Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 2)

Теккерей Уильям Мейкпис

Лорд Хайгет казался вполне успокоенным и умиротворенным. Он пожал нам руки и объявил, что никогда, никогда не забудет нашей доброты. В действительности наши уговоры заняли куда больше времени, чем могло показаться читателю; но вот наконец Хайгет дал обещание приехать в Розбери нынче вечером - сейчас он не поедет с нами, нет-нет, спасибо; у него еще осталось одно дело: надо написать несколько писем. Когда он с этим покончит, то не заставит себя ждать и к обеду прибудет в поместье.

^TГлава LVIII^U

Еще одна несчастная

Но судьбе не угодно было, чтобы осуществился план, придуманный друзьями лорда Хайгета во благо и спасение леди Клары. Джек захотел непременно еще раз повидаться с несчастной женщиной, и эта встреча решила их злополучную участь. Наутро после приезда Барнс Ньюком получил известие, что лорд Хайгет живет по соседству под чужим именем и его не раз видели в обществе леди Клары. Отправляясь на свидание, она, вероятно, думала, что через час вернется. Она не простилась с детьми,

покидая свой дом, не собиралась в дорогу, а напротив, готовилась к приему родственников, которые, по словам ее мужа, намеревались вскорости прибыть. Ждали Этель, леди Анну и кое-кого из детей. Следом должны были пожаловать маменька лорда Фаринтоша и его сестрицы. Предстоял съезд двух семейств, собиравшихся породниться в ближайшем будущем. Выслушав все распоряжения мужа, леди Клара промолвила "да", машинально поднялась с места, чтобы исполнить его желания и приготовить дом для приема гостей; дрожащим голосом она отдавала приказания своей экономке, а тем временем муж отпускал по ее адресу разные колкости. Малышей в тот день рано уложили спать, еще до приезда сэра Барнса. Ему и в голову не пришло пойти взглянуть на спящих детей, не сделала этого и их мать. Когда бедные малютки покидали с няньками ее комнату, она и думать не думала, что видит их в последний раз. Быть может, если бы она пришла в тот вечер к их кроваткам, если бы, горестная и смятенная душа, постояла бы она здесь, поразмыслила, помолилась, ее судьба наутро, пожалуй, сложилась бы иначе, и добро одержало бы верх в своей схватке со злом. Но ей не была дана эта минута раздумья. Явился ее муж и приветствовал ее, по своему обычаю, насмешками, сарказмами и грубыми оскорблениями. Впоследствии он так и не решился вызвать кого-нибудь в свидетели своего обращения с женой, ибо многие из них охотно рассказали бы о его жестокости и ее страхе. В тот последний вечер горничная леди Клары, деревенская девушка из поместья ее отца, присутствовавшая при очередной семейной сцене, объявила сэру Барнсу, что, пусть ее барыня и согласна сносить его выходки, она-то не согласна и не желает больше жить в доме у этакого супостата. Вмешательство девушки едва ли облегчило участь ее хозяйки. Свою последнюю ночь под одной крышей с мужем и детьми несчастная леди Клара, брошенная всеми, кроме этой бедной уволенной служанки, провела в слезах и рыданиях, а потом - в горестном забытьи. Когда леди Клара, приняв снотворное, уснула, горничная спустилась в людскую и выложила там все, что знала про хозяйские обиды, так что наутро, когда сэр Барнс, окруженный портретами своих величавых предков, сидел за завтраком в фамильном зале этого счастливого дома, с полдюжины слуг пришло просить у него расчета.

Бунт прислуги, разумеется, не улучшил настроения хозяина, а утренняя почта принесла Барнсу новости, еще усилившие его ярость. Из Ньюкома от его поверенного в делах прибыл нарочный с письмом, по прочтении которого баронет вскочил, так неистово ругаясь, что перепугал прислуживавшего ему лакея, и с письмом в руках ринулся в гостиную леди Клары. Ее милость уже встала. Обычно в первое утро после приезда в Ньюком сэр Барнс завтракал довольно поздно. Ему надо было сначала проверить счета управляющего, поглядеть, все ли как следует в парке и на полях, выбранить садовников, разругать конюхов и псарей, наорать на лесничего за то, что тот недостаточно или слишком сильно вырубил лес, отчитать бедных поденщиков, подметавших палый лист, и сделать еще кое-что в том же духе. Итак, леди Клара была уже на ногах и одета, когда муж ворвался к ней в комнату, расположенную, как говорилось, в конце дома, позади анфилады парадных залов.

Один из недовольных слуг слышал его крики и проклятья, а затем вопли леди Клары, после чего сэр Барнс Ньюком выбежал из комнаты, запер дверь на замок, спрятал ключ в карман и тут-то налетел на бунтовщика Джеймса, которого тоже облил грубой бранью.

– Кляните свою жену, коли вам охота, а меня не трожьте, сэр Барнс Ньюком!
– сказал бунтовщик Джеймс и оттолкнул руку замахнувшегося на него баронета, коего значительно превосходил силой. Слуга этот и еще та горничная последовали за своей госпожой в ее печальное и вынужденное путешествие. Они были с ней неизменно почтительны и так и не согласились признать, что в поведении их хозяйки было нечто предосудительное. Когда впоследствии адвокат Барнса пытался опровергнуть их показаний, они дали ему хороший отпор, чем немало навредили истцу. Всякому терпению приходит конец, и Барнс сам был виновен в происшедших событиях, о которых спустя несколько часов мы узнали из Ньюкома, где об этом все только и говорили.

Возвращаясь в Розбери и ничего не подозревая о случившемся, мы с Флораком повстречали Барнса, только что выехавшего верхом из ворот своего парка и направлявшегося в город. Принц де Монконтур, сидевший на козлах, любезно приветствовал баронета, но тот хмуро кивнул нам я проехал мимо в сопровождении своего грума.

– А вид-то у этого малого не слишком приятный. Из бледного он стал серым, - заметил Флорак, когда наш знакомец проследовал дальше.
– Надеюсь, они не встретятся, не то - быть беде!

"Для Барнса", - мысленно добавил его спутник, который еще помнил маленькое происшествие между Барнсом и его дядюшкой и кузеном, а также знал, что лорд Хайгет

умеет за себя постоять.

Спустя полчаса после этого замечания, брошенного Флораком, сэр Барнс все же повстречался с Хайгетом - на городской площади, через четыре дома от "Королевского Герба", где по соседству жил поверенный в делах сэра Барнса Ньюкома; здесь-то и прогуливался мистер Хэррис, как он себя величал, в ожидании заказанной им коляски, которая должна была вот-вот выехать из ворот гостиницы. Когда сэр Барнс ехал по городу, многие жители подносили руку к шляпе, хотя и недолюбливали его, а он, в свою очередь, кланялся и улыбался, пока вдруг не увидел Белсайза.

Барнс отпрянул назад, так что лошадь поневоле попятилась на панель, и в эту секунду, то ли в припадке гнева, то ли случайно, от нервной дрожи, баронет, глядя на лорда Хайгета, взмахнул в воздухе хлыстом.

– Трусливый негодяй!
– вскричал его недруг, кинувшись к нему.
– Я как раз собрался в Ньюком-парк.

– Как вы смеете, сэр!..
– завопил сэр Барнс, все еще не опуская злосчастный хлыст.
– Как смеете...

– Смею, говоришь?.. Ах ты, мерзавец!.. Уж не этой ли палкой ты бьешь жену, негодяй?
– И Белсайз сгреб его в охапку и швырнул на мостовую. Сэр Барнс испустил громкий вопль, лошадь взвилась на дыбы и, почуяв волю, понеслась по улице, звонко стуча копытами; вокруг сэра Барнса в одно мгновенье собралась толпа.

Как раз в эту минуту подъехала коляска, заказанная Белсайзом. Он растолкал толпу и прошел к экипажу; среди кричащих, напирающих, отступающих, грозящих и увещевающих зрителей находился и перепуганный до смерти мистер Тэплоу.

– Я лорд Хайгет, - во всеуслышание объявил соперник Барнса.
– Передайте сэру Барнсу Ньюкому, что я извещу его, где меня искать, если я ему понадоблюсь.
– И, вскочив в коляску, велел кучеру ехать "опять туда же!".

Можете себе представить, какая после этого происшествия поднялась в городе кутерьма, какие были собрания по трактирам, диспуты в конторах, пререкания на фабрике, статьи в местных газетах, ажиотаж среди стряпчих и врачей. Люди собирались в "Королевском Гербе" и стояли толпами возле дома стряпчего Спирса, куда был доставлен сэр Барнс. Напрасно полисмен просил их разойтись: ушедших сменяли новые зеваки. Назавтра, когда Барнс Ньюком, который, как выяснилось, пострадал не слишком сильно, собрался домой, к окну его кареты подошел какой-то фабричный и, погрозив ему кулаком и выругавшись, сказал:

– Поделом тебе, мерзавец!

Это был тот самый человек, чью возлюбленную некогда соблазнил и бросил наш Дон Жуан (кто же на фабрике не знал про его обиды) и чей голос теперь громче всех звучал в хоре ненавистников сэра Барнса Ньюкома.

Матушка Барнса и его сестрица Этель прибыли в поместье незадолго до возвращения хозяина. В доме царило смятение. Леди Анна и мисс Ньюком вышли ему навстречу с бледными лицами. Он смеясь заверил их, что беспокоиться не о чем, - ушиб был и вправду пустяковый: лекарь отворил ему кровь, потому что падение с лошади его слегка оглушило, но никакой опасности нет. Однако их бледные и встревоженные лица не прояснились. Что же такое стряслось? Среди бела дня, в сопровождении горничной, леди Клара покинула дом своего мужа и в тот же вечер ему было передано письмо лорда Хайгета, в котором тот извещал сэра Барнса Ньюкома, что леди Клара Пуллярд, будучи не в силах сносить тиранию супруга, оставила его жилище; что сам лорд Хайгет намерен в скором времени покинуть пределы Англии, но пробудет здесь достаточно долго для того, чтобы дать возможность сэру Барнсу Ньюкому встретиться с ним, если тот пожелает; далее сообщалось имя одного из друзей лорда Хайгета (его бывшего полкового товарища), каковой уполномочен принимать письма для его милости и вести за него необходимые переговоры.

Продолжение печальной истории леди Клары Пуллярд можно узнать из отчета о дебатах, происходивших в палате лордов. Прения по поводу бракоразводного процесса баронета Ньюкома заполнили соответствующее число газетных столбцов, особенно же воскресных выпусков. Свидетелей допрашивали ученые адвокаты, обязанностью, а вернее, забавой коих было копаться в подобных делах, и семейная жизнь Барнса Ньюкома, разумеется, в целях укрепления правосудия и нравственности, стала достоянием всех его соотечественников. Ах, как красноречиво адвокат Роланд защищал интересы британских мужей на предварительном заседании Суда Королевской Скамьи! С каким пафосом живописал он райскую семейную жизнь, невинных малюток, лепечущих подле счастливых родителей; змея-искусителя, вползшего в этот Эдем в Белгрэйвии; несчастного покинутого супруга, одиноко сидящего у поруганного очага и взывающего к родине о возмездии! Во время сей благородной речи Роланд не раз проливал слезы. Понесенный его клиентом ущерб он оценивал в двадцать тысяч фунтов стерлингов и ни шиллингом меньше. Присяжные были глубоко растроганы. Вечерние газеты напечатали речь Роланда полностью, сопроводив ее от себя остроумными колкостями по адресу аристократии. А ведущая утренняя газета "Дэй" вышла назавтра с передовой, в которой бичевались обе тяжущиеся стороны, а также соответствующие гражданские установления. Бесславие знати, угроза для монархии (с ссылкой на известный прецедент Кандавла и Гигеса), чудовищность преступления и несообразность наказания, - все это послужило темой для грозной передовицы газеты "Дэй".