Новый Завет: культурно-исторический контекст
Шрифт:
Некоторые христиане время от времени выступают против использования культурной и исторической обстановки, находя это опасным. «В конце концов, — говорят они, — вы можете использовать культуру, чтобы истолковать библейский текст как вам хочется». Люди, которые выдвигают такое возражение, могут процитировать один из аргументов защитников церкви геев, с которыми мне приходилось беседовать. Ряд богословских авторов, приверженцев гомосексуализма, заявляют, что Павел выступал против гомосексуализма только потому, что в то время гомосексуализм обычно ассоциировался с идолопоклонством; тем самым, они полагают, что в современных условиях Павел не выступал бы против него. Не стремясь огульно осудить позицию этих авторов, я хочу сказать, что проблема в данном случае в том, что они ошибаются в оценке культурной ситуации: практика гомосексуализма была широко распространена среди греков и в определенной мере среди римлян, и она не обязательно была особым
Необходимо иметь в виду, что люди в течение долгого времени довольно ловко искажали Библию из-за того, что не принимали во внимание культурный фактор. Игнорирование исходной культуры, а тем самым прочтение текстов в свете своей собственной культуры — весьма серьезная угроза для большинства из нас. (Так, напр., христиане, сторонники арианства, в условиях нацистской «демифологизации» библейской истории делали ее «нееврейской» и тем самым более приемлемой для нацистов. Это крайний пример. Отличие современных толкований такого рода от нацистских состоит только в том, что нацисты применяли их целенаправленно.)
Возражение общего порядка, которое я сам выдвинул около полутора десятка лет назад, заключалось в том, что упор на культурный фактор может заставить неспециалистов вообще отказаться читать Библию. В то время я был твердым противником использования культурной информации и даже настаивал на том, что женщины должны находиться в церкви с покрытой головой, а также пытался навязать некоторым обычай «святого целования», о котором говорит Павел. К счастью, я отказался от этой идеи, когда смог иначе решить этот вопрос (я говорю «к счастью», потому что некоторые, вероятно, осуждали меня). Я действительно разрешил его, и чем больше я изучал Слово Божье, тем больше убеждался в особом способе передачи Богом Своего Слова. Он иллюстрирует нам на конкретных примерах, как Его намерения раскрываются в реальных жизненных ситуациях, а не через абстрактные принципы, которые мы могли бы запомнить, не задумываясь о том, как применять их на практике. Если мы хотим следовать примерам, которые нам показывает Бог и которые неизменно остаются актуальными для нас, то необходимо соотносить все с конкретными обстоятельствами, и, прежде чем применять эти учения на практике, нам нужно понять, что они означали в исходных обстоятельствах, применительно к той культуре.
Культурная обстановка не вырывает Библию из рук человека; напротив, как раз тогда, когда мы игнорируем культурный контекст, мы вырываем Библию из рук человека. Дать людям библейскую символику в Книге Откровение, не разъяснив, как такие символы обычно использовались в Древнем мире, аналогично тому, что дать в руки человеку, не владеющему греческим, Евангелие от Луки и сказать: «Поскольку это Слово Божье, вы должны понять и объяснить его». Только подготовленный исследователь или абсолютный глупец может иметь представление о том, как это сделать (и, конечно же, глупец не сможет никак с этим справиться).
Некоторые ученые, еще до Лютера, высказывали мысль о том, что церковные власти в их время ошибались, пользуясь латинским переводом Библии. Большинство людей не могли понять Библию без перевода ее на свой родной язык. Некоторые из этих ученых умерли мученической смертью за убеждение, что люди должны иметь Библию на доступном людям языке; Лютер, который перевел Библию на современный ему немецкий язык, случайно избежал этой участи. Самое лучшее, что могут сделать ученые-богословы для простых людей, — это перестать говорить, что «мы забираем Библию из рук простых людей, когда говорим, что они нуждаются в переводах». Самое лучшее, что могут сказать эти ученые: «Переводов для этих людей нет, поэтому мы совершим нелегкий труд и переведем ее, вложив тем самым Библию им в руки».
Переводить не так-то просто, и это может засвидетельствовать каждый, кто изучает иностранный язык. Некоторые понятия невозможно передать адекватным образом одним словом' иногда слово или фраза могут иметь несколько значений, и переводчик должен решить, какое из них более всего походит к конкретному контексту. Любую идею по-английски можно выразить по-разному, когда суть ее понятна. Те из нас, кто прочитал весь Новый Завет по-гречески, могут засвидетельс шовать, что сталкиваются с такими же проблемами и здесь, когда пытаются перевести какой-то текст. Выборочная проверка любого отрывка по двум или трем вариантам библейского перевода вскрывает эту трудность: нет двух совершенно одинаковых переводов (иначе, конечно, незачем было бы и давать новый вариант перевода).
Когда переводчики Библии изучают другие культуры, они сталкиваются с семантическими проблемами. Например, как объяснить слова из Ин. 1:29 «Вот Агнец Божий» тем народам, в культуре которых овцы не встречаются вообще, а потому у них и слова «овца» отсутствует. У них на этом месте, скажем, свиньи. Но если переводчик передаст это словами: «Вот Свинья Божья» (что для американского уха звучит, мягко говоря, непривычно, и оскорбительно для чувств древних евреев), то как он должен будет переводить тексты Ветхого Завета о чистых и нечистых животных, среди которых свинья нечистое, а овца чистое животное? Эту проблему можно решить путем примечаний и сносок в тексте и путем комбинации слов и подбора выражений, которые могут более или менее адекватно передать конкретное понятие на их языке, например, «волосатая свинья». Английские переводчики Ветхого Завета вынуждены были проявлять особую изобретательность, когда переводили с еврейского слова, обозначающие названия разных видов саранчи или разных стадий ее развития (Иоил. 1:4; 2:25). В английском языке таких специальных терминов нет, поскольку эта проблема никогда так остро не стояла для нас, в отличие от израильтян.
Но перед нами встают еще большие трудности, чем перевод слова. Что происходит, когда Павел ссылается на концепцию, которая была важна для того времени? Как мы можем перевести ее? Или мы просто должны обойтись разъяснением в сноске? Ссылка, содержащаяся в тексте Павла, составляет неотъемлемую часть смыслового значения текста, вместе с тем, даже компетентный переводчик не всегда может понять, что имеет в виду Павел.
Некоторые христианские читатели во время и до эпохи Реформации пытались понять те ситуации, к которым были обращены библейские тексты. Хорошо, что многие богословы осознавали необходимость понимания Нового Завета с учетом времени и обстоятельств, отраженных в исходных текстах, и не пытались истолковывать их с позиций современности — как если бы они были написаны на немецком или английском языке в эпоху Возрождения или позднее. Но такие исследователи были все же в меньшинстве. Большинство читателей до сих пор рассматривают конкретный библейский текст с позиций своей собственной культуры, как это делаем и мы, когда нам не удается увидеть его в свете той древней культурной обстановки. То же самое можно сказать и об интеллектуалах Средневековья и эпохи Возрождения; большинство из них видят библейские сцены в театре библейской драмы, где герои облачены в европейские наряды и используются современные декорации. Характеры библейских героев часто переиначены на европейский лад, между тем известно, что среди них было очень мало европейцев, а, например, представителей Северной Европы не было вообще.
К счастью, в эпоху Реформации еще сохранились некоторые знания о Древнем мире. Многие ученые со времен Средневековья до XIX в. очень хорошо знали греческую классику, что помогало им без труда понимать разного рода ссылки на греческие обычаи и традиции в Новом Завете.
Другая опасность состоит в том, что весь культурный фон Нового Завета часто ограничивают контекстом греческой классики. Гностики часто читали Новый Завет больше с позиций Платона, чем иудаизма, который лежит в его основе, на этом базировались многие их доктрины, которые другие христиане отвергли как еретические. Платон действительно оказал определенное влияние на Новый Завет, но едва ли его значение следует переоценивать.
Ряд писателей, подобно Джону Лайтфуту в самом начале XVII в., отвергали классическую канву и утверждали, что в основе новозаветного контекста лежат еврейские тексты. Отбиваясь от нападок антисемитов, Лайтфут признавал, что эти еврейские тексты не являются богодухновенными, но настаивал на том, что их необходимо учитывать для правильного понимания новозаветных текстов.
В наше время, когда антисемитизм менее популярен, чем в эпоху Лайтфута, становится все более очевидным, что греческие тексты, которые использовали современники Лайтфута, носили гораздо более языческий характер, чем те, за которые он счел нужным извиняться перед своими читателями. Сегодня в целом не приходится сомневаться, что иудаизм лежит в основе исходного контекста Нового Завета. В широком масштабе — это греко-римское общество, но еврейский народ жил и воспринимал греко-римскую культуру, пробивая дорогу первым христианским свидетельствам в контексте языческой культуры. Далее, первыехристиане были евреями, а обращенные в христианство неевреи воспринимали его как форму иудаизма. Более того, самые первые христиане рассматривали свою веру в Иисуса как исполнение ветхозаветных пророчеств и, следовательно, считали себя верными иудеями. (Конечно, новозаветные писатели подтверждают, что только христиане были верны библейскому иудаизму; хотя некоторые другие иудейские группы тоже считали себя верным остатком Израиля. Эти группы и движения в последующие столетия, по всей видимости, прекратили свое существование.) И специфический еврейский, и более широкий греко-римский контекст Нового Завета принципиально важен для его истолкования так же, как и хороший перевод.