О квадратно-круглом лесе, Микке-мяу и других
Шрифт:
В небе над ними проплывало еще одно барашковое облако. Косматое и растрепанное, да еще как растрепанное!
— Вот это работа Ватикоти.
— Зачем ты ей разрешаешь курчавить облака? Она все дело портит! — почтительно сказал медведь Медард.
— Да нет! Это облако, по-моему, самое красивое, — улыбнулся кот Микка-Мяу, — хоть и растрепанное.
И они с Ватикоти заговорщически рассмеялись.
Потом все вместе обедали. В мире и согласии. На зубах у кабана Вольдемара
— Опять ты вместо улитки камень съел, — хихикнул младший ефрейтор гепард Геза.
— Ха-ха, — ухмыльнулся Вольдемар, — я ем твою медаль!
Лечитесь у доктора Зирр-Зурра!
Услышав рев заслуженного артиста цирка льва Зигфрида Брукнера, кошка Ватикоти заметила:
— Это он нас так пугает.
Но когда рев повторился, у нее возникло смутное подозрение:
— Может быть, он есть хочет?
— Не думаю, — отрицательно покачал головой голубой чудо-жеребец Серафим. — Он вчера получил пенсию и купил себе сорок килограммов колбасы.
— Все ясно, объелся, — сказал неудержимо мыслящий Аромо. — Вот и ревет — всего, наверное, расперло!
В это мгновение до них снова донесся жалобный рев Зигфрида Брукнера:
— Оуй-ай-уой! — И рев этот был горек.
— Надо все-таки сходить посмотреть, — тихо произнес ходящий кедр Зоард Высокий.
— Да, — кивнул кот Микка-Мяу, — пойдемте посмотрим.
Все встали и пошли. Впереди шагали Микка-Мяу и Ватикоти с маленькой зеленой феей Маминти. За ними — конь Серафим, Зоард Высокий и Аромо, а позади всех — самый добрый великан в мире Лайош Урод и медведь Бум-Бу-Бум.
Лев Зигфрид Брукнер сидел под дубом, рядом с ним валялись длинные тонкие батоны колбасы — все сорок килограммов, он к ним даже не притронулся.
— Ты, наверное, хочешь нас угостить? — спросила кошка Ватикоти.
— Берите, — отвечал замогильным голосом лев Зигфрид Брукнер. — Ешьте, уплетайте, все съедайте… Какое вам дело до того, что я берег ее для своих поминок!
— Для чего? — переспросил кот Микка-Мяу.
— Для поминок, — сказал еще более замогильным голосом Зигфрид Брукнер. — Умираю я. — На глазах его выступили крупные слезы. — Погибает самый красивый в мире лев. — Он уже плакал. — Погибает самое милое в мире существо. Изумительный Зигфрид и изумительный Брукнер. Изумительный я.
— Ты совсем из ума выжил!
— Оуй-ай-уой! — застонал Зигфрид Брукнер.
— Прикидывается, — буркнул заяц Аромо, — здоров как бык.
— Ты разве не видишь, что он даже не притронулся к колбасе? — укоризненно заметил конь Серафим.
— И оделся по-праздничному, — растроганно прошептал самый добрый великан в мире Лайош Урод.
— Почему по-праздничному? — спросил кот Микка-Мяу. — Насколько я знаю, кроме этих клетчатых брюк, у него ничего нет.
Медведь Бум-Бу-Бум поднял лапу и показал на Зигфрида Брукнера.
— Бум-бу-бум, бум-бу-бум, — сказал он взволнованно.
— Ага! Вот оно что! Зигфрид надел красные подтяжки.
Дело в том, что подтяжек у широкогрудого льва было две пары. Серые и красные. В особо торжественные дни он надевал красные.
— Ну ладно, подожди, не стони, расскажи нам наконец, что с тобой случилось! — повернулся к нему Микка-Мяу.
— Зуб, — прошептал лев Зигфрид Брукнер, — зуб!
У всех по спинам побежали холодные мурашки. Так вот оно что, зуб!
— Сильно болит? — участливо спросил неудержимо мыслящий Аромо.
Зигфрид Брукнер отрицательно покачал головой.
— Нет, совсем не болит… Пока, — добавил лев многозначительно. — Пока еще не болит. Но скоро… через день, через два… ай-уой-оуй… я умру. Смотрите!
Он широко раскрыл пасть, и все увидели — бр-р-р! ой-ой-ой! — темное пятнышко на правом верхнем клыке!
— Да, несомненно, там есть дырочка, — произнес, содрогаясь, Микка-Мяу.
— Дыра, — кивнула кошка Ватикоти.
— Дырка, — сказал конь Серафим.
— Дырочка, — согласился великан Лайош Урод.
— Дыронька, — добавил ходящий кедр Зоард Высокий.
— Дырка-фырка, — печально вздохнула маленькая зеленая фея Маминти.
И тут Зигфрид Брукнер издал страшный рев:
— Еще одно слово — и я всех затопчу, разорву, изничтожу… — Голос льва вдруг сорвался. — И загры… заг… за… загрызу, — всхлипнул он, — только вот чем… Разве этим… смотрите…
— Бум, — произнес Бум-Бу-Бум, — бу-бум.
Зигфрид Брукнер вскочил да как схватит медведя!
— И ты туда же… и ты тоже издеваешься! Ты хотел сказать «дыра»? А? Или дырка? Дырочка? Дыронька? А?! Или дырка-фырка? Что?!
— Бу-бум, бум-бу-бум, — испуганно замотал головой медведь.
Очевидно, он объяснял, что вовсе не хотел сказать ничего такого. Совсем наоборот!
— Вот я и говорю! — отпустил его лев Зигфрид Брукнер и тут же заплакал. — О, как мне его жалко, о, как мне за него больно, о, как грустно!