Новый мир. Книга 3: Пробуждение
Шрифт:
— Я пока справляюсь. Слушай, не проповедуй, а? Ненавижу, когда ты нудишь.
— Лады.
Я не стал давить. Я хорошо знал Рину, и понимал, что она может вернуться в клуб, а может и нет, но к решению она должна прийти исключительно сама. Настойчивые уговоры способны лишь пробудить в ней упрямство и сопротивление.
— Часто видишься с Большим Питом? — как бы невзначай поинтересовался я.
— Не чаще, чем нужно, чтобы получить от него то, что требуется! — отрезала она. — Мы с ним — не друзья, и никогда ими не были.
— Знаю. По правде говоря, у него друзей вообще
— Он говнюк. Но он вполне трезво смотрит на мир. До сих пор не знаю, что хуже — предсказуемый мерзавец, который всегда гадит в меру, или полоумный идеалист, который способен навредить как угодно из самых лучших побуждений.
Я сделал вид, что не понял, кто был упомянут в этом сравнении наряду с Большим Питом. Затронутый спор был давним, и разрешиться ему предстояло явно не сегодня. А значит, не было смысла его и зря ворошить.
— Передашь Груберу то, что я попросил?
— Куда я денусь? — хмыкнула Рина. — Я позвоню тебе, когда он даст ответ. Скорее всего, это будет завтра. И, скорее всего, это будет «да». Так что скоро получишь свои бабки.
— Спасибо тебе, Рина.
— Не за что. Сбагрить тачку — дело нехитрое. Но надолго ли тебе хватит?
— Давай решать проблемы по мере их поступления, — уклонился я в сторону от разговора, и тут же взглянул на часы. — У меня скоро прием у этого проклятого врача. Проводишь меня до остановки?
— Надо работать, — отрицательно покачала она головой.
— Тогда до связи, — не обидевшись, кивнул ей я.
— Бывай.
Я отправился к остановке, махнув ей на прощание рукой.
— Алекс! — все-таки окликнула она меня.
Замерев и обернувшись, я увидел, что она ковыляет ко мне.
— Рина?
— Не будь упрямым ослом. Тебе, бляха, надо что-то делать с твоими болями! Меня не обманешь твоей якобы спокойной миной. Да и не настолько она спокойная, как тебе кажется!
Я автоматически открыл было рот для своего стандартного раздраженно-упрямого ответа на такое предложение. Но, увидев выражение лица Рины, не оставляющее сомнений, что она искренне желает добра, сдержался. Вздохнув, я избавился от раздражения и спрятал свои «иголки».
— Я подумаю над этим, — пообещал я искренне, посмотрев ей в глаза.
Такой ответ удовлетворил ее, и она одобрительно кивнула.
— Ну тогда береги себя. Ты же умеешь держать удар. Правда, тяжеловес?
Она подмигнула мне и протянула навстречу сжатый кулак. Суровое лицо озарила улыбка, почти такая же, как в юности, и на какой-то миг она стала практически прежней Риной. Я вдруг вспомнил, как она, забывшись от эмоций, прыгнула на меня с крепкими объятиями перед сорокатысячной толпой, в которой сидела и моя девушка, пока я, едва стоя на ногах на ринге, осмысливал свою победу над «Молотильщиком» Соболевым. И на душе вдруг стало немного светлее.
Улыбнувшись в ответ, я вполсилы стукнул кулаком о еёкулак.
— Ты тоже береги себя, нигерийская горилла, — прошептал я.
Ничего больше не сказав, я кивнул ей, развернулся и пошел прочь. Я был все так же мрачен и страшен в глазах автомобилистов, проносящихся мимо. И вряд ли они нашли бы что-то
Главное, чтобы в жизни было это самое «мы».
§ 72
На подъезде к городским кварталам автобус, как всегда, остановился на чек-посту. В последнее время, по мере появления все новых знаков ® на асфальте, на стенах и на заборах даже в этом благополучном районе, полицейские все чаще заходили внутрь каждого автобуса, иногда даже со служебными собаками. Но в этот раз, к счастью, ограничились внешним осмотром. На конечной маршрута, у станции метро «Блу Скай Тайн — Сентрал», я вышел в иной мир. Здесь меж новеньких красивых сорокаэтажных домов пролегали парковые аллеи и аккуратные зелененькие газоны. На лавочках в скверах сидели пенсионеры. Молодежь колесила на гиробордах и сигвеях. Практически обложка для открытки на агитационном плакате. Мир, за сохранение которого я воевал.
Хромающий седой бородатый человек со шрамами, в блейзере и солнцезащитных очках, злобный и угрюмый, смотрелся чуждо на этом празднике жизни. Порой я замечал на себе косые взгляды прохожих — им казалось, что они чувствуют исходящую от меня угрозу. Совсем не похоже на полные смиренного почтения взгляды, которыми одаривали ветеранов-миротворцев во время парадов. Не похоже и на те кроткие и уважительные взоры, которыми смотрели на меня граждане во время службы в полиции. Что поделаешь. Времена изменились.
«Ничего страшного. Я не в обиде на вас», — думал я, не обращая внимания на взгляды. — «Сложись моя жизнь иначе, я, быть может, смотрел бы так же. Тогдашний я никогда не смог бы понять людей, таких как я нынешний. И даже не попытался бы».
На входе в метрополитен меня, конечно, все же проверили — из-за объемной сумки; из-за того, что, «рожей не вышел»; и из-за того, что не прошло и пары недель с последней попытки пронести в метро бомбу. Попытка была неудачной, однако террорист-смертник, предпринявший ее, забрал с собой на тот свет трех полицейских, которые воспрепятствовали его планам, и семерых случайных прохожих. Процедуру проверки я перенес стоически, с образцовой вежливостью и спокойствием.
— Почему глаз дергается? — осведомился станционный полицейский, подозрительно вглядываясь в лицо. — Наркотики употребляешь?
— Глаз болит от старой травмы, — терпеливо ответил я, не обижаясь на тон. — Наркотиков не употребляю, офицер. Если необходимо, готов пройти тест.
В конце концов, помусолив несколько минут, меня отпустили — и никаких вам «Извините, сэр. Удачного вам дня». Полицейские не растрачивали любезности на людей, которые характеризуются в публичных реестрах как психически неуравновешенные бывшие наемники, вероятно наркозависимые, с баллом по шкале Накамуры порядка единицы. Даже если это их бывшие коллеги. Я не винил их. Когда-то и сам был таким. Или почти таким.