Новый Мир - Золото небесных королей

Демидов Андрей Геннадиевич

'...за этих двенадцать половецких женщин прошу только двадцать безанов. Это даром, клянусь Моисеем. И даю ещё этого морава, как подарок... Так он же ослеплён... Зато может петь и играть на дудке... Они вышли на триере, когда мы обогнули Киликию со стороны Гафоса. Был штиль, парус висел, на вёслах нас догнали. Клянусь словом Заратустры, забрали всё, даже амфоры из под оливок... Зато, уважаемый Муслим, не убили и не забрали корабль, как у Изима из Искандерона... Я, как император полумира и всех христиан, не могу дать вашей общине права больше, чем, например... Это породит вражду. А подати вы должны платить. Знаете, сейчас нашей армии на Кавказе нелегко. И нужно нанять много воинов, вместо тех, что легли, отражая аваров...'

И дальше...

'...мама, я не буду есть эти отруби, они воняют... Другого нет. Твой отец потратил на потаскух всё, что выручил за мои серьги... И сказал тогда Бог Синее Небо, пусть степи ваши будут зелёны, реки полны рыбы, кони сыты, стрелы метки, а женщины плодовиты. А в это время кыпчаки сделали набег на улус Тотора... И тогда Урсум батур...'

Потом слух и взор Рагдая стали подниматься навстречу открытому небу и с высоты большей, чем высота полёта птиц, открылся ему великий город, дома и дворцы, толпы на рынках и пристанях, дымы очагов которого складывались в рунический знак, то похожий на 'спящий глаз кошки', то на 'змею реки' или 'крест в круге'. Знаки, похожие на древнеругские и те, что чернели на сводах пещеры Медведь - горы в Тёмной Земле, складывались в бессвязные тексты, и всё озарялось вдруг зелёным светом, ужасом, оттого что в письменах всё же был смысл, явный, но отделённый тонкой, неодолимой преградой. Однажды, посреди знака 'чрево матери', поднялась исполинская фигура четырёхкрылого существа с головой змеи, шестью человеческими руками, но с узкими когтями рыси. Грудь чудища была покрыта гранитными плитами, а спина и хвост сверкали мехом росомахи. Из жёлтых глаз били прямые молнии, испепеляя окрестные скалы, когти рассекали воздух, и воздух падал вниз, как глыбы льда, из зловонной пасти вырывался ветер, образующий много маленьких смерчей, которые кружились вокруг, втягивая облака, деревья, людей и крыши... Затем наступала короткая темнота.

Рагдай открывал глаза, не зная, что с ним и где он, видел спину Крепа, красный отблеск на его плече, варягов у дальнего костра, капающего жиром поросёнка, возбуждённые бородатые лица, пламя в зрачках.

Доносился запах жареного мяса, грибного отвара, лай приблудных собак и голоса, вещавшие что то вроде:

– Ты, Фарлаф, видно, не против того, что склавенские боги слабы и не могут тягаться в мощи и хитрости с Одином и Локи.

– Так, Свивельд, склавенские боги слабы, но ругский Перкунас и Стриборг не уступят Одину. А если Один есть сын великанши Бестеллы и Перкунаса, по вашему Бора, то, клянусь милостью Фригг, главенство ясно...

– Нет, не так. Перкунаса ещё не было, когда Бестелла и Бор срубили ветку Мирового Ясеня, чтоб воздвигнуть стены Асгарда. Этот Перкунас скорее ван, чем ас. Спроси кудесника Рагдая, он растолкует.

Рагдай, не имея сил и желания шевельнуться, снова закрывал глаза, и видения повторялись. Всё кончилось, когда лунный клык прошёл две трети своего пути, поросёнок был съеден, собакам даны имена Хейд и Хромая, а спор угас из за утомления обжорством и хитроумием.

Из мрака родился гул. Он быстро разросся, обрёл эхо, железный лязг, ржание разгорячённых лошадей, неясные крики. Очень скоро к нему присоединился совсем близкий звук рога, повторённый со всех сторон, и тревожные крики саксов: 'Авары!' Спящих растолкали. Разметали костры. Напялили кольчуги, шлемы, подняли щиты, изготовились. Полтеск, в котором Рагдай узнал Коршуга, брата Гура, убитого в Вуке, тыкая булавой в темноту сообщил, что авары многим числом вышли из холмов со стороны Моравы, перешли овраг, сбили сторожу саксов и движутся по полю в сторону Стрилки. Другая сторожа, что была на тропе, исчезла. На пашню, со стороны дороги вдоль гор, вышли сотни три конных и столько же пеших, похожие на тех, что вчера были у источника: саксы или швабы. Стоят в пяти полётах стрелы.

Туда пошёл Вольга с Куном, чтоб знать, куда кто двинется после сшибки.

Эйнар распорядился перенести Вишену к остальным раненым и встать кругом вокруг них и лошадей. Рагдай, отгоняя заклинаниями обрывки видений, отослал Крепа к Стовову, но, прежде чем тот успел вернуться, от князя явился Скавыка и передал его наказ: всем со скарбом идти на другую сторону Стрилки. Бурундеи, стребляне и полтески уже были там. Стовов бил плетью проводника, оставленного старейшиной Холлой и пойманного только что при попытке бежать, пользуясь темнотой и суетой. Проводник был тощий, босоногий, похожий на десятилетнего ребёнка, если бы не борода и морщины. Он визжал под ударами, изворачивался в руках Торопа и тараторил, что ночью в лесах ходить нельзя, и ночью он не распознает устроенные по велению саксов волчьи ямы и ловушки, и в лесу уже, верно, полно аваров.

Одновременно Мечек с бурундеями уговаривали князя не покидать селения до рассвета, когда станет ясно, чем окончится продвижение аваров, и вполне возможно, что проход к Моравским Воротам будет свободен и можно будет вернуться, ждать Хитрока. Стовов почти согласился, но со стороны полей донёсся грохот, словно треснула земля, затем - предсмертное ржание коней, истошные крики рассечённых и звуки аварских бубнов и дудок. Почти догнав ветер, на обезумевших от короткой, но бешеной скачки конях примчались Вольга и Кун. Кун был без своей железной шапки, из плеча торчал обломок стрелы.

– Авары сбили наш заслон. Половину посекли на месте. Часть бежит к горам, часть сюда. Их гонят и рубят.

Бурундеи оставили уговоры. Проводник, видимо почувствовав смысл сказанного и суть звуков, согласился идти, подбодрённый обещанной Рагдаем горстью рубленого серебра. Тем самым он избежал обрезания ушей, к чему уже по указанию князя изготовился Тороп. Никак не проявив своего чувства к известию о воскрешении конунга Вишены, князь Стовов сказал краткое слово о том, чтоб все были 'сам за себя' и что в лесу на них отважатся напасть разве только духи мёртвых, от которых у всех есть обереги. После чего велел выступать немедленно, имея целью пройти в середину леса и там ждать рассвета. Впереди двинулись стребляне. Едва углубившись в чащу, озаряемую редкими лунными бликами, отражёнными от белоснежной коры берёз, проводник сошёл с тропы. Звуки резни утихли в листве.

Продвигались медленно, кроме того, проводник подолгу останавливался, щупая ладонями стволы в поисках путеводных зарубок. Несмотря на крайнюю предосторожность, бурундеи потеряли двух коней: всадники провалились в яму, где из дна торчали заострённые колья, а дедичи потеряли юного Линя: он потянул скрытую в траве верёвку, в ветвях вздохнули самострелы, и одна из стрел пробила ему горло. Вернувшись и наскоро захоронив Линя в яме с бурундейскими лошадьми, вместе с оружием, запасом стрел, курицей и кратким словом Стовова, дедичи нагнали остальных у сплошной засеки.

Пока стребляне снимали самострелы, нашаривали в травах драную щепу, утыканную гвоздями, калечащими лошадей, отмечая ветками волчьи ямы и проклиная от имени Матери Рыси саксов и жителей Стрилки, начало светать.

Рассвет был робок. Если б не подтверждение проводника и слабый розовый отблеск, можно было решить, что просто разошлись все облака, не препятствуя луне, улеглась сажа близких пожарищ и осела пыль, взбитая множеством людей и лошадей. Видимо, день тут должен был начаться так же, как ночь, - вдруг. Рассудив, что они углубились достаточно далеко, и не решаясь рубить дорогу в засеке, чтоб не делать шум, Стовов разрешил всем спать, не разоблачаясь и не выпуская оружие. Пяти стреблянам было велено идти назад к Стрилке, навстречу неясным крикам и шуму.

Ведуны ушли. С ними пошёл Оря. Прочие улеглись у ног коней на сырую траву. Досыпать. Однако не пришлось.

Не пройдя и двухсот шагов, ведуны наткнулись на троих неизвестных, по виду скорее саксов, чем аваров, после короткой слепой борьбы одного проткнули рогатиной, двое других обратились в бегство. Преследуя их, стребляне натолкнулись на волчью яму с двумя мёртвыми саксами, узнав в одном из них того, что был днём на тропе с молотом. Ещё дальше ведуны столкнулись с дюжиной саксов или швабов, бегущих напролом. Уклонившись от сшибки, стребляне затеяли пересвист и беготню среди стволов. Ошарашенные множеством быстрых теней, трескотней потревоженных птиц, порыкиванием, леденящими кликами и волчьей шкурой Ори, саксы швабы повернули назад, а чуть позже, попав под самострелы, разбежались поодиночке.