Нью-Йорк
Шрифт:
Гостья, к которой он пришел, тоже жила в городе. Ее звали Лили де Шанталь – по крайней мере, теперь. Родившись тридцать три года назад в Трентоне, Нью-Джерси, она получила имя Этель Кук, но псевдоним, который она выбрала в пору, когда еще надеялась стать оперной солисткой, так нравился и ей, и окружающим, что она по возможности избегала пользоваться старым именем.
Мощные голоса иных успешных певиц сочетались с грандиозными телами, и голос Лили, возможно, немного недотягивал до первой лиги, зато с телом все было в полном порядке. Говорила она тихо, но с актерской выверенностью и без французского акцента, никто не угадал бы в ней уроженку Трентона, за исключением интимных минут, в том числе
В жизни Лили де Шанталь было всего пять серьезных любовников. Каждого она выбирала в надежде сделать карьеру. Первым и лучшим был импресарио, вторым – дирижер, а остальные были богатые бизнесмены. Конечно, первые двое имели немалый вес в опере. Фрэнк Мастер посещал оперу, но и только. То, что она положила на него глаз, объяснялось, наверное, ее осознанием того, что пора перейти к иным страховым средствам.
Нужно признать: если уж Лили была вашей, то уделяла вам все внимание, а оно того стоило. Вдобавок она всегда была веселой, часто нежной, а иногда представала беззащитной. Все бывшие любовники остались ее друзьями. У нее было бы все, чего ни пожелай, когда бы не слабоватый голос.
Фрэнк Мастер еще не стал ее любовником. Он проходил испытание, хотя не догадывался об этом. Она нашла его умным, добрым и отчасти несведущим в опере, но этот грех, возможно, удалось бы исправить.
В том, что Фрэнк Мастер познакомился с Лили де Шанталь в опере, не было ничего удивительного. С минувшего века, когда опера пришла в город стараниями либреттиста самого Моцарта, она заняла важное место в жизни Нью-Йорка. Оперы ставились в многочисленных театрах, и не только для богатой элиты. Дженни Линд, ставшая городским кумиром, пела на открытом воздухе перед огромной толпой. Однако теперь главной оперной сценой была Музыкальная академия на Ирвинг-плейс, до которой от дома Фрэнка Мастера в Грамерси-парке было рукой подать. Это был красивый театр на четыре с половиной тысячи мест с ложами для завсегдатаев. Фрэнк Мастер был из числа последних.
Фрэнк Мастер видел, что намечается роман. Большую часть своего брака он, разумеется, обращал внимание на других женщин, но желал только Хетти. Однако годы напряжения между ними взяли свое. Чувствуя, что в душе она не питает к нему уважения, и защищая себя, Фрэнк мысленно пригрозил: «Я ей покажу, пусть даже и не узнает!»
В тот вечер, когда они познакомились, Лили де Шанталь пела в хоре. Под предлогом беседы об оперном театре он уломал ее позавтракать на неделе в «Дельмонико», после чего она пригласила его на скромный сольный концерт. Он пошел и посмотрел на нее с новым интересом. Ему понравилось то, как она держалась перед восхищенной публикой. Это и впечатлило, и заинтриговало его. В тот день Лили превратилась из миловидной женщины в предмет вожделения. Тем не менее он опешил, когда в конце вечера она шепнула ему, что будет рада, если на следующей неделе он сводит ее куда-нибудь пообедать после дневного спектакля.
У нее был приятный домик возле Бродвея на Восточной Двенадцатой, недалеко от оперного театра. И там, после обеда, его домогательства не встретили отпора, но не были и полностью удовлетворены.
– Ступай домой, пока тебя не хватились, – сказала она. – К тому же мне дорого мое доброе имя.
– Где же мы встретимся? – спросил он.
– Говорят, в отеле «Сент-Николас инн» очень милая обстановка.
Они встретились там десять дней назад. Свидание прошло лучше некуда. Он приходил туда два дня подряд и каждый раз оставался до вечера.
Фрэнк быстро понял несколько вещей. Возможно, все дело было в том, что он много лет прожил с Хетти, а все женщины, в чьем обществе он оказывался, напоминали ее же, но то обстоятельство, что Лили
И все же, будучи независимой с одной стороны, она была беззащитна с другой. Ей нужен был человек, способный вывести ее в люди или хотя бы защитить. Мысль о любовнице, которая была бы публичной фигурой в сфере собственной деятельности, но также нуждалась бы в нем, породила во Фрэнке утонченное и новое для него ощущение силы – как лестное, так и захватывающее.
Они условились о новом свидании в этот уик-энд. На сей раз Фрэнк настроился остаться на ночь. А ссора с Хетти, подумал он не без гордости, была разыграна очень недурно. Хетти решит, что он остался в своей конторе или отправился, рассерженный, в отель, но у нее не было ни малейшего повода думать, что он встречается с другой женщиной. Не сможет она и найти его, так как номер был зарезервирован через посредника, на чье молчание Мастер мог положиться.
Ибо официальным постояльцем числился некий мистер Шон О’Доннелл.
И вот наступил воскресный полдень. Пойти домой? Он посмотрел на распростертую перед ним соблазнительную фигуру.
Нет. Он останется здесь, а домой вернется вечером в понедельник. Пусть Хетти думает, что он со злости провел вне дома две ночи вместо одной. Это был, так сказать, выбор экономического характера.
После воскресного завтрака Теодор изъявил желание почитать газету, и Мэри с Гретхен ушли вдвоем. На этот раз они пошли не в Пойнт, а на восток вдоль открытой полосы Брайтон-Бич. Вскоре вокруг не осталось ни души. Они одолели пару миль. Ветер по-прежнему задувал, но был чуть теплее, чем накануне.
– Мне бы следовало быть в церкви, – сказала Мэри. – Я всегда посещаю воскресную мессу.
– Не переживай, – улыбнулась Гретхен. – Побудешь денек язычницей.
Мэри взяла с собой легкую холщовую сумку через плечо, и когда Гретхен спросила, что там, призналась:
– Планшет для эскизов.
– Давно ли ты начала рисовать? Никогда же этим не занималась.
– Это впервые, – ответила Мэри.
Она прикидывала, что взять с собой, и миссис Мастер предложила альбом. Сначала Мэри показалось, что это занятие более подходит для настоящей леди, а потом подумала и решила: почему бы и нет? На следующий день она, увидев в лавке планшет, купила его вместе с двумя свинцовыми карандашами от Фабера.
Немного позже Мэри с Гретхен дошли до места, где встречались два ландшафта. С одной стороны сливались и уходили к океаническому горизонту пляж, морская трава и ослепительное мелководье; с другой, за пологими дюнами, тянулись выгон, мхи и шелестела тенистая рощица.
– Что же ты не рисуешь? – спросила Гретхен.
– Потому что ты смотришь. Я стесняюсь.
– Я буду глядеть на чаек, – сказала Гретхен, садясь на пригорок и устремляя взгляд к океану, как будто Мэри вовсе нет.
Но Мэри еще не была готова. Вместо того чтобы начать рисовать, она побрела через небольшую дюну и направилась по широкой зеленой тропе к роще. Оглянувшись, она с удивлением обнаружила, что даже не видит моря, хотя его незримое присутствие чувствовалось. И не успела она пройти чуть дальше, как ее потрясенному взору предстал кое-кто еще.