаков?

Хлестаков (обрадовавшись случаю и похвастаться и подольститься к начальству). Как же-с, ваше превосходительство! Я ведь и с Пушкиным на дружеской ноге! Бывало, скажешь ему: «Ну что, брат Пушкин?..»

Лицо(строго). Не завирайся, братец! Как это на друже­ской ноге? Чиновник моего департамента – и в дружбе со смуть­яном, коему государем Александром Павловичем повелено нахо­диться в ссылке безотлучно?

Хлестаков (испугался). Что вы, ваше превосходитель­ство? Напротив! Совсем напротив! Я говорю, бывало, скажешь ему этак... сурово: «Ну?! Что, брат Пушкин?! А?! Смотри, брат! У меня – ни-ни! У меня – ухо востро!»

Гена. Вот врун, а? Да еще и неграмотный! Про пушкин­ского «Медного всадника» не слыхал!

Профессор. Что врун и невежда – спору нет. А вот что касается «Медного всадника», то, знаешь, Гена, это ведь я промахнулся. Да, да! Все эта проклятая профессорская рас­сеянность. У нас сейчас какой год?

Гена. Ясно, какой: 1989-й!

Профессор. Да нет! Сейчас, здесь, в этом Петербурге?

Гена. А-а... Здесь этот... 1824-й!

Профессор. То-то и оно! А ведь «Медный всадник» будет написан только через девять лет. Да его еще и не напеча­тают: новый царь не допустит. Так откуда же им знать эту поэму?

Гена. Да... Это вы действительно промахнулись. Что ж делать?

Профессор. Выходить из положения. Ничего! Я думаю, ты сумеешь их просветить. А если что забудешь, вот томик Пушкина. Я, как знал, прихватил его с собою.

Гена. Вот еще! Очень мне нужно их просвещать.

Профессор. Да пойми, ведь не ради них! Ради нас и наших слушателей. Мы же сами завели речь о том, как могли современники воспринимать пушкинскую фантазию, вот ты и спроси у них об этом.

Гена. Ну, ладно, так уж и быть... Послушайте! Вот вы сказали, что не знаете поэму «Медный всадник»...

Лицо. Не знаем и знать не хотим!

Гена. И зря! Там много здорово интересного. Там такая выдумка, что...