Нью-Йорк
Шрифт:
– За молодого Генри Мастера, – ответила та.
Что тут скажешь – я тарелку держал, так чуть не грохнул. Что до Госпожи, то она посмотрела на мисс Клару, не веря ушам.
– Мальчишка Мастера! – вскричала она. – Он даже не голландец!
– Знаю, – отозвалась мисс Клара.
– Он намного моложе тебя, – напомнила Госпожа.
– В этом городе полно женщин, которые вышли за тех, кто моложе, – возразила мисс Клара и назвала имя богатой голландской леди, у которой было три молодых мужа.
– А с пастором ты говорила?
– С пастором незачем говорить. Мистер Смит поженит нас в англиканской
– Англиканской?! – Госпожа чуть не поперхнулась. – И его родня смеет этого требовать?!
– Это была моя мысль.
Госпожа как стояла, так и села, словно была не в силах поверить услышанному. Затем она посмотрела на Босса:
– Ты знал об этом?
– Слышал краем уха. Но Кларе уже за тридцать, и она вдова. У нее своя голова на плечах.
Тогда Госпожа повернулась к сыну и спросила, знал ли он.
– В общих чертах, – сказал тот.
После этих слов Госпожа обмякла на стуле.
– Было бы любезнее, если бы кто-нибудь просветил и меня, – сказала она тихо.
– Мы точно не знали, – ответил Ян.
– Это не так уж плохо, Грет, – бодро заявил Босс. – Генри – славный малый.
– Итак, Клара, – продолжила Госпожа, – ты рада-радешенька выйти за англичанина и оставить свою Церковь. Это для тебя пустяки?
– Я люблю его, – ответила Клара.
– Это пройдет, – сказала Госпожа. – Тебе известно, что в английском браке ты будешь почти бесправна?
– Я знаю закон.
– Клара, ты не должна принадлежать мужу. Голландки свободны.
– Меня это не волнует, мама.
Какое-то время все молчали. Госпожа уставилась в стол.
– Я вижу, – наконец заметила она, – что моей семье нет до меня дела. – Она кивнула. – Вы все заодно с Мастером. – Она повернулась к мисс Кларе. – Желаю счастья.
Позднее в том же году их обвенчал мистер Смит, английский священник. Госпожа отказалась идти на службу. Никто не удивился. Многие из ее друзей-голландцев испытали бы те же чувства. Когда Босс вернулся, она сидела в гостиной мрачнее тучи. Он же был совершенно доволен и, как я видел, успел пропустить пару-другую стаканчиков.
– Не кручинься, дорогая, – сказал он. – И без тебя было неплохо.
Я тоже бы жил довольно счастливо, когда бы не желание моего сына Гудзона отправиться в море. Он постоянно донимал меня этим, а Босс был целиком на его стороне. Мистер Мастер заявил, что возьмет Гудзона хоть сейчас, и Босс не отдал его мистеру Мастеру лишь потому, что знал о моем нежелании, равно как и о том, что у меня не было ничего, кроме сына.
– Ты дорого обходишься мне, Квош, – сказал он – и не шутил.
Однажды мистер Мастер явился к нам в обществе шотландского джентльмена по имени капитан Кидд. Тот был приватиром, женившимся на богатой вдове-голландке. Крепкого сложения, держался он очень прямо. Лицо у него было загорелое и обветренное, но он всегда носил изящный парик и без единого пятнышка крават [17] , а еще – роскошный синий или красный камзол. Госпожа назвала его пиратом, но денег у него теперь так много, что он сделался весьма уважаемой фигурой, был дружен с губернатором и всеми зажиточными семействами. Мистер Мастер расписал ему, как юный Гудзон умеет сплести любой узел, и заставил Гудзона показать, а капитан остался весьма впечатлен.
17
Белый мужской шейный платок.
– Этот ваш маленький раб, ван Дейк, он морю принадлежит, – изрек он со своим шотландским акцентом. – Вы должны сделать из него моряка.
Затем он уселся в гостиной и принялся рассказывать Боссу разные басни о своих похождениях, да при Гудзоне, и после этого мне добрый месяц приходилось тяжко – до того размечтался о море мой сын.
За всю свою жизнь в этом доме я приучился к тому, что родня свободно общалась между собой. Если надо было сказать что-нибудь по секрету, то Босс и Госпожа уединялись и запирались, чтобы их точно не подслушали. Но вообще все высказывались свободно, особенно за столом, когда я прислуживал. Поэтому с годами я практически все узнал о семейном бизнесе или об их мнениях о событиях в мире.
Но однажды я услыхал кое-что, не предназначенное для моих ушей.
Моей вины в этом не было. За домом находился славный садик. В него открывалась дверь из комнаты, которую Босс приспособил под свой кабинет. Садик был очень уютный – как все голландские. Там росла груша и была разбита клумба с тюльпанами. А рядом на грядках росли капуста, лук, морковь, и цикорный салат, и кукуруза. У одной стены под навесом зрели персики. По молодости я не любил работать в саду, но теперь мне нравилось ухаживать за растениями.
Теплым весенним днем я трудился себе тишком неподалеку от окна кабинета Босса, которое было открыто. Я даже не знал, что Босс там, пока не услышал голос его сына Яна.
– Я слышал, что мингер Филипс составил английское завещание, – сообщил он.
– Надо же! – донесся голос Босса.
– Джентльменский поступок, – говорит ему Ян. – Подумай об этом.
В вопросах смерти между голландцами и англичанами существовала большая разница. Когда умирал голландец, вдова продолжала владеть и его домом, и всяким бизнесом, пока не помирала сама, а после все делилось промеж детьми, мальчиками и девочками поровну. Однако англичанки не пользовались таким уважением, потому что когда англичанка выходила замуж, все ее состояние передавалось мужу, будто она рабыня. И у нее нет права вести какие-либо дела. А если муж умирает, то почти все достается старшему сыну, за исключением доли, предназначенной для пропитания вдовы. И англичане даже проталкивали закон, по которому сын мог выставить мать из дома по истечении сорока дней.
Такое положение дел устраивало крупных английских землевладельцев, поскольку все состояние было собрано в одних руках и семья сохраняла власть. А потому и некоторым голландцам из тех, что сделались джентльменами, захотелось составить английское завещание, но большинство голландцев не обратили на этот английский закон никакого внимания. Полагаю, их жены не потерпели бы такого. И я не представлял, чтобы и Босс вдруг принял его в расчет.
– У нас есть голландское завещание, составленное давным-давно, после свадьбы, – сказал Босс. – Оно находится у старика Шермерхорна, стряпчего твоей матушки. С ней приключится удар, если я что-нибудь изменю.