Новый Вавилон

Бюсси Мишель

Киллер повторил про себя последние слова, наслаждаясь долгим медленным спуском и пьянящим ощущением легкости.

В сердце Пангайи.

На этот раз он думал не о компьютерном алгоритме.

46

Долина Сырдарьи, Казахстан

Они перейдут границу в горах, чуть севернее Ташкента, где-нибудь между развалинами сел Какпак и Кок-Тюбе. Сверкающие льдом вершины гряды Каратау защитят их в лабиринте долин и холмов.

Длинная

колонна из трехсот изгоев напоминал первопроходцев Северной Америки, мигрирующих к неосвоенным землям, какими их изображали на старинных гравюрах. Всадники охраняли караван, лошади тянули крытые брезентом повозки цвета земли и камня, люди шли пешком. Молчаливая колонна медленно двигалась по каменистым тропам, сторонясь равнины, по которой текла Сырдарья.

Пока их телепортеры не активированы, риск быть обнаруженными минимален. Но из осторожности на всех близлежащих возвышенностях расставили дозорных, чтобы те отслеживали любую телепортацию шпионов властей. Они много раз давали знак конвою остановиться или ускориться.

Они должны достигнуть границы через пять часов, даже меньше.

Все изгои, сосланные в Казахстан, согласились с решением Ассамблеи совершить поход по территории Казахстана и воспользоваться телепортерами сразу после границы.

Все, кроме одного. Кроме Оссиана.

Никто с прошлой ночи не имел о нем новостей, даже последние сторонники — туарег Мусса Аг Оссад, рохинджа Абул Манн и помак Богдан Пирлов. Старик скрылся в темноте, оглушив де Кастро и взяв с собой всего один телепортер. Асима Маждалави и все остальные были уверены, что Оссиан никогда не доберется до границы в одиночку, а если останется в Казахстане, то не сможет воспользоваться телепортером, то есть пребудет изгоем до самой смерти.

Почему Оссиан так поступил? Что за игру он затеял? Как человек, мечтающий свалить Конституцию 2058 года, может оставаться вне истории, подобно отшельнику, который удаляется от мира в тот самый момент, когда чудо, о котором он страстно молился, готово свершиться?

Впрочем, особого значения для палестинки и большинства изгоев это не имело, они были даже рады, что Оссиан устранился. Люди провели ночь, планируя десятки демонстраций по всему миру, в исторических центрах городов и у самых знаменательных для многих народов памятников, собирали ткани, плакаты, картины, музыкальные инструменты и складывали их в фургоны, а потом повторяли движения, песни и танцы.

Люди решили устроить массу перформансов, один красочнее другого, чтобы поразить воображение землян. Все узнают об их существовании и требованиях. Никто из избранных во Всемирный конгресс не сможет сказать, что они опасны. Ни один судья не вынесет им обвинительный приговор на открытом процессе.

Общественное мнение встанет на их сторону. Мнение — это Экклесия, а Экклесия — власть, власть народа. Прежняя общность интересов, национальная и региональная, восстановится естественным образом. Она, эта общность, не пропала, а на время спряталась, но никто не сможет жить без нее. Никто не способен обрубить корни и продолжать движение.

«Да, — думала Асима Маждалави, натянув поводья рыжего карабаира, — нашему делу только на пользу, что Оссиан не пошел с нами. И пусть этот журналист, Лилио де Кастро, будет здесь! Он гарантировал нам

трансляцию в режиме реального времени и выход в эфир сотен репортеров на каждом континенте».

Фабио нашел де Кастро на берегу Сырдарьи, тот был без сознания — его кто-то ударил по голове, — но быстро пришел в себя и отделался шишкой, которую легко загримировать. Проснувшись утром, журналист первым делом бросился к зеркалу, чтобы посмотреть, рассосалась ли гематома. Среди изгоев было четверо врачей, и они настаивали на постельном режиме, говорили, что до границы ему лучше ехать в фургоне, тем более что день празднования столетия телепортации будет долгим и сложным.

Разведчики Саладин и Элисапий подали знак, что путь свободен.

Теперь ничто их не остановит.

Они перейдут границу и рассеются по планете.

Одна Земля, триста наций, две тысячи народов, семь тысяч языков и столько же территорий, которые придется защищать.

Конституция 2058 года гарантировала миру личную свободу для каждого человека.

Отлично!

Личная свобода завоевана, пора защищать коллективные.

«Мы разделим одну Землю, — напевала Асима Маждалави, пустив чистокровного жеребца в галоп, чтобы опередить конвой. — Мы построим общий мир, океаны станут его цементом, а народы — кирпичами».

47

Монастырь Таунг Калат, гора Поупа, Бирма

Ми-Ча отсутствовала десять минут.

— Жди меня, — велела она Пангайе, словно прикованная к креслу девушка могла шевельнуться. — И никому не открывай!

Ожидая возвращения кореянки, Пангайя размышляла над странной идеей подруги застать врасплох Виктора Каппа, если убийца все-таки сумеет пробраться к ним, обойдя охрану, выставленную вокруг горы Поупа. Застать врасплох гения гипермобильности, использовав неподвижность. Неподвижность? Что имела в виду эта странная, непредсказуемая спецагент, напоминающая изящную куклу?

И Пангайя поняла.

Поняла и расхохоталась. Нервный смех быстро перешел в кашель — это случалось все чаще, и каждый приступ длился все дольше.

Ми-Ча отошла к статуям тридцати семи Великих натов, стоявшим у стены в центре индуистского пантеона: Тагьямин, Вишну, Ньяунг Гин, Шива… Она приняла позу, зажав в руках книгу, замерла в неподвижности на несколько долгих секунд, расслабилась и спросила:

— Ну, что скажешь? Разве моя Пальмира не гений визажистских искусств?!

— Больше чем гений! — согласилась Пангайя. — Ты совсем чокнутая, но может получиться.

Кореянка снова замерла, проверяя, сколько выдержит так простоять, не шевелясь и почти не дыша. Во время короткой телепортации в Милан на виа Монтенаполеоне она облачилась в традиционное бирманское сари, попросила сделать прическу и грим в соответствующем стиле и наложить несколько слоев тонального крема. На голове у нее красовалась корона, на запястье — агатовый браслет, в руке она держала Книгу Священных Вед, превратившись таким образом в Сарасвати, богиню знаний.

Ми-Ча стояла в полумраке между Минтарой и Кришной и ничем не выделялась среди других статуй — та же беломраморная кожа, такие же накрашенные глаза, парик и белоснежное сари из плотной ткани с тяжелыми складками.