Новый Мир - Золото небесных королей
Шрифт:
У родника быстро возникла многолюдная толпа, однако никто не толкался и не ссорился. Воины с наслаждением черпали горстями чистую ледяную воду, лили её на затылки. Молодёжь и даже пожилые брызгались её как дети. Раненым давали напиться прежде всего. Служанок-заложниц тоже пропустили вперёд, давая ис наполнить кувшины и миски для княжён. Стребляне остановились от всех отдельно, не выказывая особенной заинтересованности в воде, как и викинги. И у тех и у других было пиво, полученное у сербов в обмен на вещи добытые у авар, и даже виноградное вино у них имелось.
– Вполне хорошее место, - сказал Рагдай, подьезжая к Стовову, - можно здесь некоторое время постоять. Нужно встать так, чтобы с тропы и дороги не было видно, и переждать несколько дней. Может уже и Хетрок нернётся. А пока стребляне поймают для всех несколько оленей или козлов, другие наберут грибов и желудей, и иы сделаем жаркое с пивом сербским. А? А пока раненые немного отдохнут и воины с лошадьми поучатся обращаться. А то ездят, как беременные на корове.
Рагдай сейчас был в аварском халате, испещрённом мелким орнаментом. Широколобая голова его была обнажена, через глаз была надета повязка, прижимающая к щеке листья. Однако он почти веселился. Второй его зелёный глаз цепко осматривал окружающий мир, отмечая малейшие вещи и особенности заморских цветов, птиц, камней. По одежде, оружию и повадкам в нём скорее можно было узнать торговца или сборщика налогов, чем учёного мужа. Меньше всего он был похож на книжника, чьим главным делом в жизни было переписывание для продажи книг. Слуга его Креп был очень похож на своего хозяина, хотя его суластое лицо, прищуренные глаза с низкими веками, скрывающие верхние ресницы, выдавали в нём явно восточнную кровь. Однако говор и манера держаться были такие-же славянские, как и у Рагдая. Долгое проживание в Константинополе делели его похожим скорее на армянина или грека, в семье которого были авары или печенеги, чем на обитателя поволжья или покамья.
– Ты мне лучше скажи, чародей, зачем ты мёртвого конунга с собой возишь, - спросил кудесника князь, указывая на варягов, рассевшихся вокруг носилок с телом Вишены, - оживить, что ли, его хочешь?
– Оживить, не оживить, а чувство у меня такое, что с ним что-то не то, не так мёртвые выглядят, - пожал плечами Рагдай, - я, конечно, и грека Гиппократа читал труды по медицине и труды римлянина Галена читал в Константинополе, когда переписчиком в императорской библиотеке служил, но такого там не помню. Но всё-же, чудеса бывают чаще, чем мы думаем.
– Особенно когда с тобой эти викинги Вишена и Эйнар, - то ли с издёвкой, то ли серёзно сказал Семик, - помню, друг, что вы устроили в прошлом году на Звенящих холмах у Пахры.
– Это всё божественные силы и колдовство небесных князей!
– Так я и поверил, что на земле жреческой силы Стовова и заступника нашего Ярилы, кто-то может чужой властвовать, - с сомнением сказал Семик, - ты всё и сделал, чернокижник, это ты всё стреблян этих звериных покрываешь и окормляешь кудесничением своим!
– Это кто звериный то, - неожиданно воскликнул и вскочил на ноги Крях, до этого спокойно и осоловело сидевший на камне, - ты железный котелок на голову надел и думаешь, что можешь стреблян оскорблять?
– Да уж, воевода, не хорошо!
– сказал Оря, удерживая Кряха за плечо, и стараясь усадить обратно, - не хорошо.
– Смотрите, какие гордые, - с угрозой в голосе произнёс Тороп, - правду не любят про себя узнавать. Землицу только свою отдают нам реку за рекой, а всё равно ерепенятся!
Оря Стреблянин побледнел и накинул на волосы волчью морду своей шапки, видимо желая скрыть вдруг появившуюся ярость в глазвх. Хилоп взял в руки как бы невзначяй булаву.
– Слушайте, кособрюхие, - воскликнул тут князь так громко, что воины у источника невольно повернули к ним головы, - мне надоели ваши вечные препирательства! Вернётесь в Тёмную землю, хоть убейте друг друга, а здесь служите мне, как поклялись оба, и делайте моё дело, а не сводите свои счёты и обиды! А ещё спрашиваете меня, почему мне больше нравится, когда мой шатёр полтески охраняют. Вот поэтому, что вы глупые все!
– Это правильно, князь, но я думал, что кривичи всё равно выше голядских людишек, - подбоченившись в сежле сказал Тороп, косясь на Орю, - ты, князь наш, вроде как старший воин между нас, твлих дружинников, мы с тобой одно и тоже сосьавляем тело, и без нас ты никто, так почему же ты их защищаешь против нас?
– Семик, хоть ты обьясни своему ярому туру, что без меня и кривичи передерутся все, и со стреблянами договориться не получится, и всем придётся забыть о своих вотчинах-деревнях на их землях голядских, - сказал уже тихо князь воеводе, - кто вам кроме меня удачу и урожай принесёт и с Ярилой договорится за ваше благополучие?
– Ты знаешь, Тороп, брось ка князю дерзить, а то я тебя проучу, - хмуро сказал Семик, показывая родственнику здоровенный кулак с плетью, - и Ломонос мне поможет.
– А то!
– поддакнул Ломонос.
– Дружина имеет право всё сказать князю своему!
– Но ты же, Тороп, не вся дружина, так, всего лишь мечник один.
Чего-то ворча себе под нос, Тороп, поскрёб ногтями под бородой и отпустил поводья. Его лошадь, чуя близкий водопой, сама пошла в сторону родника.
– Что встал, вождь?
– устало глядя на ощетиненного Орю, спросил князь, - бери несколько стреблян, найди наши другие дозоры. Побудем мы все здесь некоторое время.
– Воля твоя, - ответил Оря, попрвляя волчью морду шапки, - пошли, Крях, искать наших.
Резеняк взял княжеского коня под узцы, а Полоз помог князю спешиться.
Глава третья
КОГДА ВАЛЬКИРИИ ОТКАЗЫВАЮТСЯ ЗАБИРАТЬ ГЕРОЕВ
К источнику медленно подошли викинги. В отличии от остальных дружин рати Стововой, своих раненых они у драккара не оставили. Вера в чудесные способности Рагдая, подсмотренные ими в прошлом году во время спасения сокровищ конунга Гердрика Славного, для его дочерей, была очень сильна. Целители же сербов, вызвавшиеся лечить раненых, оставленных рядом с кораблями на Одере, для них были, наоборот, подозрительны. Кроме того, из-за потери Вишены, сейчас херсиром викингов был старый Гелга, раненый в бою на тропе. Кроме него, воина, имеющего возможность стать главным над людьми опасного вика, привыкших быть равными среди равных, не было. Вернее они были, но их попытка стать херсирами, привела бы к соперничеству и недовольству других, и это было бы печально и, может быть, смертельно для кого-то. Дружина была дружной, а драгоценный быстроходный драккар принадлежал Вишене, а всем было известно, что ближе Эйнара, у конунга не было никого. Ни родителей, ни жены, ни детей. Поэтому, драккар был в большей степени собственностью Эйнара, ближайшего друга конунга, если не по праву, то по сути вещей, хотя это Эйнару пришлось бы доказать поединком, если бы кто-нибудь решил это оспорить. Однако сейчас, в этом долгом походе, получившим неожиданное и печальное развитие, никто из викингов не начал даже шуточного разговора о наследстве конунга. Так что сейчас, вместо Гелги, распоряжался Эйнар и иногда Ацур.
– Гелгу давайте сюда, несите к воде, и Хорна с Вольквином тоже!
– озабоченно сказал своим товарищам Эйнар, одновременно отталкивая подошедшего с каким-то вопросом грека Петра, - а ты не мешай мне, держись от меня подальше, убью, клянусь Тором!
Гороподобный Свивельд легко снял с лошади бледного Гелгу, на руках донёс к источнику и бережно положил на траву. Рядом усадили Хорна с завязанными глазами, и уложили Вольквина, всего перемотанного окровавленными тряпками. Тут же поставили носилки с телом конунга, накрытые волчьими шкурами. Сложили оружие и сундуки с наиболее ценными вещами. Вокруг себя викинги расположили лошадей, так чтобы они служили и ширмой, и источником тени для уже весьма горячего солнца. Моравские лошадки спокойно принялись тут-же щипать траву, глядя вокруг умными глазами из под длинных ресниц. Запасы еды, скатанные палатки, верёвки, колья для них, шкуры, фляги с водой и пивом оставили пока на лошадях. Привал не обещал быть долгим потому, что был ещё только полдень и они по любому рассуждению недостаточно далеко отошли от Одера и места недавнего сражения. Эйнар сейчас был одет в чужую, чрезмерно широкую для его худощавого тела, и длинной для невысокого роста, аварскую кожаную рубаху, в аварские сапоги из чёрной тиснёной кожи, голубые, расшитыхезолотой нитью шаровары. Тёмно-русые волосы его слиплись, борода была всклокочена, на виске синел кровоподтёк. Взгляд его был быстрый, шаг лёгкий, словно не было три ночи назад смертельной сечи и трудной утренней дороги. Словно не было дымного погребального костра, пожирающего товарищей, и друг его, Вишена, не был мёртв. Эйнар лишь непривычно сутулился и злился из-за пустяков. Сейчас он сделал скорбное лицо, отвечая на приветствие Рагдая. Вместе с книжником к носилкам конунга подошли Ацур и Ладри. Пётр тоже не отходил далеко, придав себе смиренный вид и перебирая в пальцах янтарные чётки, он часто крестился и бормотал что-то.