Новый старый 1978-й. Книга седьмая
Шрифт:
А потом по приставной лестнице мы с командиром взобрались на второй двигатель и Вениамин Петрович занялся работой авиамеханика. Снизу толпился народ, желающий посмотреть, как эти загадочные русские с помощью одной только кувалды и такой-матери починят самолёт. Командир тем временем вскрыл кожух двигателя и я ему указал на одну из трубок, из которой капало масло. Видимо, от вибрации двигателя масляная трубка износилась и стала «сопливиться», а потом трещина увеличилась и начались серьёзные проблемы.
Вениамин Петрович до конца не верил, что я точно знаю причину выхода из строя
— Нам крупно повезло уже второй раз, — сказал КВС с довольной улыбкой. — Только один процент был за то, что именно такая трубка окажется здесь, в Канаде.
— Мне всегда везло, — ответил я, тоже довольный, потому что дозаправку канадцы уже закончили и начали протиоблединительную обработку пока только с носа самолета, так как мы ещё не закончили и мешали им. — И этот случай ещё раз доказывает, что я везунчик. Меня так товарищ Брежнев прозвал.
— Правда, что вы его внук?
— Это выдумка. Но с Леонидом Ильичом мы находимся в приятельских отношениях.
Когда мы закончили и спустились вниз, то канадцы нам не поверили. До них не доходило, что советские авиамеханики могут быть лучшими в мире. Командир, правда, здорово испачкался, но не обращал на это внимания.
— Вениамин Петрович, — обратился я к нему. — Давайте договоримся сразу, что вы сами обнаружили поломку и сами её устранили.
— А как же вы?
— Я вам просто помог решить вопрос с администрацией аэропорта и всё.
— Но это же благодаря вам мы выжили. Если бы вы не предупредили, то я мог бы и не принять правильное решение.
— Вы его приняли и это главное. Это вы посадили самолёт во внештатной ситуации, а не я. И поломку вы устранили, а это видели все. Я думаю, что вам дадут Звезду Героя за спасение пассажиров и я об этом позабочусь. У меня их уже три и больше мне не надо. Если КГБ будет спрашивать о моей роли в этом деле, отвечайте, что расскажете только лично товарищу Андропову. Если уж он сам вас спросит об этом, тогда можете ему рассказать всю правду.
И я ему показал своё удостоверение личного порученца председателя КГБ. Командир впечатлился и мне показалось, что он готов был в этот момент даже дать мне порулить своим самолётом. Нет уж, я уже вчера «порулил» сотней своих фанатов на тренировке, больше рулить пока ничем не хочу.
Мы поднялись по трапу и Вениамин Петрович отправился в кабину пилотов, а Катя, встречавшая нас, хотела, по-моему, расцеловать меня за все. Она видела, чем мы занимались и догадалась, что это я показал КВС, где поломка в двигателе. Правда, вместо Кати меня поцеловала Солнышко, чему я был только рад. Как оказалось, Катя ей разрешила постоять с ней на верхней площадке трапа и посмотреть на меня со стороны.
— Значит, опять геройствовал? — в назидательной форме спросила меня она.
— С кем это я геройствовал? —
— Если бы напал, что я уверена, что никто бы живым отсюда не ушёл. Катя мне намекнула, что без тебя здесь тоже не обошлось. Но она молчит, видимо, ты её заставил.
— Катя мне не подчиняется. У неё есть свой начальник. Хорошо, что ты меня к ней не приревновала.
— Была такая мысль, когда она задернула шторку. Там же два туалета есть. Но она быстро вернулась, а ты так быстро никогда не заканчиваешь это дело.
— Вот ты вредина. На неё полмира мужчин облизываются, а она меня одного, бедного и несчастного, ревнует ко всем советским стюардессам.
— А нечего им было песни посвящать. Да и не такой уж ты бедный. Я бы сказала, что даже наоборот. А ревную, потому что люблю.
— Вот это другое дело.
Серега не выдержал и подошёл к нам, спросив, долго ли мы ещё здесь будем торчать.
— Минут пятнадцать и должны закончить все работы.
Ого, командир включил двигатели и стал их гонять на малых оборотах. Я своим внутренним зрением посмотрел на недавно отремонтированный двигатель и увидел, что проблема полностью устранена. После этого Вениамин Петрович вышел к нам и посмотрел на меня. Видимо, какие-то подозрения в отношении меня у него были и он их решил проверить. КВС вопросительно мотнул головой вверх и я в ответ поднял вверх большой палец правой руки. Он усмехнулся сам себе, видимо, одна из его догадок подтвердилась. Солнышко видела нашу пантомиму, но поняла её по-своему.
— Значит, снова летим? — с надеждой в голосе и во взгляде спросила она меня.
— Летим, — ответил я и поцеловал её в нос, как это делал раньше, от чего она его смешно всегда морщила.
Хорошо, что у нас были места в первом классе. Здесь сидел народ солидный и представительный. А что творилось в остальных салонах самолёта, я не знал. На улице становилось жарко и корпус нашего лайнера стал нагреваться. От этого и внутри поднялась температура. Если в ближайшие пятнадцать минут мы не взлетим, то станет трудно дышать.
Но экипаж, видимо услышав мои молитвы, стал выруливать на взлёт и заработали обдувы, которые мы направили каждый себе в лицо. Подошла Катя и сказала, что Вениамин Петрович передал, что до Нью-Йорка будем лететь с максимальной скоростью и постараемся сократить опоздание до часа или даже меньше. Это обрадовало и меня, и Солнышко.
Наш самолёт опять в воздухе и можно немного расслабиться. Катя не знала, как нам, в качестве ответной благодарности, угодить. И за песню про неё, и за фотографии, и за двигатель.
— Катя, — сказал я ей, чтобы успокоить, — всё у нас в полном порядке. Ты молодец, что решилась, всё-таки, пойти к командиру.
— Это я должна вас за всё благодарить, — затараторила Катя.
— Это ты лучше своего командира благодари, — прервал я её поток благодарностей. — Он всё сделал, а я ему только помог. Понятно? И нам со Светланой надо поговорить о нашей программе в Штатах.
— Поняла и больше не мешаю.
Когда Катя ушла, Солнышко захихикала.
— Опять девушку в себя влюбил, — смеясь, сказала она.