Новый век начался с понедельника
Шрифт:
Гудин с Надькой тоже, похоже, одна стая?! Даже ведут себя как-то одинаково?! – довольно достоверно предположил про себя Платон.
Когда один раз, воспользовавшись паузой, Платон нечаянно влез в разговор Гудина с Надеждой с коротким вопросом, то Иван Гаврилович чуть ли не гаркнул на начальницу, пытаясь обратить её внимание снова на себя.
– «Да! Не вовремя я, пожалуй, со своим вопросом!» – решил Платон.
Но вскоре постучали в дверь. Платон, стоявший к ней ближе всех, открыл её. В образовавшийся дверной проём просунулась масляно заискивающая и характерно улыбающаяся типичная мужская физиономия с вопросом об Инне Иосифовне.
Получив
– «Ну…, ну…!» – не знал, как выразить свои чувства Иван Гаврилович.
– «Ну, классика!» – помог ему догадливый Платон.
– «Да! Чистокровный еврей!» – восторженно поддержал своего догадливого товарища Гудин.
Тут же, к месту и теме, в связи с увольнением Инны Иосифовны, Платон высказал Надежде сомнение по поводу целесообразности установки теперь второго телефона.
– «Ты, что? Дурак!» – неожиданно, даже для привыкших к этому сотрудников, беззлобно схамила ему Надежда Сергеевна, выходя прочь.
– «Да-а! Свояк свояка видит издалека!» – задумчиво протянула, случайно здесь оказавшаяся Нона, глядя вслед выходящей из кабинета начальнице своих товарищей.
А в этот момент, никак не успокаивающийся Иван Гаврилович, обращаясь к Платону и невольно отвлекая его от неприятного эмоционального осадка, оставленного зарвавшейся хамкой, всё ещё продолжал любимую и больную для него тему:
– «Ты очень точно сказал! Как всегда! Истина!».
– «Истина всегда там, где есть минимально краткий ответ на поставленный вопрос!» – грустно и задумчиво философствовал незаслуженно обиженный интеллигент.
Люди так устроены, что если их вынудили унижаться другие люди или обстоятельства, то при любом удобном случае, и не очень, они всегда захотят взять реванш, чтобы с лихвой отыграться.
Да и любой проигрыш – это в какой-то мере, степени – унижение.
В связи с этим случаем, Платон рассуждал так: из-за своей глупости и некультурности человек должен страдать сам, а не заставлять страдать других.
Поэтому я всегда и продумываю всё сам и не доверяю другим людям, недоумкам.
А вот с бескультурьем – не знаю, как и бороться-то? Платон задумался и начал записывать:
На старость лет опять стал Тошей?! Как будто мне семнадцать лет. У них мозги, что ль стали кашей? Иль совести совсем уж нет? У них ведь нету воспитания. Культуры тоже у них нет. Какие странные создания! А сколько им сегодня лет? Ведь тоже вроде не младые. И в волосах есть седина. А оные совсем седые. Себя позорят и меня. То видно всё ж от воспитания, От чванства, гонора в крови, От зависти, комплексования, Как их морально не дави. Но я на них давить всё ж буду, Пока совсем не задавлю! И этому простому люду Культуры хоть чуть-чуть привью?Надежда пыталась взять себе и неформальное лидерство в коллективе.
А Гудин пытался не стать последним.
Поэтому оба они, во многом скорее подсознательно, невольно ополчились на Платона, как единственно возможную и оставшуюся кандидатуру.
А тот, видя это и прочувствовав ситуацию, решил, что пора прекращать метать бисер перед свиньями.
Он прекратил активное общение с коллегами, не стал их больше провоцировать на всякого рода ляпы, и даже те, не редко из них всё же проявлявшиеся, он теперь уже старался не замечать, а на хамство и на глупость просто не реагировать. Первой это заметила чувствительная Нона.
– «Ты что-то в последнее время стал какой-то не такой! Более молчаливый и грустный, что ли?!».
– «Бисер кончился!».
Прошёл уже довольно большой период работы Платона в ООО «Де-ка».
Он ощутил, что полностью исчерпал этот коллектив, в плане поиска новых сюжетов, жизненных катаклизмов и литературных ляпов. И это каким-то образом стало заметно и другим коллегам.
Первым об этом, боясь точно остаться последним, но с кучей работы, опасливо поинтересовался Гудин:
– «А чего, ты от нас уходишь, что ли?».
– «Да нет! Пока и не думал вовсе! Но даже хорошее надоедает…» – Платон сделал паузу, наблюдая за расплывающейся от комплимента и успокоенности физиономией Гудина, и по привычке вновь тыча того мордой в сено:
– «…чего уж тут говорить о Вас!?».
И тут же окончательно добивая того, на его изумлённое и красноречивое молчание, фразой:
– «Да мне надоело твоё ЧМОканье слушать!».
Тут их диалог перебила, пришедшая из основного здания института знакомая им сотрудница, пожаловавшись врачу Гудину на плохое самочувствие.
Польщённый вниманием и доверием, Иван Гаврилович дал свой совет, безапелляционно завершив его:
– «Тебе и две таблетки хватит!».
– «Ты и так хороша!» – подхватил Платон, напрашиваясь, и тут же услышав благодарность за комплимент.
– «Как хорошо у Вас стало без Инны Иосифовны!?» – начала неожиданный зондаж гостья.
– «А Надя с Лёшей где? Я хотела у них проконсультироваться!» – продолжила допытываться та, невольно проявив недоверие к Гудину.
– «Да они пошли обедать» – как то грустно заметил тот.
Тогда Платон, показывая на дверь офиса, потрафил обиженному Гудину:
– «Иных уж нет (Инки)! А тех (Алексея и Надежу) – долечат!».
Тогда гостья вскоре была вынуждена удалиться.
А Платон ушёл к себе, оставив Гудина одного «на телефоне».