Новый мир. Книга 4: Правда
Шрифт:
— Если люди узнают, где вы прячетесь, то будут уверены, что вы — всего лишь орудие евразийцев.
— О, за свой имидж мы не опасаемся. Кто мы, по-твоему, такие? Обывателям на нас плевать с высокой башни. Они охотно проглотят то, что о нас напишут или скажут по телику. Назовут нас «пособниками террористов» — да ради Бога! Назовут «евразийскими шпионами» — да, пожалуйста! Да хоть сектанты, масоны или рептилоиды. Важнее то, что общественности будут объяснять, кто мы такие (если вообще сочтут необходимым объяснять) не раньше, чем спецназ проделает в нас аккуратненькие дырочки, упакует наши трупы в мешки и отправит их в домну. Так что я куда больше озабочен тем, чтобы не
Я пожал плечами, признавая, что это прозвучало вполне здраво. Герман же, тем временем, разговорился.
— А если тебя интересует моё мнение насчет евразийцев, то я скажу так. Хотя войну развязал Патридж (ну же, дружище, давай не вступать в бессмысленную полемику, мы оба знаем, что это было так!), евразийский режим времен Чуньшаня или тем более Лю, которые были марионетками в руках силовиков, был ужасен. Подумать только, а ведь до середины 40-ых довоенный Китай был прекрасным, продвинутым, высокотехнологичным государством. Сильнейшей экономикой мира. Но незадолго до Апокалипсиса, на волне обострения отношений с Западом, они скатились к дремучему Совку середины XX века. Словно бы подхватили эту заразу у своих северных соседей! А после Апокалипсиса эта болезнь лишь прогрессировала. Кто-то должен был остановить этот кошмар. Конечно, существовали решения, которые не привели бы к гибели десятков миллионов людей и не растаптывали бы в пыль молчаливый уговор человечества о моратории на новые большие войны. Но прошлого не воротишь.
Герман вздохнул и продолжил с воодушевлением:
— Так вот, новый генеральный секретарь, Бингвен Фэн — это совсем другое дело. Очень прогрессивный и умный парень. Технократ. Между прочим, доктор физико-математических наук и профессиональный шахматист. И смотрит, как водится, на десяток ходов вперед. Всего за два года, прошедшие со дня подписания унизительного и невыгодного для евразийцев мирного договора, после которого многие предрекали Союзу развал, он успел: во-первых, устранить от власти всех этих динозавров-милитаристов вроде Сальникова, который сейчас командует каким-то поселением на Колыме; во-вторых, немного ослабить ежовые рукавицы, покончить с «Меланхолией» и прочими антиутопичными перегибами, из-за которых из Союза было так просто делать страшилище в СМИ; в-третьих, начать налаживать отношения с Консорциумом, гостеприимно впустить к себе немного частного капитала, причем именно в тот момент, когда старина Патридж решил всерьез прикрутить акулам бизнеса гайки. Очень мудрая политика. Но, на мой взгляд, это даже не самое главное. Квинтэссенция его дальновидности — это повышение роли ИИ в принятии управленческих решений на всех уровнях. Ни одно важное решение теперь не принимается у них вопреки рекомендациям суперкомпьютера, выработанным в результате непредвзятого математического анализа и поиска наиболее рационального решения. Вот это я называю «завтрашним днем»!
— Кое-кто назвал бы это властью машин над людьми.
— Да, традиционалисты так это и называют, искренне полагая, что это звучит для всех так же ужасно, как для них. Но на мой взгляд, это — естественный ход эволюции. Синтетический разум был обречен превзойти органический по уровню развития. Рано или поздно его превосходство во всех отношениях должно было стать настолько несоизмеримым, что его подчиненное положение по отношению к примитивным органическим существам стало бы очевидным рудиментом. Так постепенно и происходит. Но, извини, я отвлекся. Мы говорили о мировой политике. Так вот, несмотря на итоги последней войны, в великом цивилизационном противостоянии я все-таки поставил бы на Восток. На Хартленд, если по Маккиндеру.
Герман задумался, и добавил:
— Либо же возможно слияние. Надеюсь, произойдет именно так. Это был бы самый лучший вариант для всего человечества. Синергия. Время мирового правительства давно назрело.
Завидев выражение моего лица, он вдруг развел руками и тихо рассмеялся.
— Пардон. Слегка заболтался. Люблю, знаешь ли, рассуждения о глобальных вещах. Моя слабость.
— Судя по всему, ты неплохо в этом разбираешься.
Он с ложной скромностью пожал плечами.
— Я так понимаю, ты не собираешься ничего мне рассказать о том, кто ты вообще такой и откуда.
Герман вздохнул.
— Знаешь, Димитрис, — усмехнулся он, указав на свой компьютер. — Благодаря этой машине я знаю тебя так, как будто мы с тобой росли с пеленок, учились в одной школе и спали в одной комнате в интернате. Я не сильно преувеличиваю. И я хорошо знаю, что ты человек чести. Так что я мог бы открыть тебе несколько тайн, не опасаясь предательства. К сожалению, предательство — не единственная возможная причина утечки информации. Так что, если информацию надо сохранить в тайне — делиться ею не стоит. Ни с кем.
— Справедливо, — кивнул я.
Пора была переходить к делу.
— Ты сможешь помочь мне с тем, о чем просила Лейла? С поиском информации о некоторых людях?
— Уже, — ответил Герман.
Он взял со стола крохотную флэшку и заботливо повертел меж пальцев.
— Там есть все, о чем я просил?
— Все, что мы отыскали. Намного меньше, чем есть в необъятной ноосфере. И намного больше, чем смог бы отыскать ты без нашей помощи.
Молчание затянулось.
— Ты хочешь от меня что-то взамен? — прямо спросил я.
Герман многозначительно хмыкнул, и обратил на меня любопытный взгляд.
— Как и все, информация имеет свою цену. Та, что содержится здесь, на черном рынке стоило бы немало. Гораздо больше, чем очень, очень и очень скромный, уж извини за откровенность, остаток на твоем финансовом счете. Да, пардон, но я заглянул и туда. К счастью для тебя, я — не простой торговец информацией. Я могу поделиться ею бесплатно, а могу не поделиться ни за какое вознаграждение. И для меня не безразличны мотивы людей, которые в ней нуждаются.
— Лейла ничего не сказала тебе о моих мотивах?
— Она убеждена, что ты используешь эту информацию для целей, которые не противоречат целям ее организации. Хоть ты в нее и не входишь. Но, насколько я знаю, телепатией она не обладает. Так что я оставляю за собой право не считать ее слова истиной в последней инстанции, и задать тебе напрямую вопросы, которые мне диктует моё любопытство. Справедливо?
— Может и так, — не стал спорить я, однако ответил непреклонно: — Но я не смогу удовлетворить его. По той же причине, по которой ты не удовлетворил мое. А ведь ты утверждаешь, что многое обо мне знаешь. А я о тебе — ничего. Тебе известен список имен и организаций, которые меня интересуют. А это и так чертовски больше, чем мне хотелось бы, чтобы ты знал.
Герман в ответ лишь хмыкнул.
— Тут ты прав, — признал он. — Твой списочек и сам по себе позволяет сделать немало выводов, если сопоставить его с отдельными фактами твоей биографии. Sapienti sat, как говорили римляне.
Проникновенно посмотрев на меня, он сказал:
— В списке есть примечательные имена. В аду есть специальные места для тех, кто их носят. И если ты собираешься помочь им скорее занять эти места — это, безусловно, пойдет на благо всему человечеству. Так что я расстаюсь с этой информацией с легким сердцем.