О любви еще раз
Шрифт:
Он сидел за столом, на котором были развёрнуты схемы возводимых сооружений, в окружении инженеров-наладчиков и начальников участков, головы которых как по команде повернулись в сторону вошедшего молодого человека.
– Работа на высоте не терпит расхлябанности! – недовольно продолжил начальник, буравя молодого бригадира монтажников холодным взглядом серо-стальных глаз.
Парень, хорошо знавший, как и все старожилы на стройке, что если главный инженер обращается к кому-то по имени и отчеству, то есть официально, то это не предвещает ничего хорошего.
– Но вы ведь сами просили поторопиться… – попытался оправдываться Копейкин.
– Поторопиться, да! – Щёки начальника
Парень молчал, понимая, что говорить что-либо в своё оправдание бесполезно – начальник прав на все сто, и, опустив глаза, покорно изучал чёрные отметины на фанерном полу, оставленные сапогами прорабов на многочисленных утренних планёрках под руководством главного инженера.
– Своё бригадирство передадите Якименко, – после некоторой паузы отдал распоряжение Руднев уже другим, более спокойным тоном, немного успокаиваясь. – Исправите своё поведение, тогда посмотрим! А пока поработаете рядовым монтажником!
– Ну, что там? – с тревогой спросили своего бригадира монтажники, когда тот вышел из кабинета начальника в коридор.
Они, конечно, не могли не слышать, что беседа их бригадира с главным инженером строительства проходила на повышенных тонах. Но о чём конкретно шёл разговор, они никак не могли разобрать. Слишком уж шумно было в коридоре от бесконечного хождения рабочих взад и вперёд и беспрерывно хлопавшей входной двери!
– Да, в общем, ничего особенного, – ответил Копейкин, стараясь держать себя в руках и демонстрируя своим бывшим уже подчинённым полное безразличие к своей отставке, – просто отстранил меня от руководства бригадой, только и всего! Теперь ваш начальник Якименко.
– Вот это да! А ты как же?
– А я уеду отсюда к чёртовой бабушке! – всё же не выдержал молодой человек, и в его голосе послышалась глухая обида.
***
– Успокойтесь, дорогой мой Юрий Петрович! Просто вашему питомцу стало значительно лучше, и мы перевели его с матерью в обычную двухместную палату, – улыбнулся главный врач взъерошенному капитану, влетевшему в его кабинет будто вихрь, и предложил: – Спиртику не хотите ли? Вам нужно успокоиться!
– Да, вообще, было бы неплохо! – признался капитан, вытирая пот со лба и грузно опускаясь в кресло. – Что-то я устал и совсем забегался…
– Да уж! – с хитринкой взглянул на него старый доктор. – Под глазами синяки!
Он давно уж заметил чрезмерно повышенный интерес офицера к судьбе обычного осуждённого и его привлекательной «матери». Но корректно молчал об этом.
Медик деловито достал из стеклянного медицинского шкафа склянку средней величины, более напоминавшую бутылочку с физраствором, только без деления на граммы, и два нестандартных шкалика и, мельком взглянув на капитана, с гордостью сообщил:
– Чистый!
Начальник колонии даже не повёл бровью.
– В смысле как наливать-то? С водой разбавлять или… – не понял доктор.
– Или… – негромко поддержал предложенный лексикон офицер и пояснил: – Мы на фронте спирт по-другому не пили.
– Ну а я, если позволите, всё-таки себе водички плесну! – посерьёзнел пожилой человек, с уважением взглянув на своего давнего знакомого. – Честно говоря, я и не предполагал, что вы фронтовик, Юрий Петрович! – признался главврач.
– Думали, что я всю
– Но почему ж вы тогда награды не носите? – кивнул на милицейский китель без наград пожилой доктор. – Думаю, у вас – боевого офицера – они наверняка есть!
– Есть, конечно. Только на милицейскую форму не надеваю. А на фронте… – задумчиво протянул Юрий Петрович и замолчал на время, собираясь с мыслями и вспоминая о чём-то. – Не всё было гладко в моей фронтовой биографии, – наконец признался начальник лагеря. – Лишали меня моих наград, да и самого офицерского звания. Войну начинал старшим лейтенантом, а вскоре попал в штрафбат простым солдатом. Искупать вину кровью отправили, так сказать. Первый раз нашу штрафную роту, набранную из таких же бедолаг, как и я, бросили в прорыв под Нарвой. Тогда из роты, которой командовал бывший комдив, осталось в живых человек десять-двенадцать. А меня легко ранило. После госпиталя восстановили в воинском звании и назначили командиром одного из штрафных батальонов Второго Прибалтийского фронта и в феврале сорок четвёртого бросили в атаку на укрепрайон под Псковом. После тех боёв, где я не получил и царапины, батальон полёг почти полностью и был расформирован. А меня исключили из штрафников. После уже вернули всё и даже вторым орденом Красной Звезды наградили.
– За что же вас в штрафники-то отправили?
– Это долгая песня, мой дорогой доктор, – грустно улыбнулся капитан и предложил, поднимая свой шкалик: – Ну, вздрогнули!
Мужчины со звоном чокнулись и выпили.
Иван Самуилович (так величали главного врача клиники) осушил содержимое своего стаканчика и, молча поднявшись, прошёл в смежную со своим кабинетом комнату. Через минуту он вернулся оттуда, неся в своих руках пухлый типографский конверт светло-коричневого цвета, который положил на стол перед капитаном.
– А вот тут мой фронтовой путь, – негромко обронил он. – Я в наступления не ходил, конечно, но оперировать вашего брата приходилось сотнями. А ещё от немцев отбиваться, если они к нашим позициям прорывались. Так что уж я, пожалуй, больше спец по обороне! – улыбнулся доктор.
Юрий Петрович с удивлением поглядел на конверт, а потом на своего собеседника:
– Вы были на фронте?!
– Да, главным хирургом полевого госпиталя. Я ведь начальником хирургического отделения был ещё до войны. Правда, не здесь, а в Одессе. Там и родные оставались. В январе сорок второго получил назначение в стрелковый полк, ставший при освобождения Смоленска гвардейским. С ним вот добрался сюда: полк принимал участие в сражении на Курской дуге. Но после тяжёлой контузии, от которой я чуть было не… ну, в общем, это не важно! Одним словом тут после и осел. Уже насовсем…
– А где ваши родные теперь? – поинтересовался капитан.
– Все погибли, – глухо отозвался доктор.
Капитан, как во сне, открыл конверт. Оттуда посыпались фотографии: медсёстры в белых халатах, врачи проводят операцию в полевых условиях и их лица напряжены.
На следующем фотоснимке бравый гвардеец – майор медицинской службы с орденом Отечественной войны и двумя медалями «За отвагу» на груди в окружении медперсонала. Иван Самуилович в гимнастёрке с расстёгнутым воротом позирует на фоне палаток и верёвочных растяжек. Его лицо, сильно похудевшее и осунувшееся, глядит прямо в объектив. Офицер устало улыбается какому-то неведомому фотографу.