Новый придорожный аттракцион
Шрифт:
Я поинтересовался, что Аманда делает на кухне в столь ранний час, однако дожидаться ответа, как мне стало ясно, не было необходимости. Дверь кладовки была не заперта. В рассветных лучах я увидел, что Тела там больше нет. Я испугался худшего, однако Аманда заверила меня, что, пока я спал, никакого штурма не произошло. Случившееся – дело рук наших товарищей. Джон Пол и Плаки убежали вместе с Телом. А также вместе с Мон Кулом. Все они исчезли в полночь.
– Да, черт побери! – воскликнул я. – Дважды черт меня побери!
Улики – плюс знаменитая интуиция Аманды – привели нас к умозаключению, что идея похищения принадлежала Джону Полу. При помощи бабуина он попытался вынести Тело из кладовки, однако, несмотря на всю свою сноровку обитателя джунглей, не ускользнул
Мы могли только догадываться, по какой именно причине было похищено Тело. И куда вместе с ним скрылись похитители.
Единственное, что нам было известно: на нашей планете снова появился Иисус – таинственная электростанция духа, которого предали сначала поцелуем, а потом целой религией, и который меньше пострадал от рук враждебных ему язычников, нежели от родственных ему сил праведности, заявлявших о своей любви к нему. Однако на сей раз рядом с ним оказалась совершенно другие ученики. Кто знает, вдруг они сослужат ему лучшую службу?
Я испытал сильное желание помолиться и в равной степени сильное желание сорвать с Аманды трусики и заняться с ней любовью прямо на полу кухни, третье желание состояло в том, чтобы как можно быстрее покинуть «Мемориальный заповедник хот-дога дикой природы им. капитана Кендрика». Однако в следующую секунду раздался громоподобный стук – сразу во входную и заднюю двери кафе. И я тотчас подумал, что, увы, ни одному из моих желаний не суждено осуществиться.
По тому, с каким странным сочетанием утонченности и брутального высокомерия агенты взялись за свое дело – обыски и допросы, – стало понятно, что о Теле им ничего не известно. Они знали, что обитатели придорожного кафе обладают неким предметом, за который Ватикан назначил колоссальную награду и вокруг которого вращается ряд вопросов нынешней международной обстановки. Они также понимали, что дело это представляет не меньшую важность и для правительства США и что преступников непременно надо поймать, а пропажу вернуть Святому Престолу. Они понимали, что на карту поставлена и национальная безопасность, и национальный престиж. Но – но! – им так и не сообщили о том, что конкретно им следует искать. Да и вряд ли сообщат. Таким образом, у налета на придорожный зверинец и последующая его оккупации был весьма деликатный аспект.
Например, хотя Аманду и меня допрашивали с пристрастием и весьма подробно, все вопросы наших дознавателей касались местонахождения и намерений Зиллера и Перселла. Ни разу агенты не упомянули напрямую ватиканскую «собственность», и если кто-нибудь из нас только собирался затронуть эту тему, они ловко уходили от нее. (Я их немилосердно поддразнивал, а вот Аманда относилась к стражам закона с прежней ангельской кротостью.)
Им было известно о бегстве Джона Пола и Плаки и о том, что вышеупомянутую собственность беглецы прихватили с собой. Я сделал вывод, что при побеге наши ребята, видимо, оглушили агента, связали его, а связав, бросили в прибрежных тростниках на болоте. Когда на рассвете его обнаружили коллеги, он сообщил о бегстве обитателей придорожного зверинца. Далее я заключил, что отец Гутштадт и монахи-фелиситаторы бросились в погоню, опасаясь, что Тело исчезнет безвозвратно и его не смогут найти даже их друзья федералы, и что действовавших сообща сотрудников ФБР и ЦРУ оставили охранять зверинец, а вместе с ним и нас с Амандой. А еще они получили задание выудить у нас сведения о возможном местопребывании беглецов. Командовали парадом, по всей видимости, фелиситаторы. Это они приказали своим коллегам-мирянам уклоняться от обсуждения вопросов «собственности».
Зверинец – точнее, святилище Джона Пола – подвергся самому тщательному обыску. Агенты располагали огромным количеством информации о беглецах – что неудивительно, если учесть, что Перселл некоторое время находился в правительственном списке неугодных лиц, а Зиллер, по причине своей музыкальной и художественной деятельности, считался в определенных кругах Америки мифической личностью, агентов, похоже, больше интересовал именно Зиллер, к которому они относились весьма недружелюбно и именовали его не иначе как «чародей», так же, как он и сам себя называл, а факт его существования они рассматривали почти как угрозу личного характера. С другой стороны, они почти ничего не зная и об Аманде и обо мне, несмотря на то что сняли у нас отпечатки пальцев, пригрозив, что нашему прошлому уже не долго оставаться тайной.
Зверинец весь день был закрыт. Весь день и всю ночь продолжались обыски и допросы. На следующее утро, видимо, поступили новые директивы, потому что соглядатаи переключили внимание на мою скромную квартирку над гаражом. (Мне не разрешено покидать территорию придорожного кафе.) Теперь они уже не столь активно стараются завоевать наши симпатии, хотя и придумали определенные схемы отношений с нами – одновременно и грубые, и изощренные, лишь бы и дальше унижать нас и доставлять нам беспокойство.
Таким образом, читатель теперь в курсе последних событий. Я помолился (правда, сам не знаю точно кому) о том, чтобы мне был дарован еще один день для моей писательской работы. Сейчас этот день подходит к концу, а мое повествование еще продолжается. Я хочу дать небольшой отдых геморрою, если вы, конечно, не возражаете. Я отмочу его в ванне с теплой проточной водой, примерно так, как лорд Байрон отмокал свой геморрой в лазурных водах Эгейского моря. И не засяду за пишущую машинку до тех пор, пока в текущих событиях не наступит перелом или пока я сам не окажусь в солнечном штате Флорида, где, насколько можно судить, в этом году отдыхает новый класс знаменитостей.
Вот я и вернулся. Мы с моим верным другом «ремингтоном» расстались всего на четыре часа. За это время и прибыло письмо, письмо Джона Пола Зиллера, о котором говорили Аманде «голоса». Вообще-то на самом деле это было не письмо и не совсем от Зиллера. Тем не менее «голоса» оказались достаточно точны и заслуживают если недоверия, то по крайней мере уважения. Обстоятельства появления «письма» таковы. Пуэрто-риканские часы, о которых я уже упоминал на страницах этой рукописи, именуются девяностодневными часами. Это означает, что их требуется заводить раз в девяносто дней, то есть каждые три месяца. Однако именно эти часы – вне всякого сомнения, по причине их южного темперамента, – неизбежно останавливаются через семьдесят семь дней. Но вообще-то они едва волочат ноги уже через семьдесят пять дней. Таким образом, со дня последнего завода часов проходит семьдесят шесть дней, и Аманда берет ключ причудливой формы и начинает подтягивать все пружины. Сегодня – как раздень подобного ритуала.
Когда Аманда потянулась за ключом, висящим на задней стенке часов, то случайно нащупала гладкую щечку бумажного конверта. Извлеченный из тайника конверт, как оказалось, был адресован именно Аманде. Об этом свидетельствовала надпись, сделанная почерком Джона Пола (кто еще может писать пером, выдернутым из попки краснокрылой колпицы, так что кажется, будто каждый описанный персонаж бредет по колено в тех самых чернилах, которые вскормили его?). Чтобы никто из агентов не заметил находки, Аманда спрятала ее у себя на маленькой, но бесстрашной груди и поспешила наверх. Там она разорвала конверт и извлекла вырезку из издающейся в Сиэтле газеты двух-трехнедельной давности.