NZ /набор землянина/
Шрифт:
— Ы-ыыы! — более требовательно сообщил малыш и вломил хвостом прицельно — в метре от тети.
— Ему метаболизм позволяет лакать «черную звезду»? — вслух запаниковала я.
— Нейтрально, — вякнул автомат из тени.
— Тащи со свистом! Всю систему, блин, бармена за шкирку, столик в охапку — и чтобы гурчало и блямкало.
— Ы-ыыы! Ы-ыыы! Ы-ыыы! — дитятя вошел во вкус и капризничал.
Вопрос жизни и смерти: сколько его уму сейчас? Года три в пересчете на человечьи, пожалуй. Подмигнул мне — это хорошо, это уже насмешка, это лет пять. Или все шесть. Не прибьет, пожалуй. Я подползла ближе и осторожно погладила морду у ноздри.
— Потерялся, а все шумят, бедняжечка, —
Из мультика я помнила треть, не более. И то урывками. Дитятя ыкал, сопел и радовался. Судя по головной боли, вытягивал он из меня куда больше, чем я сознательно отдавала. Оно и понятно, этот тип в мозговом вскармливании профи, в отличие от меня.
Автоматика тут — заглядение. Не тупая и не тормознутая. Уже приволокли тощего бармена. Я почти уверена: выковырнули из кровати. «Ирокез» смят, на теле кружевная пижамка табачного цвета. Мосластые волосатые ноги голые по самый зад. Четыре паучьи лапки торчат во все стороны, вяло отбиваются от габ-служб. Во: вроде втолковали. Смирился. Проверил установку стола и начал сооружать «черную звезду». Динозаврик притих, вылупил все глаза и даже язык высунул. Я по миллиметру подвинула руку, тыльной стороной дотронулась до языка. Считалось? Хрен его знает, я не местная.
— Пятый особый причал правого крыла, — ожил автомат. — Пункт назначения в секторе неприсоединённых, на пределе дальности. Разрешение на старт активировано два часа назад. Переход начат. Точка возврата не пройдена. Экипаж в стазисе. Рекомендуете команду на экстренный возврат?
— Да. За шкирку уродов и бить по печени, пока детей не разучатся терять.
Динозаврик обалдело уставился на меня всеми лазоревыми глазами, моргнул и заскулил.
— Скажи им: я обиделся, — принялась я портить ребенка. — Скажи: надо водить младших в середине колонны. Вас там много на борту? Родни?
Динозаврик показал щупальце, согнул кончик, еще и еще. Получилось семь зубцов, каждый следующий меньше предыдущего. Я постучала по первому и указала его место: последнее в колонне.
— Правило туристов: замыкающий сильный и взрослый.
Следующий час был кошмаром. Я рассказала два отрывка из «мухи-цокотухи», случайно уцелевшие в мозгу с незапамятного детства. Бармен прочирикал что-то свое, страусиное. Я изложила сказку о рыбаке и рыбке. Бармен соорудил планетарную систему из восьми шаров и двух стержней со звездами. Я, запинаясь и старательно избегая матерных мыслей о нерасторопных родителях, приступила к мозаичным остаткам стихопрозы о похождениях царя Салтана. Бармен нервничал, топтал трехпалыми лапами траву и изобретал новое развлечение.
Наконец, степь задрожала. Родственники неслись, ломая деревья и вспахивая поле. Ковер разлетался и повисал зелеными шевелящимися ошметками даже на грузовых капсулах — а это метров сорок над уровнем поля. И так весело было до того, как глава семьи приступил к торможению, вкопав себя по брюхо в мать сыру землю, то есть — суху габу…
— Ыхр! — прогудел старший. Сгреб дитятю в охапку щупалец и уже не отпустил. Он возвышался над полем, как древний курган. Вывалы грунта вокруг напоминали раскопки. Шикарно. Я поклонилась бармену. Он кисло улыбнулся и сел, где стоял, сложил «ирокез» в затылочный хохолок и опустил веки. Выдохся.
— Как же это мы? — гремел старший на всеобщем наречии, вроде бы тут именуемом «язь». — Трагедия! Преступление! Горе!
— Претензий к габ-порту нет? — уточнила я.
— Мы обязаны, — очнулся папаша и важно мотнул головой, чуть не снеся колонну грузовых капсул. — Мы летели далеко, стазис нас дезориентировал. Мы не предусмотрели. Верное решение:
— У него одно сердце вроде пострадало, — осторожно сообщила я.
— При активном росте мы их перемещаем ежегодно, — отмахнулся папаша. Еще раз осмотрел нас всех пятью своими добрейшими лазоревыми иллюминаторами по два метра в диаметре. — Благодарю. Приношу извинения за беспокойство. Мы отбываем.
— Спокойного полета, — пискнул павлино-страус.
— Хорошо долететь, — согласилась я.
Они выстроились в колонну и удалились. Милейшие создания. Такие вежливые, а ведь знают все, что я тут шипела вслух и думала про себя, без сомнений… Кто-то дернул меня за рукав.
— Порция «черной звезды» всегда ваша, — просвистел бармен, пританцовывая на лапах. — Никогда! Никогда! Никогда наше маленькое семейное заведение не готовило для древних и славных трипсов. Это честь. Это слава! Это признание! Ваша порция за вами, хоть каждый день востребуйте. Ах, мой брат все снял, все записал, это счастье. Я и трипсы. Я спас дитя!
Крупная автоматика надвигалась издали, широким фронтом вспахивала и заравнивала след семейки. На границе сектора одно за другим разгибались и встряхивались свеженькие деревья. Я побрела прочь, павлино-страус топал рядом и восхищался собою. Он один и спас дитя, даже я не сомневалась, слушая непрестанную болтовню. Хотелось немедленно востребовать коктейль — или что это такое, я же сама назвала напиток коктейлем из-за формы бокала. Младенец трипса, вот вундеркинд заразный, стащил мой шарик. Я лоханулась и не сперла новый у бармена. Осталась с ложкой… Шикарный набор личного имущества. Один предмет, и тот ворованный. Хотя — есть еще тарелка. Тоже ворованная.
Почему именно в этот миг я споткнулась и нашла новую мысль — не знаю. Но так и было. Память нехотя выдала подробности дела о вскрытом сейфе. Я подумала громко — и обрела провожатого из числа типовых автоматов.
— Цель осмотра, — строго осведомился он.
— Я тут первый день на работе, хочу быть в курсе.
— Сыскное подразделение инспекции справится.
— А я кто?
— Атипичник, таков сленг инспекции, — отозвался он. — Габбер, младший специалист по вопросам, не имеющим внятной классификации. А равно по любым иным, какие вы отнесете к своей компетенции и обоснуете это решение.
— Автоматы знают сленг?
— Мой личный интеллект 720 по осредненной шкале, — возмутился провожатый. Не смолчал и добавил: — Ваш, согласно досье, 31.
— Ваша оценка по шкале атипичности, если есть такая?
— Один, — нехотя сообщил автомат. Долго тянул паузу и все же честно выдавил. — Ваша при приеме на службу двадцать семь, это проходной минимум. Сегодня по динамическому пересмотру повышена до тридцати двух. Поздравляю.
Сейф хранился в секторе семь, на уровне, закрытом для всех, кто не сотрудник габа. В официальном счете уровней этот — девятка — даже не упоминался. На вид сейф выглядел сферой, лохматой от множества щетинок-усов. Как мне пояснили, каждый ус был взрывоопасен, активировался от прикосновения и еще ряда дистанционных воздействий. Сейф вскрыли, не потревожив ни единого усика. Подобное невозможно. Империя уже заявила, что сейф был пуст, а это вдвойне удивительно. Я попросила показать записи с камер наблюдения. Меня поняли и загрузили голову чем-то чудовищно объемным и муторным. Знала бы, что не с экрана смотреть — плюнула бы на любопытство. С какой стати мне подозревать Тэя? Только за его идеальное алиби в моем лице. И за его ложь. И за прогулку к моему пепелацу: зуб даю, хотел стырить. Глазки как горели! И до чего он опешил, когда «Стрела» оказалась хламом.