Новый эклогион

Святогорец Никодим

Видя благочестие, которое божественный Иерофей имел к Богу от юности, Господь исполнил его желание, ибо «желание боящихся Его Он исполняет» (Пс.144:19). По прошествии шестнадцати дней после помолвки Господь забрал обоих родителей в другую жизнь, не потому, что желал им смерти, но таковое решение было справедливым для неисповедимых Его судов. Именно таким образом святой смог сохранить девство и преуспеть в науках. Чтобы не дать повода для подозрений родителям обрученной с ним девушки, что он хочет уйти, и чтобы они не стали препятствовать ему, преподобный оставил двери своего дома открытыми и отправился на остров Закинф, не взяв с собой ничего из имущества. Он пробыл там недолго, посвящая все свое время наукам, а затем богатые родственники, проживавшие на этом же острове, предложили ему отправиться за их счет на Запад, чтобы изучать философию. Но присноблаженный Иерофей узнав, что на Святой Горе есть мужи, которые подобно пчелам производят мед добродетелей, предпочел отправиться туда, чтобы попробовать этого меда, благоразумно размыслив, что если потом на Западе ему встретится некая горечь — либо в отношении догматов, либо в отношении нравов, он сможет победить ее сладостью добродетелей.

Придя на Святую Гору, Иерофей поселился с одним отшельником в келье святого Артемия, где в безмолвии с усердием предавался

чтению Священного Писания и житий преподобных. Убедившись из них, что отшельники и после двадцати, и после сорока, и даже после шестидесяти лет, проведенных в пустынном подвиге, бывают прельщены диаволом, он стал искать другой путь спасения души, более короткий и безопасный, но ничего не смог придумать, кроме мученичества за Христа. Но мученичество тоже должно быть по чину и по закону, нельзя просто бездумно пойти и отдать свою жизнь, как будто бы понося нечестивых, испросив себе, таким образом, смерть. Такому мученичеству и божественный Павел препятствует, говоря: «Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2 Тим. 2: 5). Причиной мученичества должны стать сами нечестивые, вот тогда оно будет законным мучением за Христа. После этих размышлений блаженный пришел в Иверский монастырь, облекся там в рясу и, сопровождая настоятеля монастыря, пришел с ним в столицу. Были среди спутников и другие братья. Преподобный думал, что, увидев христианского монаха в городе, иноверные найдут предлог и побьют его, обругав, а он воспротивится разумно, чтобы довести мучение до конца. Он часто молился об этом, желая узнать, есть ли на то воля Господня, чтобы цель его увенчалась благим результатом. Иерофей пробыл среди нечестивых достаточно долго. Но если других его сотоварищей противники веры поносили и били, то его совсем не трогали, хотя он часто давал некоторый повод к издевательствам. По всей видимости, Божественный Промысл хранил его ради пользы многих других. Видя, что желание его не исполняется, Иерофей однажды с сильной печалью на сердце вышел из города и направился вместе со своими спутниками в северные пределы страны. Оттуда он возвратил в Валахию и начал учиться у Марка Кипрского, учителя тамошней школы, где и был рукоположен в диакона митрополитом Софийским Авксением. Некоторое время спустя Иерофей вернулся в Константинополь и был научен философским наукам Иакумисом из Аргоса, учителем местной школы. Однако преподобный не довольствовался этими науками и отправился в Венецию, узнав, что там преподают больше того, чему он уже научился, и с помощью изучения новых наук он сможет принести больший плод. Потом Иерофей снова вернулся на Святую Гору, уже познавший многие науки и философию, и поселился в Иверском монастыре, в келье Хаги, первой стадии начальных его подвигов. Преподобный оставляет внешнюю школу и приходит в духовную, где можно легко научиться истинному искусству искусств и науке наук — преуспеянию по Богу, всежеланной добродетели. И тотчас же с помощью духовного рассуждения, которому он постоянно поучался из Священных Писаний, преподобный стал проверять то, чему научился, отбрасывая бесполезное, и собирая полезное в духовные свои житницы. Так он стал с радостью предаваться размышлениям о Боге.

Зная, что для очищения ума таковыми размышлениями и возвышения его до Небесных созерцаний необходимо упражняться и в других добродетелях, как телесных, так и духовных, преподобный стал подвизаться с великим усердием в строжайшем посте, бдении, молитве, за которые сподобился и божественного дара священства в возрасте тридцати лет от Неокесарийского митрополита Иакова, который подвизался тогда в том же самом Иверском монастыре. После этого преподобный продолжал прилагать подвиги к подвигам, а пот к поту, стараясь стать образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте (1 Тим 4: 12). Зная, что пост есть основание всех добродетелей и что Господь ублажает алчущих ныне, ибо насытятся (ср. Лк.6,21), то есть добровольный голод, либо невольный, но переносимый с благодарностью, святой иногда ел свой ячменный хлеб, да и тот без соли, один раз в два — три, а иногда и в четыре дня. Иной раз он вместо хлеба вкушал фасоль, протухшую настолько, что с большим трудом понуждал себя ее проглатывать. Обличаемый как–то раз своим учеником Мелетием, который считал его самоубийцей, он сказал:«Нет самоубийца — это тот, который ничего не ест и умирает от голода, но я даю ему (то есть чреву) пищу независимо от того, нравится она ему или нет». Преподобный всегда собирал со стола крошки, смачивал их водой или вином, клал в сумку и выдерживал до тех пор, пока они не засыхали и не начинали издавать неприятный запах. Только после этого он их съедал. Очень часто он ел то, чем обычно смазывают печную утварь, а потом выбрасывают. Этим он и утешал себя после многодневного поста. Во время Великого поста он ел один раз в неделю, пытаясь превзойти самих древних подвижников, и дошел до того, что в течение пятнадцати дней не ел вообще ничего. Если ему приходилось есть вместе с другими, то он ел все, что позволено есть монаху, чтобы другие не видели его добродетель, и чтобы смирить гордыню, согласно преподобному Иоанну Лествичнику. Но даже и в этих редких случаях Иерофей вкушал очень умеренно. Так же умеренно он и спал, следуя словам Арсения Великого:«Монаху достаточно спать один час в сутки. Если он подвижник, то пусть упражняется в этих двух добродетелях, чтобы легко, как на крыльях, взойти к другим, более высоким добродетелям». Когда сон уж очень сильно одолевал подвижника, он ходил по монастырю и со слезами и воздыханиями молился:«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Вот такое занятие имел присноблаженный и старался, если было возможно, и не было препятствий от людей, не оставлять эту молитву ни умом, ни устами.

От своих чрезмерных подвижнических трудов Иерофей пришел в такую немощь, что расстояние от берега до монастыря проходил с двумя–тремя остановками, хотя путь был небольшой и дорога ровная. Благодаря своим трудам преподобный дошел и до блаженного плача, и до радостотворных слез, которые возводят на высоту смирения и презрения к самому себе. В конце жизни он познал и богоподражательную любовь и уже не боялся лишиться ее, по апостолу: «любовь никогда не перестает» (1 Кор. 13: 8). Поэтому, если какой–нибудь нищий просил у Иерофея милостыню, то он, не имея ни золота, ни серебра, снимал свою одежду и отдавал. Иногда он отдавал нищему и ночное одеяло. В монастыре, узнав об этом, выдавали ему другое, но он и его снова отдавал. Из–за этой любви он согласился на неотступные просьбы скопелитов, на остров которых он переправился со многими другими монахами из–за эпидемии страшной чумы. Прожив на острове восемь лет, он преподавал в школах различные предметы, проповедовал в церквах, принимал исповедь, и так исполнял на

деле пророческое изречение: «Уста праведнаго поучатся премудрости, и язык его возглаголет суд» (Пс. 36: 30).

От телесных и духовных добродетелей он возвысился до созерцания Небесного, нисколько не желая знать о земном. Постоянно осияваемый невещественными явлениями, преподобный радовался радостью неизреченной и, созерцая божественную красоту, становился Божественным по благодати, хотя он и был еще в теле. Умное созерцание Бога и молитва Иисусова сменялись у него изучением Священного Писания. Когда преподобный прекращал заниматься и этим, то давал уроки или преподавал нравственное поучение, приправленное солью. Однако, через некоторое время, желая насладиться глубоким безмолвием и предаться Божественным созерцаниям, чтобы более полно соединиться с Богом (а может быть предвидя свою близкую кончину) и избежать людской славы, преподобный с одним из любимых своих учеников, иеромонахом Мелетием, который и сам был весьма добродетелен и как бы отражал подвиги блаженного, святой Иерофей отправляется на совершенно пустынный остров Юрский. Этот остров всегда служил для царей удобным местом ссылки. Пробыв здесь недолго в подвиге вместе с другими двумя братьями, преподобный заболел и через несколько дней, тринадцатого сентября 1745 года, оставил эту временную жизнь и переселился в вечную, прожив на земле пятьдесят девять лет. Он направился к той радостной Славе и Свету, ради Которых подъял здесь чрезмерные труды и подвиги, а братьев, бывших с ним, и особенно упомянутого Мелетия, оставил в безмерной печали. После того как Мелетий похоронил преподобного, он снова вернулся в Иверский монастырь, и вновь появился на острове только для перенесения мощей преподобного. Святые мощи Иерофея источали Божественную благодать. Мелетий взял честную главу с челюстью и принес их в Иверскую обитель, где их хранят до сего дня и почитают. Святой не только при жизни сподобился приять от Христа силу чудотворений, но и по смерти от его мощей исходит неизреченное благоухание и бывают чудеса, свидетелями некоторых из них были два иеродиакона и один мирянин. Они пришли в Иверский монастырь к достопочтенному Мелетию, ученику преподобного, и просили его вынести им для поклонения честную главу присноблаженного старца. Когда Мелетий вынул главу из ларца, произошло дивное чудо: вся келья наполнилась таким тонким и приятным благоуханием, что стало понятно, что это дар Небес. Пришедшие изумились, потому что никогда ранее они не ощущали такого дивного аромата и рассказывали об этом повсюду. Далее я приведу лишь небольшое свидетельство о благодати, которую получил преподобный.

В юности, когда преподобный подвизался добрым подвигом, один любящий осуждение монах, завидуя его целомудрию, осудил его, и тотчас же испытал на себе Божественный гнев. Судами Божиими и тело, и губы его опухли, — вот так наказываются «уста лживые, которые против праведника говорят злое!» (Пс.30:19) Причем губы распухли так сильно, что знакомые не могли ни вложить ему в рот пищи, ни влить никакого пития. Разжав рот с помощью ножа, они вливали ему в рот немного сока, этим он и жил до тех пор, пока незлобивый преподобный, которого никто не позвал, сам явился к нему и, помолившись Господу, исцелил. То же самое случилось и с другим монахом, который так же оклеветал святого, и его постигло наказание, и он получил такое же исцеление по молитвам преподобного.

После кончины святого некий Каллиник, монах Иверского монастыря, находился в Константинополе; у него при себе была часть святых мощей преподобного; в это время одна женщина заболела: у нее налились желчью глаза, зрение ее ухудшилось и несчастная испытывала жуткие боли. Монах исцелил ее дивным образом с помощью этих мощей, по молитвам ко Господу, и она стала прославлять Бога и благодарить преподобного, ибо до этого без всякой пользы истратила много средств на врачей.

Другая жена три года лежала, прикованная к постели и мучаясь от боли. Тот же самый Каллиник с помощью мощей избавил ее от этих болей и поднял с постели.

Некий младенец непрестанно плакал и скрежетал зубами целый год. Он так же получил исцеление от мощей, по молитвам ко Господу.

И на Святой Горе Афон с помощью святых мощей некоторые исцелились от телесных болезней, а другие избавились от зубной боли. Вот такую силу имеет молитва праведного, и особенно после смерти, ибо он с большим дерзновением молится ко Господу за тех, кто с верою его призывает.

Таково, братия, житие преподобного отца нашего Иерофея. Вот так он подвизался, так трудился и победил, так что и он может вместе с апостолом Павлом дерзновенно сказать: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный» (2 Тим. 4: 7–8). Ибо и он, собственным произволением, стал бескровным мучеником, который предал себя за Христа, и как преподобный претерпел многие злострадания и утеснения, поистине став образцом для подражания в добродетели для всех, как и повелевает Господь: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф.5:16). Преподобный Иерофей поистине почтил в свои времена Самого Бога, православный народ, родину и свой монастырь. Не могут сейчас нерадивые плотолюбцы сказать, что прошли уже те времена, когда были святые, которым Бог давал Свою благодать, и которые благочестиво, до крови, подвизались против греха.

Отче божественнейший, подобно тому, как всю свою жизнь ты более заботился о пользе братий, нежели о своей собственной, так и ныне, предстоя Престолу Божию, ходатайствуй, молим, ко Господу о нас, грешных, которые еще путешествуют по этому бурному житейскому морю, еще земным этим торжищем озабочены, еще противоборствуем на опасном этом мысленном поприще. Ходатайствуй ко Господу — да причалим в тихую пристань, да завершится торжище это успехом, прибылью, да победим невидимых врагов наших и достойно примем венец победы от Подвигоположника Христа, и да будем прославлять тебя ежегодным празднеством в день твоей памяти, а в Троице Единому Богу будем приносить непрестанно службы и благодарения, Емуже подобает всякая слава, держава и похвала во веки. Аминь.

Достопримечательное повествование о чуде, совершенном святым Георгием, и о сарацине, зревшем видение в его храме

Однажды эмир Сирии послал своего племянника по делам в город Диосполь, который сарацины называют Ребли. А в этом городе есть изумительный по красоте храм святого Георгия. Увидев храм издалека, сарацин повелел слугам отнести его вещи в притвор храма, где он решил остановиться, и туда же завести его двенадцать верблюдов. Священники, служившие в этом храме, просили его не совершать этот гнусный поступок. Однако посланный угрозами приказал ввести животных внутрь, но как только верблюдов ввели в храм, они тотчас же упали и сдохли. Увидев такое знамение, племянник эмира подивился великой силе святого Георгия и повелел вынести тела верблюдов из храма.