Ну, здравствуй, перестройка!
Шрифт:
— Они даже не золотые, и без камней, — повертев в руках механизм, якобы разочарованно сказал я.
Сработало! Ишь как главу семейства расколбасило. Ещё три дня назад Ян мне рассказал, что семью держит стальной рукой отец. У него несколько шахт, приносящих в последнее время всё меньше и меньше дохода. Яна в профсоюзы сунул тоже отец, так как на данном этапе интересы владельцев шахт и шахтёров совпали. И те и другие не хотели закрытия шахт. Ян по образованию юрист, но раз отец сказал «надо», ему пришлось переквалифицироваться в профсоюзные
— Отец сначала мне не поверил, потом позвонил племяннику в Швецию и узнал, что про шведское золото ты сказал верно, человек он решительный и уже вечером два геолога из нашей фирмы полетели в Испанию, — рассказывал довольный Ян.
Видимо, его акции в семье выросли. Рассматриваю часы. «Бланпен».
— Это известная фирма, но она прекращала работу, заново начали выпускать часы только два года назад. Не золотые, но очень хорошее качество. У них девиз: — «Никаких кварцевых часов, только механические», — рекламировал подарок Ян. — Лунный календарь, вечный календарь, сплит-хронограф, турбийон….
— Ян, — застёгивая часы на руке, говорю я. — Договор дороже денег, и веры у меня, как у комсомольца, английским капиталистам нет…
— Расписка, я напишу расписку, — перебивает меня Ян, торопясь, пока я не отказал.
На самом деле, я не отказал бы и так. Принял решение поверить, и многим я не рисковал. Двести тысяч долларов — огромная сумма для школьника, я намерен иметь капиталы в размере на три нуля больше. И это только пробный и случайный камень.
Расписку я взял, и мне понравилось, что там сумма подарка в виде часов не вычтена. На том же атласе, прямо на скамейке, во дворике, нахожу нужную точку, там, где будет работать рудник «Curraghinalt». Умалчиваю о протестах экологов и местных жителей в будущем. На местной золотоизвлекательной фабрике использовался цианид. Хотя сейчас другие времена, кто слушать их станет? В крайнем случае, продадут, если сами не потянут.
— Ай, как непросто сейчас с ирландцами, — цокает зубами Ян.
— Замиритесь, — уверенно говорю я, зная будущее.
Прощаемся, я иду к себе в номер, а там опять сюрприз! Толик с фингалом.
— Кто это тебя так? Обманутый муж? — пошутил я, разглядывая уже налившийся бланш.
— Откуда ты знаешь? — изумился музыкант.
— Тю! Просто пошутил, а что, на горячем застукал? — интересуюсь пикантными подробностями.
— Там у нас на ВДНХ в эстонском павильоне выступает певица Анне Вески, — начал он.
— Вески? Она же… эстонка, — на ходу поправился я, ведь чуть не ляпнул «старая».
Ей сейчас около тридцатника всего и в прошлом году она в Сопоте зажгла, причем враждебные уже тогда к СССР поляки поначалу её освистали.
— Эстонка, и что? — уставился на меня разными глазами сосед.
— Эстонцы тормозные…как они говорят… не — га-ва-ри-те, — пошутил я.
— Это эстонцы, а её новый муж — еврей, и папа его — еврей, причем не простой, а из синагоги, — почти с ненавистью сказал Толик. — И главное, ей ничего не сказал,
— Он следил за женой? — догадался я.
— Он администратор её, — пояснил Толик и заткнулся.
— Не парься, подумаешь — фингал! А живая и теплая звезда у тебя уже была! И может быть ещё будет! — приободрил я парня.
— Нет уж! Пусть её этот габбай имеет! Я больше ни ногой… ну, ни чем, короче. Она за меня даже не заступилась, — решительно сказал сосед.
— Кто? Габбай? — переспросил я
— Это «казначей» по-ихнему, это мне Бари сказал потом, — пояснил неудачливый казанова.
«А у этой Вески серьёзная крыша, — прикинул я, — песни есть на что покупать».
Первого я как штык опять в ЦК, и Саныч на этот раз на месте. По пути упал, уклоняясь от прущей навстречу с настойчивостью носорога бабки, и ударился коленом, сейчас прихрамываю немного, вроде, крови нет. Карга старая, наглые сейчас бабки. Таких наглых я видел только в Южной Корее, эти, как их…аджумы!
Принял меня Саныч не сразу, ждал минут сорок, пока из его кабинета выйдут три взмыленных парня, слушая в спину:
— Доложить сразу! — от хозяина кабинета.
— Доброе утро! — вежливо здороваюсь я, не зная, как спросить про Светку, может, он вообще забыл узнать.
— Чёрт! Надо было, когда приходил, сказать кто ты, вот телефон, позвони своей подруге, она у родителей, и на фестиваль не попала, заболела, — Саныч суёт мне бумажку с номером телефона, правильно поняв моё замешательство. — Сам-то как?
— Хорошо, только вот колено ударил сильно, — зачем-то жалуюсь я.
— Ну и славненько! — мужик меня явно не слушает, да и понятно — дел куча у него. — Ты можешь сегодня отметку в путевку поставить о том, что выбыл, тебе поставят третьим числом, чтобы не ездить ещё раз. Ну и знак тебе выдам сейчас за активную работу.
Мне выдают значок в коробочке, и уже заполненное удостоверение!
Знак при помощи переходного кольца крепится к колодке в форме трапеции, на обратной стороне надпись:
«За активное участие в подготовке проведения двенадцатого всемирного фестиваля молодёжи студентов в городе Москва 1985».
— Позвонить можешь из моей приёмной, там, через восьмерку, — прощается со мной комсомольский лидер.
Набираю номер, один гудок и трубку хватает Светка.
— Да! Кто это? Квартира Аюкасовых! — хриплым голосом шепчет она.
— Привет, Светик-семицветик, — улыбаюсь я, ты мороженного объелась, что ли?
— Толя! Что так долго не звонил? Я уже и в гостиницу твою звонила, а у тебя в номере телефона нет, — зашептала опять она.
Болтали минут двадцать, пока уже секретарша «кхыкать» не стала. Я назло ей поговорил ещё минут пять, будет она мне тут знаки подавать, и мы простились с подругой. Потом позвонил домой и попросил Аленкиного младшего брата передать бабуле и отцу с тетей Верой, что у меня всё хорошо, я не болею и питаюсь за троих.