Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая
Шрифт:
Едва держась на ногах, я развернулся и медленно вышел из кабинета. В коридоре я прошел, наверное, метров двадцать, а затем сел, прислонившись к стене, потому что сил идти не было. Перед глазами все плыло и я прикрыл их рукой, тщетно стараясь взять себя в руки и успокоится. Мысль, что меня пронесло и я в отличие от товарищей отделался испугом, в голову не лезла. О шестнадцати днях карцера я тоже сейчас не думал.
Я просто не мог смириться с фактом, что такое возможно — ни с того ни с сего, не совершив ничего противоправного, быть выдернутым с урока и отданным под суд за несколько двусмысленных слов. Вряд ли я когда-то отделаюсь от опасения, что то же самое может случится с кем угодно
После произошедшего я весь день сидел на уроках, как зомби, практически не слушая преподавателей и не заводя разговоров с товарищами. К счастью, в этот день меня не спрашивали — может, просто повезло, а может, от преподавателей не укрылась моя мертвенная бледность и остекленевший взгляд.
Все глазели на меня и Парфенова с некоторой опаской, в каждом взгляде читался настойчивый вопрос «а где остальные?» Я оставлял вопросительные взгляды без ответов. Очевидно, что все лопались от любопытства и пребывали в напряжении, но не забывали и об осмотрительности, так что, скорее всего, до вечернего сбора отряда, где куратор разъяснит произошедшее, никто не рискнет завести со мной тайный разговор, боясь навлечь на себя проблемы.
После всего пережитого раньше я считал себя сильной и закаленной натурой, но сегодняшнее происшествие меня совершенно уничтожило. У меня было одно желание — поскорее оказаться в комнате, подальше от всей этой суеты и замкнуться в себе.
Закончив с учебой и своими обязанностями, я первым направился в общагу, так и не обменявшись ни с кем ни словом, не касающимся текущих дел. Зайдя в комнату, я молча повалился на кровать лицом в подушку и закрыл глаза. Слез не было — было лишь желание заснуть, а затем проснуться и понять, что всего этого не было. Что Шона и Ши не отдавали под суд за их глупую болтовню, что я никогда не попадал в этот чертов интернат, что меня вообще не забирали из Генераторного, и на Генераторное никто не нападал, и папа не уезжал от нас…
Я лежал так, не двигаясь, до самого ужина.
Я ждал появления Поля, чтобы хоть посмотреть ему в глаза, а может быть, прямо спросить, понимает ли он, к каким последствиям привел его донос. Но он так и не появился в комнате, как не появлялся и на уроках.
С Сережей Парфеновым я говорить не хотел. Он был молчаливым участником… даже не участником — свидетелем утренней сцены. Я не мог отделаться от мысли, что своим безучастием он предал товарищей, так же как и я. Мы с ним оба думали о Шоне и Ши, но никто из нас так и не решился о них заговорить, словно одно лишь произношение их имен могло быть опасным. Я был уверен, что если бы на их месте был я, реакция товарищей была бы аналогичной.
За ужином я наконец увидел Поля. Бледный, отощавший парень сидел рядом с Кито. Он то и дело глядел на меня, но я словно не замечал этого и специально сел в стороне — между Парфеновым и полным русоволосым пареньком в круглых очках Ральфом. Ральф, увидев меня, тут же оживленно заговорил:
— Алекс, тут ко мне Поль подходил. Там что-то опять поменялось, куратор решил перетасовать нас по комнатам. В общем, я с Андреем и Хосе перехожу к вам, а он теперь будет в нашей с…
Я почти не слушал. Если какие-то сомнения в предательстве Поля у меня и оставались, то эти слова все расставили по местам. Просьба о расселении была равносильна признанию. Видимо, его изумило и напугало то, что произошло, и теперь он трусил и опасался мести. Вполне в его духе. Что ж, отлично. Я буду избавлен от необходимости день ото дня лицезреть этого слизняка в непосредственной от себя близости и бороться с желанием
Я весьма удивился, когда незадолго до вечернего «разбора полетов» с куратором по пути в туалет меня окликнул незнакомый плечистый второкурсник лет семнадцати.
— Алекс, да? Пойдем, поговорим.
Я весьма удивился, но кивнул. Должно быть, ничего серьезного — о тайном разговоре объявляют лишь знаком, а второкурсник не стал бы небрежно относиться к правилам безопасности. Мы вышли из 3-ей общаги и двинулись по дорожке в сторону 2-ой.
— Слушай, не перебивай. Я Эдвард из 23-го отряда. Я скажу тебе кое-что. Нам, уже давно, случайно удалось узнать кое-что. Сам знаешь, что все эти штуковины, чтобы слушать и смотреть, тут везде. Чтобы все это, что записывается, проверить, понадобилась бы круглосуточная работа сотни людей. Ты же понимаешь логически, что это невозможно? Так вот, есть программа, которая отбирает из записанного то, где содержатся «не такие, как надо» слова — не буду их перечислять. Но при определенной фигуре речи, избегая этих слов, можно спокойно говорить где угодно и когда угодно.
Его слова были какими-то странными. Я отчетливо замечал, что он избегал слов «камеры», «подслушивать» и многих других. А ведь действительно, я не раз думал о том, как им удается переработать такое количество полученной аудио— и видеоинформации.
— Но откуда?.. — начал было я формулировать вопрос.
— Ничего не спрашивай. Я и так могу попасть в неприятную ситуацию, если ты что-то кому-то об этом скажешь. У нас записан словарик некорректных слов. Если захочешь, как-нибудь покажу. Пока не научишься избегать ненужных слов, лучше молчи. Суть не в том. Ваших двух ведь отправили на отдых, да?
— Что?.. — не сразу понял я, что речь идет о карцере. — Нет, не совсем. Они…
— Не пытайся объяснить! Еще скажешь что-то не то и наша болтовня запишется. Скажи, а ваш главный не проговорился о том, что произошло прошлой ночью?
— Нет. Он… только пожурил нас за то, что мы наговорили об этом много лишнего, — ответил я, стараясь не ввернуть никакого лишнего слова.
Этот способ общения мог бы показаться кому-то забавным, но я был слишком насторожен, чтобы видеть в этом что-то смешное.
— А что? — спросил я.
— Мы видели, как они возвращались. Их было меньше. Штуки на три точно. А один дымился и вилял в воздухе, словно был готов упасть, — доверительно прошептал мне Эдвард.
Я глянул на него с легким недоверием, сразу поняв, что речь идет о конвертопланах. А он лишь оглянулся вокруг — рядом с нами по дорожке никто не шагал. Затем снова заговорил:
— Не стоит ничего говорить. За разговоры такого рода сейчас могут… Сам знаешь. Мы решили, тебе можно рассказать. Если вдруг узнаешь что-то или вообще, захочешь поболтать — заходи к нам во вторую общагу, в комнату 18. Удачи!
Я кивнул. Решив, что разговор исчерпан, он быстро зашагал вперед, оставляя меня позади. Я замер посреди дорожки, какое-то время тупо смотрел ему вслед, а затем, подумав, что смотрюсь странно, развернулся и зашагал обратно в сторону своей общаги. Нельзя опаздывать на «разбор полетов» — Кито мне этого не простит, особенно сейчас.
И все же мои мысли были заняты словами Эдварда. Что все это могло означать? Меньше на три штуки. Как вообще можно заметить такое мелкое отличие в огромном рое из десятков быстро несущихся по небу объектов? А если отличие и было, остальные три могли просто, например, отправится на другой аэродром или… Да могут быть сотни причин! А что, если эти парни просто сами внушили себе эти подозрения, а на самом деле конвертопланов было столько же, как и вначале? Ну, один дымился. Мало ли, какая могла возникнуть неисправность?