Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая
Шрифт:
Пятнадцать лет родители пытались вырастить меня думающим человеком. И понадобилось всего лишь четыреста сорок восемь дней, чтобы превратить меня в узколобого кретина, у которого вообще нет своего мнения. Не стоит недооценивать силу информационного оружия.
— Ты молодец, что интересуешься всем этим, Дима, — видя задумчивое выражение на моем лице, произнес Роберт. — Володя тоже был таким — всегда пытался сам во всем разобраться, сформировать свое мнение. Я бы удивился, если бы ты был другим.
— Спасибо, Роберт, — ответил я вяло.
Однако я не чувствовал себя молодцом.
Лежа в кровати перед сном, я бороздил темные закоулки всемирной паутины в поисках альтернативных версий тех событий и явлений, представление о которых мне втельмяшили в голову в «Вознесении» — и находил их в великом множестве, особенно после того, как начал пользоваться одним из менее раскрученных браузеров и отключил режим безопасного поиска информации. Неофициальные источники информации слабо помогали в поисках правды — вместо нее они преподносили
«Мы в центре Хаба всегда очень громко смеялись, когда кто-то начинал говорить об Острове» — писал анонимный пользователь на молодежном блог-портале rainbow.au. — «Но это был неискренний смех. За ним скрывался страх. Ведь все мы понимали, в душе, что Остров существует. Я помню одного мальчика из центра. Не могу называть настоящего его имени. Пусть будет, скажем, Луи. Луи был совсем бешеный. Как с ним не возились воспитатели, он даже двух слов не мог связать. Кусался, шипел на всех, ел как животное. Думаю, каждый, кто был в центрах Хаба, может вспомнить парочку таких. Всем было понятно, что никто никогда не усыновит Луи и не примет в школу. Но наша воспитательница очень долго колебалась, прежде чем поставить ему «НВЦ». Много раз совещалась с заведующей. Никогда не забуду ее взгляд, когда она смотрела на Луи, перед тем как принять решение. Она знала, на что его обрекает…».
Читая этот текст, который с каждой следующей строкой становился все мрачнее и был иллюстрирован спутниковыми фотографиями сомнительного качества, демонстрирующими непонятные железобетонные бараки на каком-то скалистом берегу, омываемом океаном, я сжимал зубы, чтобы унять дрожь. Перед глазами появлялось лицо Пу с его испуганными бегающими глазами, и от этого становилось совсем дурно.
«Мы являемся свидетелями еще одной прекрасно разыгранной партии», — рассказывал о своей версии войны в Европе одиозный политолог Марко Дуков, колонки которого давно перестали печатать «уважаемые» издания. — «Склоняю голову перед гроссмейстером сэром Уоллесом. Победа достигнута по всем фронтам: рейтинги провластных сил снова поднялись; обыватели дрожат за свою безопасность, так что силовикам не стоит беспокоиться о сокращении финансирования или тем более их влияния; «Смарт Тек», как всегда, остался в прибыли; и, самое главное, устранен опасный противник, грозивший нарушить монополию Содружества на демократию, или, того хуже, напомнить миру о том, как эта самая демократия должна выглядеть на самом деле. Не перестаю удивляться искусности наших шоуменов, которые сумели создать негативный имидж свободным европейским общинам, добровольно объединившимся против угрожающего им атавизма нацистской России во главе со спятившим диктатором. По всем канонам жанра Альянс выглядел как силы добра, так что очернить его в глазах десятков миллионов обывателей — это задача для настоящих иллюзионистов. Браво! Что меня удивляет, так это пассивность нашей тощей прослойки интеллектуалов, которых вряд ли могли обмануть все эти манипуляции. Я, конечно, понимаю, что «свобода слова» достигла у нас такого «расцвета», при котором мыслящие люди начинают всерьез опасаться за свою жизнь. Но неужели вы не осознаете, что дальше будет только хуже? Выдуманные враги, такие как Альянс, служат поводом для еще большего закручивания гаек?..».
Интересно, что сказал бы этому Дукову профессор Лоуренс, который так ясно и авторитетно описал нам причины войны в Европе? Интересно, а что бы профессор Лоуренс сказал по этому поводу моему отцу? Мне бы очень хотелось услышать папин ответ.
«Лично меня больше всего поражает то…»— делилась с читателями независимого экономического портала free-economics.com некая Марта Коулсон. — «…насколько сильно корпорации сумели изменить экономическое сознание людей, воспользовавшись постапокалиптическим хаосом и своим информационным владычеством. В мировоззрении довоенных людей за несколько поколений прочно укоренилось понимание того, что монополизм — это зло. Но у послевоенного поколения это сознание исчезло напрочь! Мы готовы плясать под веселую дебильную музычку рекламных роликов и искренне верить, что компании вроде «Нью харвест», «Женераль энерджи», «Нагано констракшн» и «Омикрон медикал» любят нас и желают нам добра. Да очнитесь же, наконец! Почитайте историю мировой экономики, в конце-то-концов! Неужели вы не понимаете, что когда всего десяток транснациональных корпораций обеспечивают девяносто процентов нашего валового продукта, да еще и открыто объединяются в консорциум — это НЕНОРМАЛЬНО? Во все времена это явление порицалось и называлось — КАРТЕЛЬ! Государство боролось с ним, так как понимало, насколько оно пагубно влияет на рынок: на цены, на качество товаров, на здоровье потребителей… И что теперь?!»
Гневные обвинения Марты Коулсон до моего сердца пока еще не очень доходили. Я не понимал, что такого плохого в консорциуме «Смарт Тек», который кормит, одевает, обеспечивает жильем, лечит и образовывает весь наш исстрадавшийся мир. Впрочем, может быть, я действительно
«Дожились», — с печальной ноты начинал свой эмоциональный пост под заголовком «Вот он — культ!» престарелый политик из мало кому известной Либеральной партии Австралии Курт Геллер. — «Дожились-таки до дня, когда люди вполне серьезно называют главу государства не иначе как «сэр Уоллес», с благоговением и пиететом. А ведь я предупреждал! Еще десять лет назад я начал бить в набат и пытаться донести до людей, что надо делать что-то с появляющимся вокруг нашей власти сакральным ореолом — а не то получим такой культ личности, какой не снился ни Сталину, и Мао Цзе Дуну, ни Путину и всем его преемникам. Теперь наблюдаем все это воочию. Никто не успел заметить, как по молчаливому общественному договору критика Патриджа стала табу. Если заговорить сейчас в приличном обществе о том, что пресловутый план «Ковчег» был придуман вовсе не им, а его помощниками, и был, на самом деле, полон дыр и недочетов, из-за которых погибли тысячи людей — люди начинают гневно сверкать глазами в сторону бессовестного святотатца. Если усомниться в том, нужна ли непонятная должность Протектора в государстве, претендующем на идеалы западной демократии, и нормально ли, что ее уже два десятка лет занимает один и тот же человек — тут же вызовешь на себя шквал критики, если не обвинения в государственной измене. Неужели никто не видит ничего странного в том, что книги вроде «Великий Уоллес Патридж. Человек или мессия», написанные посредственными писателями в лучших традициях подхалимажа и презрения к фактам, входят в обязательную школьную программу, а произведение Тони Рота «Восхождение Патриджа», на которое ученый потратил десять лет жизни и ради которого перелопатил тонны исторических документов, не взялось печатать ни одно австралийское издательство? Поразительно, что люди искренне ужасаются «кровавой коммунистической тирании» в Китае, где они никогда не были, но не замечают того же самого, творящегося прямо у них под носом…».
Вспоминая строки прочитанного в интернате творения Н. Холт «Великий Уоллес Патридж. Человек или мессия», которое едва не довело меня до слез, я гневно хмурился, читая бессовестную ложь этого Геллера. Лишь в глубине души отчаянно скребли кошки, подсказывая, что, может быть, Санта Клауса таки не существует.
«Я прекрасно понимаю, что ничего не изменится от еще одного заурядного материала на тему, относительно которой у каждого уже сложилось свое мнение», — так начиналась статья «Суман и Аванти» некоего Дугласа Пэйтона, волонтера общественной организации «Вместе», размещенная на не слишком популярном сиднейском городском портале. — «И я прекрасно знаю, какие последуют комментарии. И все-таки я опишу здесь историю молодой индийской семьи: Сумана и Аванти Пракашей.
Суман родился в обычной бедной крестьянской семье. Ему было семь лет, когда разразилась индо-пакистанская война. Пока пакистанские ракеты падали на индийские военные базы и города, его семья просто осталась жить в своей деревне, занимаясь все тем же примитивным земледелием, что и его предки сотни лет назад. Однако последствия войны быстро дали о себе знать. Урожаи становились все беднее. Его отец, проводивший дни напролет в поле под открытым небом, ничего не зная о радиации и кислотных дождях, умер через два года. Мать вместе с Суманом и пятью его братьями и сестрами вынуждена была собрать скромные пожитки и отправиться на юг. После долгих скитаний Пракаши поселились в одном из лагерей беженцев, над которыми развевались флаги ООН — одном из тех печально известных мест, где при каждой раздаче продовольствия десятки людей гибли и получали увечья в давке и мордобое. Из всех детей только Суман и его старшая сестра, которые были достаточно взрослыми, чтобы воровать, смогли пережить жизнь в лагере. Суман никогда не рассказывал, что случилось с младшими детьми.
Он показывал мне свои фотографии, датированные где-то 51-ым (ему тогда было тринадцать). Я в жизни своей не видел настолько худых людей. Мне больно было смотреть на это. А вот Суман вспоминает о тяготах своего детства спокойно, как о совершенно обыденных вещах. Он ужасно гордится тем, что, никогда не учившись в школе и почти не владея письмом, в 15 лет сумел устроиться на стройку. За копейки, которые ему там платили за месяц работы, вы вряд ли сможете один раз пообедать в приличном месте. Но ему их хватало, чтобы худо-бедно прокормить себя, сестру и мать. Впрочем, мать скоро умерла. И все же он не унывал.
Когда наступила дата, которую мы привыкли называть Апокалипсисом, и начались времена, которые мы зовем Темными — для восемнадцатилетнего Сумана Пракаша поначалу почти ничего не изменилось. Как и раньше, он скитался по запустевшим индийским городам и селам в поисках куска хлеба. Из-за холода выживать стало сложнее. Одним утром, после особенно холодной зимы, он не смог добудиться сестры — она замерзла во сне со спокойной, счастливой улыбкой на лице. Оставшись один, он бродяжничал и мародерствовал, пока в конце концов не осел в одной крошечной деревеньке на побережье, немногочисленные жители которой кормились дарами морями, не слишком заботясь о радионуклидах.