Новый мир. Книга 4: Правда
Шрифт:
— Разве адвокат может отказать клиенту в ведении дела лишь потому, что ему не нравится дело или сам клиент?
— Сам знаешь, что нет. Этические правила это не приветствуют. Но можно отказаться, если полагаешь, что не сможешь сопровождать дело достаточно квалифицированно.
— Я думал, адвокаты стесняются применять эту отговорку. Каждый ведь корчит из себя самого крутого профессионала.
— Многие — да, не применяют. А я применяла не раз. Я не способна самоотверженно защищать человека, к деяниям которого испытываю глубокую личную неприязнь. А если моя работа
— Умеете же вы, юристы, выкрутить все нужным вам образом.
— Да, это мы умеем.
— А как же судебные процессы, за которые тебя до сих пор критикуют ура-патриоты? Во время войны ты помогала защищать людей, обвиненных в шпионаже, диверсиях, терроризме.
— Я не была уверена, и сейчас не уверена, несмотря на обвинительные приговоры, что все те люди были виновны. Многие обыватели, зараженные телевизионной истерией, не понимают, что в демократическом обществе каждый обвиняемый, без исключений, заслуживает объективного и непредвзятого судебного процесса. Если обвинение достаточно обоснованно, то оно выдержит такой процесс, и прокурор, несмотря на добросовестную работу защиты, сможет добиться справедливого наказания для преступника. В тех делах все было иначе. В отсутствие весомых доказательств обвинение опиралось на общественное мнение. Это неправильно.
Я согласно кивнул. В этот момент у нее снова зазвонил коммуникатор. Еще минуты три я шел молча, пока Лаура выслушивала какие-то новости от своего клиента, а потом деловито консультировала его. Когда она закончила разговор, нить нашей беседы была уже утеряна. Какое-то время мы шли молча.
— Как думаешь, прокурор подаст апелляцию? — спросил наконец я.
— Не думаю. Не в этом случае. Единственной целью этого ареста была мелочная месть. Они не станут бороться за него, рискуя показаться бездушными свиньями в глазах общественности.
— Значит, это окончательная победа?
— Думаю, да.
Я задумчиво кивнул.
— В чем дело? Ты уже не выглядишь таким радостным, как минуту назад, — заметила Лаура наполовину шутливо. — Какие-то трудности с этим твоим новым проектом?
Лаура уже знала о том, что в последние две недели я активно участвовал в работе НСОК. Я упомянул об этом мельком во время одной из встреч, и она сразу же заявила, что очень рада этому, и что она не сомневалась, что моя идея с клубом рано или поздно найдет свое новое воплощение. Даже спросила, не нужна ли нам какая-то помощь, но я поспешно заверил ее, что нет, что юристы там есть, а она и так тратит слишком много своего времени на благотворительность.
— Ты про «носок»? Нет, нет, там все в порядке.
— Тогда в чем дело?
Долгое время я не находился с ответом. Она продолжала поглядывать на меня вопросительно, и от этого я начинал чувствовать себя неловко. За прошедшие недели мы много с ней говорили, но рабочий формат тех разговоров, а также присутствие других людей, совершенно исключали возможность того, чтобы я заговорил о том, что на самом деле было у меня на уме. И я все еще не представлял себе, как хоть одно слово на эту тему может вырваться из моих уст.
— Откровенно говоря, я осознал, что этот маленький судебный процесс закончен, и… заранее почувствовал ностальгию, что ли? Ведь теперь нам больше не нужно будет встречаться, готовиться к суду, обсуждать нашу тактику и… ну, вообще общаться. А я уже привык к этому.
Я с трудом нашел в себе силы, чтобы посмотреть при этих словах в глаза Лауры. Она слегка смущенно улыбнулась и, пожалуй, впервые за время нашего с ней знакомства, отвела глаза в сторону. У меня в сердце что-то дрогнуло при мысли, что она только что почувствовала, что кроется за моим взглядом, и это ее обеспокоило.
— Ну, Димитрис, я не стану желать тебе, чтобы у тебя появились новые поводы обращаться к адвокату, — ответила девушка какое-то время спустя, шутливо выкрутившись из чуть неловкой ситуации. — Но, если так произойдет — я буду рада, когда услышу твой звонок.
От меня требовались еще какие-то слова, относительно того, будет ли она рада, если этот звонок не будет касаться ее адвокатских услуг. Но я не нашел подходящих для этого выражений. Тем временем, мы подошли к концу аллеи. По левую сторону широкого бульвара, который носил неброское имя Шестая авеню, высилось невысокое офисное здание, где, как я уже знал, располагался офис Лауры. Подходил момент для прощания.
— Собираешься еще в офис? — спросил я.
— Э-э-э… да, надо забежать. Есть пара дел, которые нужно доделать.
— Ясно. А то я тут просто подумал, может, сходить куда-нибудь перекусить, — мой взгляд переместился на другую сторону бульвара, где разместился какой-то суши-бар.
— О, — кажется, она чуть смутилась. — Я вообще-то голодна как волк. Не успела сегодня пообедать. Так что с удовольствием составила бы компанию. Но, к сожалению, не могу. Уже есть кое-какие планы на вечер.
Перед моими глазами всплыло самоуверенное лицо Эдварда Гранта и я вдруг с досадой понял, как это было глупо и самонадеянно — рассчитывать, что она станет тратить пятничный вечер на меня.
— О, разумеется, — ответил я, сохранив, кажется, самообладание. — Ну что ж, тогда…
— Увидимся на дне рождения Мирослава, — напомнила Лаура, и, увидев проблеск удивления на моем лице, напомнила: — Я же только что при тебе пообещала, что приду!
— Я подумал, ты из вежливости кивнула, — брякнул я.
— Почему это? — нахмурилась она.
— У тебя же дел невпроворот. Ты Миро едва знаешь. И вообще, ты не обязана тратить свое личное время на клиентов, чтобы сидеть в их обшарпанном баре в самой заднице мира. Миро иногда говорит, не подумав, — неловко пробормотал я.
— Если человек — мой клиент, это не значит, что его общество не может быть мне просто приятным, — ответила она серьезно. — И ты очень ошибаешься, если думаешь, будто я выбираю себе знакомых в соответствии с их социальным положением. Я надеялась, что за эти недели ты успел лучше узнать, какой я человек, и больше не судишь меня по статьям в желтой прессе.