Няня по контракту
Шрифт:
Утром мы, как всегда, толкались в ванной, принимая один душ на двоих. Зубы я чистил своей щёткой — обзавёлся, как и часть гардероба сюда перетащил.
— Ань, я сегодня в командировку уезжаю, — сказал я занозе сердца своего, — на несколько дней. Обещай: как только вернусь, мы поговорим.
— Ладно, — кивает она. Слишком покладистая, даже подозрительно.
— И да, дело с тренером я запустил, ему с рук не сойдёт его поведение. С Ромкой поговорил. Но к стоматологу уже сами, хорошо? Он тебя послушается, может, даже лучше, чем меня.
— Угу, —
— Посмотри на меня, Ань, — почти приказываю, понимая, что нет времени сейчас на разговоры, а вчерашний шанс я сам доблестно просрал. — Я тебя чем-то обидел?
— Нет, — а сама в глаза не смотрит.
— У меня бывает, я знаю, ты только скажи, Ань. Не молчи. Я всегда готов и поговорить, и покаяться. Если что — прости. Вдруг я что-то не то делаю.
Теперь она смотрит. Вроде бы нормально, а у меня кошки на душе скребут. Чудится мне печаль в её глазах, что ли. Вселенская тоска по несбывшемуся счастью. На миг становится жутко.
— Дай слово, что не убежишь, — вцепляюсь я в её руки, — пока не поговорим нормально.
— Ты что, Дим, — теряется Анька, — как же я детей брошу?
Ну, логично. Мне реально стало легче от её слов. Вот просто бальзам на израненную душу — и всё!
В общем, я ничего и не успел. Тут телефон затрезвонил, водитель ждёт. Нам ещё Аньку подбросить нужно. Но в коридоре я её зажал и поцеловал. Долго. Шутка ли: расстаёмся. И я точно знал, что не на день-два, а на гораздо дольше.
По дороге в аэропорт позвонила Кристина.
— Я тут подумала, — заявила она без предварительной беседы о хорошей погоде, — Мите нужно общаться с родными. С бабушкой и братьями.
— Слушай, давай не сейчас, — оборвал я её откровения, — и очень прошу, умоляю: не вмешивай в свои гениальные планы мать. Ей сейчас и так нелегко, а у тебя прожекты — каждый день, один другого краше.
— Ты не можешь, не имеешь права отказать мне в малости! — обиделась Кристина. — Я ведь не так много у тебя и прошу!
— Но каждый раз твои просьбы заканчиваются какими-то катастрофами. Я сегодня уезжаю, Крис. У меня очень важная и ответственная командировка. Поэтому давай и поговорим, и решим все твои вопросы после того, как я вернусь. Ведь ничего не изменится за несколько дней. Ты десять лет игнорировала семью, можешь и потерпеть немного.
— Я-то да, — слышу я в её голосе знакомое непробиваемое упрямство, — а вот Митя растёт, как будто сирота! Ни отца не знает, ни братьев, ни бабушку родную!
— Но много лет назад ты как-то об этом не заботилась, — продолжил я бессмысленный разговор, понимая, что Кристина если что в голову себе вбила, попрёт, как легион, сметая всё на своём пути.
— Ладно, ладно! — выговаривает она с обидой. — Я тебя услышала! Но ты бы мог быть и помягче, Дим! Раньше ты добрее был.
— Раньше я был молод и глуп. Теперь повзрослел, стал отцом и никогда не уклоняюсь от своих прямых обязанностей. Впрочем,
— Да, святой Дмитрий! Ты тако-о-й, а все остальные — так, прожигатели жизни!
Она отключается, а мне остаётся только ругаться сквозь стиснутые зубы. А потом, подумав, плюю на всё. Я должен защитить Аню. А то ураган по имени Кристина и её зацепить ненароком может, а мне это сейчас ни к чему. Только-только хрупкий мостик удалось выстроить, и то не понятно: устоит ли, пока меня рядом нет.
— Привет, мам, — делаю поспешный звонок, пока есть несколько драгоценных минут. — Можешь меня подстраховать?
Анна
Не знаю, что конкретно тренеру не нравилось в Медведе. Возможно, мужику тупо не хватало терпения добиваться желаемых результатов. Хватал только те, что явно и на поверхности.
Да, Мишка непоседлив и нетерпелив. Суетится не в меру и действительно не так собран, как, наверное, хотелось бы.
Но он ребёнок. Восемь лет — мелкий же совсем. Зато в нём хватает серьёзности. А временами он умеет сосредотачиваться так, что взрослым бы поучиться.
Мы теперь тренируемся семьёй. Я, Мишка и Ромка. И баб Тоня иногда с нами дышит.
— Правильно дышать — полезно в любом возрасте, — часто повторяет она. Видимо, забывается. У неё бывают периоды, когда она впадает в прострацию, смотрит куда-то и никого не видит. То ли задумывается, то ли спит с открытыми глазами. А может, о чём-то своём думает.
Да, она со странностями, чудит нередко. Одни войны бабули с Алевтиной чего стоят.
— Что стар, что млад, котик, — вздыхает нередко Селена. Она в наших тренировках не участвует — присутствует только, зорко бдя бабушку Тоню.
И да. Я «переехала» к Ивановым.
В тот же день, как уехал Димка, явилась его мать, Вера Геннадиевна.
— Дима звонил из аэропорта, — поведала она так, будто высший разум снизошёл на землю. — Очень просил уговорить вас, Анечка, побыть с детьми. Форс-мажор, знаете ли… Знаю, вы не обязаны, но пока Димы не будет, с ними абсолютно некому побыть.
Я не возмущалась и не возражала. Поехала домой, собрала вещи — и осталась. Думала, на день-два, а уже больше недели промелькнуло. Иванов всё воевал. Звонил по десять раз на дню, спрашивал, жаловался, ныл порой, рассказывал задушевным шёпотом, как он скучает. Особенно доставал перед сном, будто мне и так сладко жилось, нужно было ещё и масла в огонь подливать.
Но… я рада была слышать его голос. И то, что он скучает, хочет домой и ко мне — тоже. Может, не всё так плохо?.. Я ведь люблю страсти всякие придумывать. Вот же — покоя не даёт, беспокоится, глупости всякие приятные нашёптывает.
И ему почти удалось вскружить мне голову. Как говорится, жизнь нас, дурочек женского пола, ничему не учит. Очень хотелось всему верить. И я позволяла себе обманываться.
Занималась с детьми. Мы с Ромашкой пережили совместный стресс, вырывая зуб. Но мы справились!