Нужным быть кому-то
Шрифт:
– Валюха! Я при... шел...
– не зная, что он придуривается, трудно было поверить, что он на самом деле трезвый.
– Ты... меня... чё не встррречаешь...а?..
Он вылупился на мужика с цветами: -Ты хто?
Тот с брезгливостью отошел на пару шагов.
– Чё, не нравлюся?.. А... ты мне то...же! Валь,..чё ему...надо..,а? А... понял... он к тебе свататься...приехал...да? А я?.. Ты ж мне... А... знач..чит... сопппе...рник... да?
– И вдруг рванул на себе пиджак, пуговица отлетела под ноги бывшему, а Ванька попер на на него, размахивая бутылкой... -Ща... Поговорим... Валь, я во гневе страшшен!
Лерочка
– Ты кого алкашом назвал?
– взревел Иван и Лерочка газанул, сорвавшись с места и разгоняя испуганно закудахтавших кур горластой соседки. Машина заглохла, а соседка Ирка, выскочив на шум, заорала на всю улицу:
– Ирод, шары разуй! Я сейчас твою консервную банку разнесу, если хоть одну курицу зашиб, - она схватила дрын, и побледневший Лерочка, нервно оглядываясь, рванул с такой неприветливой Цветочной, а вдогонку ему лихо свистела Аришка.
Вот свист-то и стал печалью Вари, Верушка к концу дня уже лихо посвистывала, а у Вари из-за выпавшего зуба получалось только шипение, и она куксилась, но долго киснуть не удалось, на очереди была баня с вениками.
Первыми пошли мужики "самый сладкий пар-первый", Ульянов утащил Палыча, за ними пошел Иван с можжевеловым веником, и два часа слышалось уханье, фырканье и гогот, потом на приступок выполз едва живой Калинин, отдуваясь и вытирая бежавшую с него воду, он мычал и зажмуривал глаза.
На вопрос бабы Тани, хороша ли банька - выдохнув, сказал:
– Уфф, я в раю побывал! Баб Таня, это ж неземное удовольствие, никакая сауна не идет в сравнение, а уж веник можжевеловый...
– он закатил глаза.
– Я много бань видел, но ваша... Я как кот Матроскин, вдвое щисливее стал!
Матюха орал возле бани: -Дед, ну ты скоро, весь пар, поди, выхлестали?
Вывалился довольный Иван, а дед Вовка загнал в баню пацанов. Лёшка выдержал с полчаса, и то с непривычки было достижением, а Матвейка с дедом все намывались, пока Тома их не разогнала:
– Совесть есть у вас? Нам тоже помыться надо!
– Баба Таня пояснила Палычу: -Оно вишь как, мои дитятки все парную обожают, сами и строили такую большую баню, под свой рост, но вот ведь смех - главный парильщик-то Мишук, вот кого из бани со скандалом выгоняю всегда!
Иван ухмыльнулся: -Мамань, он у нас мал золотник и дорог, да ещё и во..-
– Замолчь! Думаешь така оглобля вырос и мелких можно обижать?
– Его обидишь, как же! Веришь, Палыч, мы с Колькой два бугая с одним мелким справиться с детства не можем, скользкий, гад, как змея, да ещё десантура! Но хорош, это я тебе не привираю, да ещё увидишь уникума нашего, у мамани торжество скоро намечается, может, все-таки приедет!
Та пригорюнилась. -Вот ведь упрямцы вы какие, не хотела же я рождение отмечать! Да и Мишук сказал, что не сможет! -Не, а кто тебя спрашивать станет, ты наша маманя, нам и делать тебе праздник! А тебя, вон, посадим в передний угол и будешь сидеть командовать! Девки обещались обе приехать, чё тебе не нравится?-
– Так ведь местов-то на всех не хватит?
– Не, ну а Федякина турбаза на что?
Выполз малиновый Лёшка, сел, прислонился к Володе и чуть слышно сказал: -Думал, помру!
В доме зазвонил телефон, Верушка несла его Лёшке, что-то взволнованно рассказывая. -Палыч, ты поговори с дедом, я пока посижу!
– Игнатьич, не ругайся, некогда было Лёшке звонить, весь день по полям летали с пацанами на великах, а сейчас он после парной еле дышит! Что? Не, все нормально, только с непривычки устали. Да, да! Лёш, дед спрашивает нравится вам здесь?
– Да!
– подпрыгивая, закричала Вера, Лешка же расплылся в широчайшей улыбке:
– Клёво, супер!!
– Игнатьич, я как их спать уложу, тебе подробно все расскажу!
Пока мылись женщины, мужики поставили под старой яблоней большой стол, потом таким вот большим колхозом ужинали...девчушки уснули за столом, Лёшка тоже задремывал, и Калинин с Иваном отнесли девчонок в дом к Вале. Лёшка же шел, едва переставляя ноги и обнимая Валю за талию. Едва лег в кровать - тут же отрубился. Валя аккуратно прикрыла всех сопящих одеялами и вышла на крыльцо, где стояли, покуривая, мужики.
– Валюх, как я сегодня алкашом побыл?
– Вань, вы все Шишкины от скуки на все руки, шляпу-то я узнала, а вот спинжак...
– она засмеялась, загоготал и Иван.
– С карманами, чай! Эх, Мишки нету, он бы в сто раз чуднее придумал! Валь, ты мамане не проболтайся, он ведь в отпуск на её рождение прикатит, сюрпрайзом!
– Баба Таня будет на седьмом небе! Она ж его три года, малого, не видела!
Собрались расходиться.
– Володя, я тебе в горнице постелила вместе с Ванькой, чай часа в четыре поднимет вас Вовка! Вот что я тебе скажу: Лёша парнишка очень надёжный, его вон даже моя анчутка сёдни слушалась, а на неё управы совсем нет, только крапивы и боится. Пусть дед никого не слушает, а отдает парня в школу, ты посмотри, как он быстро с Матюхой сдружился, ребятишки-то к нему прислушивались весь день. Так-то носятся сломя голову по всем ямам и оврагам, а с Лёшкой, смотри-ка, по дорогам ездили и колеса не проткнули - это ж у Матюхи постоянная беда. Я это тебе как многодетная и многовнуковая мать говорю, семеро детишек, восемнадцать внучков и два правнука - третий на подходе.
– Да, баб Таня, скажу, спасибо Вам!
Палыч набрал Козырева. Тот сразу взял трубку: -Ну, рассказывай!
Владимир подробно рассказал, как дети себя вели, как летал на велике счастливый Лёшка, как лепили пирожки девчушки, как льнули они весь день то к Вале, то к бабе Тане. Передал слова бабы Тани.
Дед, похоже, загордился:
– Вот, Калина, как оно выходит? Значит Козыревскому роду нет переводу! А Лёшке скажи, слово надо держать. Обещал звонить - звони сам!
В ночи пели, заливаясь, соловьи, и уснул Палыч под их пенье с улыбкой, и так сладко ему спалось, как в далеком детстве. И не снились ему привычные кошмары: как он тащит на себе тяжело раненого Ивана, как каким-то шестым чувством угадывает, что сейчас будет взрыв и накрывает своим телом старлея... чтобы просыпаясь в холодном поту, хватать воздух и осознавать, что это только сон.