О годах в дипломатии с долей сарказма
Шрифт:
Но вернемся к первому изданию.
Мат и диамат – оружие дипомата
Так получилось, что свой первый дипломатический опыт я приобрел еще до окончания МГИМО, попав после четвертого курса на практику в Посольство СССР в Польше. В Варшаве я оказался совершенно случайно, ибо поначалу был распределен на практику в Советский комитет защиты мира. Это меня серьезно расстроило, особенно после того, как по пути на Красную площадь в рядах колонны первомайской демонстрации друзья, указав на одноэтажное строение сарайного типа, сказали:
– Это и есть
Однако вскоре, абсолютно неожиданно, я был вызван к заведующему практикой института по фамилии Гончаров (как водится, из «бывших»), который объявил:
– Имеется предложение направить Вас на практику в Посольство СССР в Польше.
Эта новость меня серьезно озадачила, поскольку первым у меня был английский, а вторым – немецкий.
– А с каким языком? – робко спросил я.
Взглянув на меня поверх тонкой золотой оправы очков, завпрактикой со всей серьезностью в голосе заявил:
– С русским матерным. Поедешь?
Ничего не оставалось, как дать согласие, тем более что этим предметом я владел неплохо.
Незнание польского языка, как и можно, было ожидать, негативно проявилось сразу же по прибытию в Варшаву, где я более часа простоял на платформе вокзала «Варшава – Гданьска», ожидая встречающего из Посольства. Не дождавшись, я направился к зданию вокзала и обратился к сидящей в окошке с надписью «Informacja» девушке со своей проблемой, естественно, на русском. Сурово окинув меня взором, она сказала с сильным акцентом:
– Так не можно работать (с ударением на последний слог).
Как выяснилось, представитель Посольства приезжал, но не найдя меня (непонятно, как), дал объявление по радио и не дождавшись, уехал. Полька в окошке, отчитав меня, все же позвонила в Посольство и за мной прислали машину с водителем-поляком, который и отвез меня в посольский жилдом на улице Литевской.
В ходе практики я усиленно занимался изучением польского языка с преподавателем – пани Ренатой, а также методом хождения в народ (посещение мест общепита). Это принесло заметные результаты и определило мою дальнейшую профессиональную деятельность.
Пагуошское движение и малахитовая шкатулка
В то же время пригодилось на практике мое знание английского языка, с чем и был связан мой первый дипломатический опыт высокого уровня. Пришлось, в частности, переводить беседу Посла СССР в ПНР А.Б. Аристова с американским миллионером и общественным деятелем, основателем Пагуошского движения сторонников мира Сайрусом Итоном.
Беседа состоялась на квартире Посла в здании Посольства и продолжалась более двух часов. С. Итона сопровождала его супруга – инвалид в кресле-каталке, весьма симпатичная, милая женщина. Перевод не составил особого труда (английская кафедра МГИМО!). Лишь в конце беседы, когда Посол преподнес супруге С. Итона парфюмерный набор «Малахитовая шкатулка», я запнулся, не зная, как по-английски малахит. Набравшись решимости, я обозвал подарок «Мэлэкайт бокс» и, вроде бы, не очень переврал.
В целом, с поставленной мне первой ответственной задачей я успешно справился. Это подтвердил и сопровождавший Итона его помощник. Прощаясь, он похлопал меня по плечу и озвучил свою оценку:
– You are a nice guy, in translating also.
Член политбюро
Участие
Не знаю, чем я ему так показался (как у Катаева в «Сыне полка»), но это была поистине отеческая забота. Заходя в Посольство и окидывая взглядом выстроившийся дипсостав, он подходил ко мне и, обняв за плечи, спрашивал:
– Ну что, Володя, тебя никто не обижает?
То же самое он спросил, встретив меня на 15 этаже МИДа (кадры), когда решалась судьба моего назначения на работу в Министерство. После этого зашел в нужный кабинет и вопрос был решен положительно.
Помнится еще одна его коронная фраза, часто обращаемая к старшему дипсоставу на оперативках:
– Советнички, советнички. Дорого мне обходятся ваши советы.
После Польши он был направлен Послом в Австрию, где, к сожалению, умер (скоропостижно скончался) в 1973 году сразу же после визита в Вену тогдашнего Председателя Совета министров СССР А.Н. Косыгина. Можно лишь догадываться, что стало причиной неожиданной смерти после встречи бывшего и настоящего партийно-государственных деятелей СССР.
Присутствуя на Новодевичьем кладбище по случаю открытия памятника на его могиле, мысленно поблагодарил его за все, что он сделал для меня.
Сын полка Полански
В свете вышеупомянутого Катаевского «Сына полка» не могу не воспроизвести историю, рассказанную мне коллегой по работе в Посольстве Борисом Родимовым. В середине семидесятых он присутствовал на творческом вечере в Варшаве уже ставшего светилом мировой кинематографии Романа Поланского. Повествуя о начале своего творческого пути, Полански упомянул о том, как исполнял заглавную роль в постановке повести Валентина Катаева «Сын полка» в Варшавском театре юного зрителя в 1948 году. Эти воспоминания присутствовавшая публика встретила дружным хохотом, если не сказать ржанием. Актер замолк, с недоумением глядя в зал. Он, судя по всему, не мог понять, что вызвало столь неожиданную для него реакцию. Проживший длительное время на Западе и имеющий еврейские корни, Полански видимо не знал, что русофобия в различных ее проявлениях – признак хорошего тона на его исторической полуродине.
Знакомство с культурой
План прохождения практики включал, в том числе, ознакомление с культурой жизнью страны пребывания. Что тогда давали в «Большом» («Театр вельки»), не помню, видимо что-то из Монюшки. Зато прочно запало в память посещение Государственного еврейского театра имени Каминьской. Постановка спектакля «Тевье молочник» Шолома Алейхема совпала с двумя знаменательными событиями – открытием нового здания театра и пятидесятилетием творчества его художественного руководителя Хевеля Бузгана. Поскольку Х. Бузган был гражданином СССР, постоянно проживающим в Польше, а у нас в приглашениях значилось «Ambasada ZSRR» (Посольство СССР), меня и атташе Посольства Юрия Седякина быстро разместили в первом ряду, согнав с насиженных мест двух пожилых евреев.